Джеймс Кейн
Растратчик



Джеймс Кейн
Растратчик

Глава 1

Я хорошо помню тот вечер, когда мы познакомились. Она явилась ко мне домой. Перед приходом она позвонила и попросила о встрече. Я понятия не имел, зачем ей понадобился, но полагал, что это как-то связано с работой нашего банка. На тот момент я временно исполнял обязанности кассира в небольшом отделении банка на Анита-авеню, самом маленьком из тех, которые у нас имелись в Глендейле, а возможно, и самом маленьком из всех наших отделений вообще. В головном отделении, находившемся в Лос-Анджелесе, я занимал пост вице-президента, тем не менее с инспекцией в Глендейл послали именно меня. Не для того, чтобы выявить недостатки, наоборот, мне следовало разобраться, в чем причина необычных успехов. Соотношение частных вкладов и коммерческих депозитных счетов там вдвое превышало то, что у нас имелось в других отделениях. И «старик» решил послать кого-нибудь, чтобы выяснить, в чем фокус. Что там изобрели такого, о чем не ведает остальной банковский мир.
Я понял, что к чему, довольно быстро. Виновником оказался ее муж – некто по имени Брент. Он занимал должность управляющего и отвечал за работу с частными вкладчиками. Этот тип возомнил себя Белым Пастырем среди аборигенов, простых рабочих, которые имели счета в отделении. Он возился с ними точно с малыми детьми, уговаривал делать взносы, пока половина из них не выкупила свои дома, не оставалось никого, кто не имел бы в банке приличного счета. Все это было банку на руку, не говоря уже о самих рабочих, и все же у меня не вызывали симпатии ни Брент, ни его рвение. Я предложил ему вместе перекусить во время перерыва на ланч, но он сослался на занятость, и мне пришлось дожидаться конца рабочего дня, чтобы побеседовать с ним. Мы зашли в лавку напротив, и, пока Брент пил молоко, я попытался выяснить, как ему удается регулярно выуживать взносы из частных вкладчиков, и не считает ли он, что какие-либо из его методов могут быть использованы в других отделениях банка.
Мы долго не могли найти общий язык. Брент вообразил, будто в действительности я копаю под него, и битых полчаса я потратил на то, чтобы рассеять его подозрения. Малый оказался редким занудой – разговаривать с ним было одно мучение. Ну а физиономия торговца псалмами лучше всяких слов объясняла, почему работа для него стала служением тем, кто доверил ему свои деньги. Думаю, Бренту было около тридцати, но выглядел он старше. Он был высокий, худой, с наметившейся залысиной и страдал одышкой. Лицо у него имело землистый цвет, какой не увидишь у здоровых людей. Допив молоко с парой крекеров, Брент достал из кармана конверт, извлек из него маленький пакетик, растворил его содержимое в стакане воды и выпил.
Но, даже развеяв его подозрения, я мало чего добился. Он разглагольствовал о том, что работа с частными вкладчиками требует индивидуального подхода, что служащий в окошке должен заставить вкладчика поверить в его, служащего, кровную заинтересованность ростом доходов клиента, и прочее в том же духе. А когда он изрек, что нельзя заставить вкладчика поверить, пока не поверишь сам, его глаза озарились, как у святого праведника. Возможно, на словах его рассуждения выглядели убедительно, но на деле яйца выеденного не стоили. Никогда большая корпорация не станет носиться с каждым клиентом как с писаной торбой по одной простой причине: вкладчик в любой момент может куда-нибудь уехать. А когда он уезжает, то закрывает счет и забирает деньги. Но меня раздражала болтовня Брента не только поэтому. В самом этом типе было что-то неприятное, хотя, что именно, я не знал. Впрочем, не так уж это было и важно.
В общем, когда пару недель спустя мне позвонила его жена и попросила о встрече, не могу сказать, чтобы я очень обрадовался. Во-первых, мне показалось странным, что она хочет встретиться со мной не в банке, а у меня дома, ну и, во-вторых, не так приходят добрые вести. Но была еще и третья причина: если она задержится, я мог опоздать на матч «Легиона», а это не входило в мои планы на вечер. Однако веского повода, чтобы отказать ей, у меня не было, и я согласился ее принять. Сэм, мой слуга-филиппинец, уже ушел, поэтому я сам приготовил поднос с бокалами, – я подумал, что если она такая же праведница, как и ее муж, то, увидев бокалы, не захочет задерживаться дольше необходимого.
Однако поднос с бокалами не произвел на нее никакого впечатления. Она выглядела значительно моложе мужа. На вид ей было около двадцати пяти. Глаза – голубые, волосы – каштановые, и точеная фигура, от которой трудно было оторвать взгляд. Роста она была среднего, но так сложена, что казалась миниатюрной. Не знаю, было ли ее лицо действительно привлекательным, может, и нет, но в том, как она смотрела на вас, было что-то не позволяющее сомневаться в этом. Зубы у нее были крупные и белые, а губы слишком пухлые. Они придавали ей немного надутое выражение. Лицо казалось непроницаемым, но одна бровь во время разговора слегка приподнималась, и это работало лучше, чем обычное дамское кокетство.
Все это я отметил в ней, потому что ожидал увидеть меньше всего. Я принял от нее пальто и провел в гостиную. Она села у камина, достала сигарету, постучала кончиком сигареты по ногтю и начала осматриваться. Когда ее взгляд упал на поднос с бокалами, она раскуривала сигарету. Кольца дыма вились возле глаз.
Она кивнула:
– Не откажусь.
Я рассмеялся и налил ей. Этим было сказано все. Целый час болтовни не сблизил бы нас больше. Она задала несколько вопросов. Главным образом ее интересовало, не тот ли я Дейв Беннет, который играл полузащитником за футбольную команду университета, и, когда я ответил, что тот самый, она спросила, сколько мне лет. Она была на год младше меня. По ее словам, ей было тридцать два года. Мне – тридцать три. Правда, потом она рассказала, как в двенадцать лет видела игру, где я, перехватив мяч, рванул к воротам, а это возвращало ей те двадцать пять, о которых я подумал вначале. Она пригубила бокал. Я подложил в огонь полено. Я больше не торопился на матч.
Она осушила бокал, поставила его и отрицательно покачала головой, когда я попытался налить ей еще.
– Теперь о деле.
– Довольно унылое начало.
– Боюсь, у меня дурная новость.
– Какая?
– Чарльз болен.
– У него не очень цветущий вид.
– Ему нужна операция.
– Что с ним? Если, конечно, об этом можно...
– Можно, но интересного мало. У Чарльза язва двенадцатиперстной кишки. Он довел себя, вернее, свой желудок, изматывающим режимом. Он отказывался от перерывов на обед и от всего, что полагается в таких случаях. И вот к чему это привело. Положение серьезное. Если бы он хоть немного следил за своим здоровьем. Это же совсем не трудно. Но он запустил болезнь, и теперь, если ничего не предпринять... в общем, все может очень плохо кончиться. Я знаю, о чем говорю. Сегодня я получила результаты обследования, которое Чарльз прошел. Там сказано, что, если ему срочно не сделать операцию, велика вероятность, что он умрет в течение месяца. У него вот-вот произойдет прободение.
– И в чем проблема?
– Не все так просто.
– Сколько?
– Нет, что вы, дело не в деньгах. С этим все в порядке. У мужа есть страховка, из тех, в которых предусмотрено все. Это же Чарльз.
– Тогда не совсем понимаю вас.
– Я никак не могу убедить мужа лечь на операцию. Наверное, это проще было бы сделать, если бы я показала ему то, что получила от врачей. Но я не хочу пугать его больше, чем следует. Понимаете, Чарльз так увлечен своей работой, так фанатично предан ей, что наверняка откажется оставить ее даже на день. Он уверен, что все его клиенты, эти рабочие, у которых имеются счета в банке, и шагу не ступят без него, если он не будет возиться с ними точно с малыми детьми, заставлять выплачивать за дома и все такое. Я знаю, со стороны ситуация может показаться смешной. Но для меня это слишком серьезно. Чарльз не оставит работу.
– Вы хотите, чтобы я поговорил с ним?
– Да, но это не все. Думаю, если бы Чарльз знал, что его работа будет вестись так, как он считает нужным, а место останется за ним, когда он выпишется из больницы, его легче будет уговорить. Именно за этим я и пришла. Может, вы позволите мне подменить Чарльза в его отсутствие?
– Вообще-то... Это довольно сложная работа.
– Нет, что вы. Во всяком случае, не для меня. Видите ли, я не только в курсе всех дел мужа. Я знаю его клиентов и то, как он вытягивает из них взносы. К тому же раньше я работала в банке. Там мы и познакомились. Я действительно справлюсь. Но конечно, если вы ничего не имеете против такой семейственности на службе.
Я обдумывал ее предложение какое-то время или пытался это сделать. Я искал доводы против и не находил ни одного. Наоборот, мне было выгодно, чтобы она подменила Брента, если ему и впрямь нужно ложиться в больницу. Ведь тогда мне не придется в его отсутствие ломать голову, кем из оставшихся троих служащих отделения его подменить. К тому же это не вызовет ненужных надежд на повышение, а оно наверняка не продлится долго. Но, сказать по правде, был и другой довод: я мог бы видеться с ней следующие несколько недель. А что в этом плохого? Мне с самого начала понравилась эта женщина. Я находил ее весьма привлекательной.
– Ну что ж, полагаю, возражений не будет.
– Вы хотите сказать, я получу это место?
– Да, конечно.
– Фу, гора с плеч. Ненавижу просить работу.
– А как насчет того, чтобы выпить?
– Нет, спасибо. А впрочем, если чуть-чуть.
Я наполнил ее бокал. Мы поговорили о ее муже: я упомянул, что он своей работой обратил на себя внимание в головном отделении, и это явно ей понравилось. Но затем я внезапно переключил разговор на нее.
– Расскажите лучше о себе.
– Мне кажется, я уже все рассказала.
– Да, но мне хотелось бы знать больше.
– К сожалению, рассказывать мне нечего. Ничего особенного я собой не представляю. Дайте подумать. Родилась в Принстоне, штат Нью-Йорк. Родители долго не могли договориться, как меня назвать. Наконец, когда они обнаружили, что мои волосы становятся рыжими, они назвали меня Шейлой, потому что это звучит по-ирландски. Потом, когда мне было десять лет, семья переехала в Калифорнию. Отец получил назначение на кафедру истории в Лос-Анджелесский университет.
– А кто ваш отец?
– Генри Уильям Роллинсон.
– Я слышал о нем.
– Доктор Роллинсон – для вас, а для меня – просто Хэнк. Что еще?.. Школа. Я была первой ученицей в выпускном классе и просто обязана была поступать в колледж, но вместо этого пошла работать. Устроилась в отделение банка на Анита-авеню. Откликнулась на объявление в газете. Соврала, будто мне восемнадцать, хотя мне было только шестнадцать. Проработала три года. Каждый год получала прибавку к жалованью в доллар. Потом Чарльз стал ухаживать за мной и я вышла за него замуж.
– Пожалуйста, расскажите поподробнее.
– Такое ведь случается, разве нет?
– Простите, меня это, конечно, не касается. Ладно, не важно.
– Вы считаете, мы разные?
– Немного.
– Это было так давно. Я говорила, мне было девятнадцать. В этом возрасте многое видится в розовых тонах. В юности все влюбчивы.
– И вы по-прежнему?..
Эти слова вырвались непроизвольно, голос у меня дрогнул. Она осушила бокал и поднялась.
– Так, что же еще интересного в моей маленькой биографии? У меня двое детей – две девочки. Одной пять, другой три годика, и обе прелестны... Еще я пою в женском хоре «Эвридика», у меня контральто... Вот, пожалуй, и все. А теперь мне пора.
– Где вы припарковали свою машину?
– Я приехала на автобусе.
– Тогда, может, я отвезу вас домой?
– Буду признательна, если вас это не затруднит. Кстати, Чарльз убьет меня, если узнает, что я была у вас. Я имею в виду, что хлопотала за него. Я сказала, что пошла в кино. Вы уж завтра, пожалуйста, не выдавайте меня.
– Это останется между нами.
– Может, я не должна об этом говорить, но он со странностями.
Мой дом – на Фрэнклин-авеню в Голливуде, а ее – на Маунти-Драйв в Глендейле. Это всего в двадцати минутах езды, но когда мы были возле ее дома, я проехал не останавливаясь.
– Знаете, я подумал, что возвращаться домой вам рано, фильм еще не кончился.
– Пожалуй.
Мы направились дальше. Пока дорога поднималась вверх по холмам, мы оживленно болтали, но на обратном пути оба чувствовали неловкость и почти не разговаривали. Когда я въехал в Глендейл, из кинотеатра «Александер» выходили зрители. Я высадил ее на углу, неподалеку от дома. Она пожала мне руку:
– Большое спасибо.
– Просто подкиньте ему идею, и дело будет в шляпе.
– Я ужасно виновата, но... Я чудесно провела время.

Глава 2

Шейла уговорила меня, однако куда труднее оказалось уговорить Брента. Он бушевал и наотрез отказывался от операции или от какого-либо лечения, кроме обычного приема лекарств. Шейла звонила мне три или четыре раза, чтобы рассказать об этом, и с каждым разом наши разговоры продолжались все дольше и дольше. Наконец, когда у Брента случился приступ – он упал возле окна – и мне пришлось вызвать «скорую», у него уже не оставалось выбора. Его отвезли в больницу, и на следующий день Шейла явилась в банк, чтобы приступить к работе. И все пошло так, как она говорила. Она прекрасно справлялась с обязанностями, и вкладчики так же исправно приносили свои деньги, как и раньше.
В первый же вечер пребывания Брента в больнице я навестил его, захватив с собой корзинку фруктов, – скорее как знак внимания со стороны банка, нежели от себя лично. Шейла была у мужа, и, конечно, после того, как мы вышли из палаты, я предложил подвезти ее домой. Она не спешила: дома с детьми осталась горничная. И мы решили просто покататься. На следующий вечер я отвез Шейлу в больницу, а когда она освободилась, мы снова отправились на прогулку. Наконец Бренту сделали рентген и прооперировали. Все прошло хорошо. К тому времени наши поездки стали привычными. Я нашел неподалеку от больницы киношку, где крутили киножурналы, и, пока Шейла навещала Брента, сидел там и смотрел спортивные новости. Ну а после мы снова отправлялись кататься.
Я не пытался за ней ухаживать, а она не старалась уверить меня, будто я не такой, как остальные, кого она встречала прежде.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12