И в справочной, разумеется, восседает глуповатая и потому безнадежно молодящаяся фальшивая блондинка с безвкусно подведенными глазами, которая тут же примется с ним кокетничать, а дороги к «Эспадону» объяснить толком не сумеет.
Скорей всего, такого не было. Но – казалось, и это останавливало его.
Обогнув здание, он побрел на привокзальную площадь. Городского транспорта Иван не любил в принципе и все-таки направился к стоянке таксомоторов. Рассчитывать на то, что форейторы подскажут дорогу, конечно, не стоило. Довезут – это да. Довезут со всем удовольствием и с ветерком. Зато махнуть рукой, хотя бы обозначив направление, даже не подумают. Оскорбятся еще, глядишь. Но… мало ли, авось да посчастливится каким-нибудь образом.
Видимо, несмотря на воскресный экспресс, наплыва приезжих сегодня не ожидалось. Из полудюжины расчерченных белыми полосами стояночных участков занято было всего два. На них стояли небольшие кремовые кабриолеты с вынесенным далеко вперед насестом водителя, тесным салоном (вытертые диваны один против другого) и тонкими колесами, сверкающими множеством спиц. Оба экипажа пофыркивали на холостых оборотах. Усачи форейторы в традиционных регланах из желтой кожи и желто-черных клетчатых шарфах (вот кому жарко-то, пожалел их Иван) лениво переговаривались. Завидев потенциального клиента, оба приосанились, бросили папиросы и начали натягивать краги.
А ведь, пожалуй, придется ехать, подумал Иван с тоской.
К автомобилям он испытывал искреннее, величайшее, почти мистическое недоверие. Стоило ему представить себя в салоне такого экипажа, как в животе холодело, колени слабели, к горлу подкатывал комок. Всякий раз перед угрозой поездки на автомобиле он со стыдом признавался сам себе, что вполне созрел для того, чтобы позорным образом грохнуться в обморок. Словно какая-нибудь хлипкая курсистка при виде попавшего под лошадь щенка. Да чего скрывать! Автомобили или, к примеру, моторные катера, имеющие двигатель в непосредственной близости от пассажиров, его попросту пугали! Его, здоровенного, тертого мужика, навидавшегося в жизни, казалось бы, всякого. Он не мог заставить себя поверить в то, что теплород, беснующийся в расширительных камерах автомобилей, эта якобы прирученная и обузданная ипостась божественного первоэлемента древних, обуздана в действительности. Он не мог поверить, что безмозглые автоматы, управляющие впускными и выпускными клапанами, способны справиться с капризами столь тонкого устройства, как двигатель многошагового расширения. Да просто, наконец, он видывал, во что превращается такое авто, а главное – его пассажиры, когда расширение теплорода происходит не предусмотренными «многими шагами», а одномоментно и бесконтрольно.
Ему повезло. Подле стоянки промышлял мелкими услугами «подай да принеси» шустрый паренек лет четырнадцати. Он живо сообразил, что пижонски разряженный обломок, пахнущий дорогой (того и гляди, контрабандной) кельнской водой, кофеем и чуточку спиртным, не желает катить на таксомоторе, а желает прогуляться пешком, и с готовностью вызвался в провожатые.
Иван тайком перевел дух. Похоже, что изменчивая эвисса Фортуна была к нему сегодня благосклонна.
Форейторы, оставшиеся не у дел со своими дьявольскими экипажами, сердито смотрели вслед обломку и мальчишке, но тем было на них начхать. Иван к неудовольствию окружающих давно привык, пареньку же был обещан за труды целый двойной карт. И не какой-нибудь мятой бумажкой, а настоящей серебряной монетой. После чего пройдоха готов был тащить Ивана до любого уголка в Арине хоть на себе… воображая возчиков вместе с их транспортными средствами и неудовольствием в известном всякому месте.

От родного Ивану приморского Гелиополиса, имеющего двухтысячелетнюю историю, этот трехсотлетний городок отличался разительно. Особенно хорошо это заметно было в архитектуре. Принцип, которого придерживались здешние градостроители, казался Ивану непривычным, а подчас и странноватым. Место обычных для Гелиополиса каменных заборов высотой по плечо занимали в Арине живые изгороди не выше пояса. А место высоких домов, отделанных мрамором, украшенных барельефами, кариатидами и колоннами, – увитые виноградом, приземистые строения. В лучшем случае двухэтажные. Их плоские крыши оккупировали полосатые шезлонги, висячие цветники и разборные беседки.
Большинство улиц были столь узкими, что встреться там на беду два привокзальных таксомотора, одному из них пришлось бы карабкаться на стену или изгородь. А иначе не разъехаться. Многочисленные цветочные клумбы не тянулись вдоль тротуаров строгими грядками, а были сложены из дикого камня в виде горок. Подчас довольно сложной формы, с обязательным ручейком, премило стекающим по склону. Все, все не то. Даже лампионы на низких столбиках – рукой дотянешься до макушки – не гроздьями по три-пять, а одиночными шарами. И не бело-матовые, а прозрачные, розоватого оттенка. Здесь почти полностью отсутствовали скульптуры, изображающие богов и героев. Зато бронзовых бюстов видных горожан наблюдался очевидный избыток. И все они были почему-то на одно лицо – бородатые и значительные, с глазами, прозревающими недоступное для простых смертных далёко. И все были великолепно надраены. А может, и вовсе позолочены. От них стаями прыскали солнечные зайчики.
И общая атмосфера, конечно. Запахи, звуки, а особенно люди: малочисленные, малоподвижные. Не ходят, а прохаживаются, не разговаривают, а беседуют. Подавляющее большинство – хорошо одетые, упитанные одноименные. Колоны встречались редко. Как почему-то и дети.
«Провинция, – умильно думал Иван, вглядываясь в прошитые солнцем кроны деревьев. Там – он открыл это с детским радостным изумлением – прятались фигурки дриад, любовно вырезанные из сердцевины белого клена, не темнеющей от воды и времени. – Очень благополучная сонная глубинка. Разросшаяся деревушка, возомнившая себя чем-то большим».
Однако чем дальше они уходили от вокзала, тем больше Арин походил на город. Улицы расширились. Дома подросли, стали строже и сомкнулись плечами. Начали встречаться кое-какие магазинчики и кафе, откуда аппетитно тянуло специями и жареным мясом. Бюстов заслуженных аборигенов, впрочем, не убавлялось.
Несколько раз Иван слышал в отдалении пофыркивание автомобилей, а однажды их обогнал ладный, тонконогий жеребчик, гнедой в яблоках, впряженный в легкую бричку. Под хвостом у него потешно болтался холщовый мешок: тоже для «конских яблок», но не тех, что на шкуре. Управляла экипажем миниатюрная, сухонькая старушка, одетая немного легкомысленно. Тесный бордовый френчик, лосины цвета топленого молока с серебряными лампасами, низкие желтые сапожки и шляпка с короткой вуалеткой. Наряд ей был, грубо говоря, не вполне по возрасту.
Поравнявшись с ними, старушка (при ближайшем рассмотрении оказавшаяся похожей лицом на карликовую гарпию) придержала скакуна и, жутковато улыбаясь, помахала Иванову гиду хлыстиком. Крикнула:
– Как дела, Вик?
Парнишка показал ей большой палец. Старуха задорно подмигнула и стрельнула на имяхранителя быстрым заинтересованным взглядом. Иван с нею раскланялся. Получилось вполне сносно, не придрался бы даже дворцовый церемониймейстер. Кивнув в ответ, старушка тронула вожжи.
– Занятная дама. Старая знакомая? – вполголоса поинтересовался Иван.
– Угу. Старая-престарая. Лет сто, – отозвался Вик.
Иван с деланой строгостью погрозил ему пальцем.
Улица вильнула, расширилась и обернулась небольшой площадью. Посреди нее располагался фонтан в виде трех играющих кошек. Его окружали каменные скамьи и кусты, подстриженные конусами и шарами. Ворковали голуби. Ивану показалось, что крылья у птиц аккуратно подрезаны. Он справился у мальчишки, так ли это.
Оказалось, что глаза его не подвели. Голубей в Арине действительно отлавливали и, как выразился Вик, «окультуривали», чтобы те не пачкали сверху памятников и фонарей. Этим занималась особая коллегия при городском управителе – та же, которая драила бронзовые бюсты. Отпихивая ногой особо навязчивого сизаря-попрошайку, Иван решил, что не удивится, если вдруг выяснится, что у всех здешних кошек клыки и когти в приказном порядке надежно затупляются. В интересах птиц.
– Пришли, – сообщил Вик. – Вон туда вам. Может, мне подождать? Еще куда-нибудь провожу.
Иван неопределенно пожал плечом, сказал «как хочешь», расплатился с ним и широким шагом направился к цели своего путешествия.
Снаружи «Эспадон» был мал – две недлинные витрины по бокам от входной двери. Внутри же он оказался довольно просторным. Сначала вошедшие попадали в большой круглый зал шагов сорок в диаметре. Ошибиться в размерах было легко, большую часть помещения занимали остекленные шкафы в медных переплетах, полные остро отточенной стали. Эффектно подсвеченная, она горделиво возлежала на темно-синем, почти черном бархате с благородными переливами, и Ивану сейчас же захотелось ее купить. Всю, сколько ни есть. Ну насколько денег хватит. А ту, на которую не хватит, украсть.
В высокую, стрельчатую арку был виден следующий зал, и там тоже стояли стеклянные ящики. Но и тот зал, создавалось ощущение, был далеко не последним.
Отовсюду, замершие в разных позах и различно вооруженные, Ивану слали шальные взгляды оптомы – оптические фантомы, порождения хитрых световых проекторов. Все они имели лицо и фигуру его заочной знакомой, обворожительной амазонки из рекламной тумбы.
Иван сошел с порога.
Дверь за его спиной мягко притворилась, звякнув колокольчиком. Навстречу Ивану стремительно покатился улыбчивый человечек. Толстенький, лысоватый и очень подвижный. Будто капля воды, бегающая на раскаленной плите. Вероятно, то был сам владелец, дем Тростин. За ним по пятам следовал юноша, точно родной брат похожий на мальчишку, провожавшего имяхранителя по Арину. Разве что этот был чище одет да глаже причесан: с челочкой и завитками на длинных локонах. Может, сын или племянник, а может, и нет. Нравы в здешних местах, насколько помнилось Ивану, славились редкой свободой.
О том, что магазин принадлежит дему Лео Тростину, посетителей уведомляла табличка на двери. К сожалению, табличка не уточняла, где в фамилии следует ставить ударение. Опасаясь попасть впросак, Иван решил по возможности избегать приличествующих торговле долгих бесед. Пришел, выбрал, купил. Ушел. Все. Тем паче беседовать не захотелось с первой минуты. Выглядел Лео никаким не львом, а сущим шарлатаном от торговли. Матерым жучищем, способным обвести вокруг пальца самого бога торговли Гермеса.
Сюрприз был, конечно, не из приятных. Вместо живой девушки, на которую Иван рассчитывал хотя бы поглазеть наяву (а то, чем горги не шутят, может, даже познакомиться!), – игра особым образом преломленного света и пройдоха с жуткими манерами. Да вдобавок завитой отрок. Тьфу ты!
Иван суховато поздоровался и предупредил торговца, что в консультациях не нуждается. Побродит, посмотрит. Приценится. Если что-нибудь выберет, тотчас позовет. Высокая кредитоспособность Ивана не вызывала сомнений: тончайшей выделки льняная рубашка и бежевые брюки из благородной фланели прямо-таки кричали об изрядном достатке. Как и кофр крокодиловой кожи, такой же ремень и сандалии ручного плетения. Жирную точку ставил платиновый «Лонжин».
Торговец послушно отстал от необщительного посетителя.
А посмотреть в «Эспадоне» было на что. Одних только ножей добрая сотня разновидностей. Шпаги, мечи, сабли… Какие-то совсем уж экзотические клинки – вогнутые, иззубренные вроде расширяющихся к концу серпов. Иван во избежание соблазнов миновал это загляденье быстрым шагом, глядя нарочито перед собой, под ноги. Ему шпага ни к чему. То есть не помешала бы, конечно. Да только обломку разрешение на владение дуэльным оружием ни одна префектура не выдаст даже под угрозой поджога.
Ножами он полюбовался, но не более. Хороши они были, однако коротковаты. Для целей имяхранителя не годился ни один. Ограничение размеров клинка, свободно носимого внутри Пределов, – два вершка длины. Фрукты почистить, хлеб порезать. Это – для всех. Для аристократов, имеющих родовое право, подтвержденное многими поколениями предков-меченосцев, ограничений не предусматривалось. Остальным, чтобы владеть чем-либо более солидным, требовалось иметь и носить повсюду, во-первых, документ, удостоверяющий трехлетнее обучение в фехтовальной школе, во-вторых, особый нагрудный жетон от префектуры. И в-третьих, татуировку установленного образца над левой бровью, сообщающую о вживлении стоп-пульсатора. В просторечье зовущегося «предохранителем» или «стопником». Ну и само собой, вживленный стоп-пульсатор. Маленькое устройство, снабженное микродаймоном, которое надежно ограничивает возможность глубоко пропороть кому-нибудь требуху шпагой. Именно так, не больше, однако, и не меньше.
Конечно, на Островах какое угодно разрешение покупается без проблем. С фальшивой татуировкой, бумагой, жетоном. Даже бутафорский рубец от «вживления предохранителя» устроят. Но об этой деятельности подпольных островных умельцев на материке знают все, кому положено. Потому расхаживать с липовыми знаками не просто рискованно – опасно. Обычно ими пользуются (не с самыми добрыми целями, понятно) всякие авантюристы и сорвиголовы. Да и то кратковременно.
Собственно, Ивану требовалось даже не столько оружие – лучше всякого оружия служило ему собственное тело, сколько броский отличительный знак. Как желтый реглан с клетчатым шарфом, очки-консервы и краги у форейторов. Как выщипанные догола брови и кольцо в носу у колонов. Как чудесный нимб живого Имени у полноименных. Как не требующий слов, но ощущаемый всеми и сразу треклятый отпечаток бывшести у обломков…
Разумеется, вместе с тем искомый предмет должен выполнять и утилитарную роль. То есть оружие должно позволить расширить охраняемую зону раза в полтора-два. Идеальным приобретением стал бы боевой бич.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10