Лев ВЕРШИНИН
ХРОНИКИ НЕПРАВИЛЬНОГО ЗАВТРА


НЕСКОЛЬКО ОТРЫВКОВ ИЗ "ОБЩИХ РАССУЖДЕНИЙ"
(Вместо пролога)
Никто не хочет умирать. Мысль банальна, как и тот грустный факт, что
рано или поздно каждому приходится с нею смириться. В конце концов,
умирают все. Умирают вожди и подданные, рокеры и брокеры, бюро- и
демократы... Умирают даже те, кого при жизни признали бессмертными.
Кстати, о бессмертных. Вряд ли кто-нибудь помнит точно, сколько
вообще было римских пап. Однако известно, что к концу XXII века пап с
именем Бенедикт насчитывалось ровно двадцать семь. В тихой тенистой аллее
Скорбящих на задворках Ватикана каждый желающий может увидеть строгую
черную плиту, информирующую о кончине Бенедикта XXVII в завидном возрасте
восьмидесяти девяти лет. Но это неправда. Не огорчайся, дорогой читатель!
- папа Бенедикт Двадцать Седьмой все еще жив и шлет тебе свой привет...
Да-да, я живу; более того, никогда еще я не чувствовал себя так свежо
и бодро, хотя мой врач, магистр Джанбатиста ди Монтекассино - этакий
чудак! - продолжает пичкать меня психотропными средствами. Хотел бы я
видеть лицо почтенного магистра (кстати, сейчас он увлекается дархайской
медициной), узнай он, что его пилюли из кожуры неведомого мне плода ла я
выплевываю в унитаз. В моем возрасте не стоит оригинальничать.
...У меня богатая библиотека, беленький пони, замечательная капелла.
Авиньон-7 весьма мил, и мне здесь хорошо, правда, скучновато. В старости
время тянется долго. Вот поэтому, когда Иоанн-Павел Пятый - пусть будет
ему земля пухом! - упек меня сюда, приписав шизофрению, я наконец-то начал
всерьез размышлять о Боге.
Можно долго спорить о том, прав или не прав был Лхасско-Тегеранский
(Объединительный) Вселенский собор, но, как бы там ни было, а я целых
восемнадцать лет был и папой римским, и всеми пятью патриархами, и
далай-ламой, и верховным имамом-муфтием, а некоторые называли меня даже
Великим Мгангой. Господу это, видимо, нравилось, ну и я был не против.
Короче говоря, все были довольны, пока в моем кабинете не появилось
несколько пустяковых сувениров. Так, стереокарточки: Моисей с Фатимой
Мухаммедовной на пляже в Варне, сам Мухаммед, слегка подвыпивший, Иисус в
момент освобождения из-под стражи в зале суда, старина Гаутама и аятолла
Хомейни. Правда, последнее стерео без дарственной надписи. Ну и что? В
конце концов, каждый волен сам выбирать себе друзей, не так ли? А мой
конклав - или, если угодно, кагал - прицепился именно к этому.
Но я, кажется, заболтался...
Уют и одиночество навевают порою весьма любопытные мысли. Умному
человеку всегда интересно смотреть со стороны, как две сверхдержавы
пыжатся и тужатся, стараясь обогнать друг дружку. Но наступает момент,
когда смотреть становится страшновато. Мой приятель Соломон говаривал:
"Все пройдет". Но покойному сыну дяди Давида было легко рассуждать. А я
старый человек и помню время, когда каждый день мог оказаться последним
для всех сразу. Когда Конфедерация пригласила меня отслужить молебен на
учениях "Армагеддон", я знал о так называемом "паранормальном" оружии
столько же, сколько и ты, читатель. Магистр Монтекассино, кстати,
утверждает, что именно тогда я и свихнулся. Чушь собачья! Подумаешь,
распылили планетную системку. Все равно она, кажется, была необитаемой. Но
моим прихожанам это почему-то подействовало на нервы. А ведь там была
слабенькая учебная установка...
Человек создан так, что даже на краю пропасти он снимает квартирку,
обставляет ее по разумению своему, плодится, размножается и процветает,
стараясь, правда, не выглядывать в окно. А ведь в те дни, когда
Демократическая Конфедерация сообщала: "У нас есть нечто!", в Едином Союзе
тут же откликались: "А у нас тоже, но лучше!" И поэтому вполне возможно,
что появление сатангов было последним шансом для рассеянных по Галактике
землян.
Как, вы не знаете, кто такие сатанги? Ах, что-то слышали, но без
подробностей? Правильно, подробности мало кому известны. А я знаю все!
Каким образом? Ну я же говорил, что здесь, на Авиньоне, у меня очень
хорошая библиотека. Да и интересуюсь я сатангами давненько.
Это чертовски (прости, Господи!) интересные создания. Появились они
лет тридцать назад, может быть, чуть больше. Выглядели эти твари
по-разному, но чаще всего были похожи на помесь чертика с ангелочком: с
рожками, с крылышками, миниатюрные, да еще постоянно меняющие цвет с
черного на белый и обратно. Правительства узнали об их появлении раньше
всех - и одновременно. Как выяснилось, сатанги не ели, не пили, не
умирали; иные говорят, что изредка они делились, как амебы. Сатанга нельзя
было убить, он никогда не оказывался там, где намечался какой-либо
катаклизм. И ты, читатель, наверное, догадался, что именно я придумал
термин "сатанг"...
Лет пятнадцать назад в каком-то малоизвестном журнальчике я прочел
статью, в которой говорилось, что сатанги пришли в наш мир, дабы спасти
зашедшую в тупик цивилизацию от неминуемого разбивания головы об стенку.
Автор, правда, ссылался на источники анонимные, а значит -
правительственные, ну а правительственная информация в смысле
достоверности сами знаете... Но в его рассуждениях виделся резон.
Некогда мне довелось принимать делегацию сатангов, которые совершали
турне по городам-музеям Земли. В приватной беседе тварюшки сознались, что
их несколько шокируют изображения им подобных на картинах с луками в
руках. Моих гостей можно было назвать рассерженными, если бы было с чем
сравнивать, но сравнивать было не с чем, поскольку никто и никогда не
видел рассерженного сатанга. Вообще, эти создания славились
беспристрастностью и неприязнью к оружию. Прочем ненависть эта была лишь
частью общей неприязни ко всякого, рода конфликтам. Выпив рюмку "Камю", я
игриво спросил:
- А есть ли у вас цель в жизни?
- Да, - ответили они хором. - Это Великое Равновесие без конфликтов.
- Но кто же вам дал эту цель? - спросил я в тайной надежде, что они
помянут имя Господне.
- Верховный Сатанг, если угодно. И мы - лишь дробные его частицы.
- Вы можете все?
- Нет, мы можем больше.
...Воистину так. Сатанги были единственной абсолютно беспристрастной
силой. А силой ли? Да, конечно. Они никогда никому ничего не навязывали,
они всего лишь советовали. Но не следовать их советам было бы глупо, ведь
сатанги никогда не ошибались, никому не отдавали предпочтения и всегда
чувствовали предел допустимого.
И вот когда это признали все, ими была предложена сверхдержавам
пресловутая "квота вмешательства". Принцип прост и незатейлив, как символ
веры: при основном запрете на глобальные военные действия и, разумеется,
роспуске армий разрешается поставлять технику и специалистов во время
конфликтов на планетах третьего мира. Естественно, все - по просьбе
властей и во имя самых высоких идеалов. Квота же - о ней знали,
разумеется, далеко не все - призвана регламентировать сроки и масштабы
поставок на основе паритета. Идея била так хороша, что многие ведомства
изъявили желание обзавестись собственным сатангом...
...Итак, кошмар не то чтобы сгинул, но как-то потускнел: стало
возможно спокойно подумать о многих делах, ранее подзабытых в суматохе
накопления "паранормальных" боеголовок.
Человечество еще упорнее, нежели раньше, мечтало о выходе за пределы
Галактики - в Космос, в очень далекий Космос. Кто первый вырвется туда? От
этого могло зависеть очень многое, и не только в смысле престижа. Но,
давно обоснованный теоретически, супергалактический рывок был невозможен,
пока космостроение базировалось на использовании традиционных материалов.
Поразмыслив, сатанги-консультанты рекомендовали обратить внимание на
некий элемент - боэций. Соединение редкое, в лабораториях несинтезируемое
и обнаруженное пока что лишь где-то на самой периферии обитаемых миров,
кажется, на окраине Магелланова облака.
Рекомендации были рассмотрены.


ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. СВЯЩЕННЫЕ БУБЕНЦЫ

1
Дархай. Оранжевая линия.
11 день 7 месяца 5 года Свободы.
- Увести!
Низкорослый пухлолицый человек в заляпанной грязью куртке явно с
чужого плеча еще пытался упасть на колени, умолять о чем-то, когда
мальчики заломили ему руки к потащили к выходу. Ту Самай знал, что он
сейчас услышит. Чужая смерть никогда не радовала его; но не он, и не
мальчики, и не десятки и сотни тысяч таких, как они, виноваты в том, что
человек, который еще визжит за бамбуковой стеной на Лужайке
Справедливости, не увидит Солнца.
Любимый и Родной смотрел на Ту Самая со стены. Как всегда, тверды и
спокойны были любимые глаза, и так же тверд был взгляд Ту Самая. Он,
кайченг Ту Самай, командир 85-й Образцовой заставы, прожил уже
девятнадцать лет: восемь дома и одиннадцать - в джунглях. Детства не было.
Юности не было. Была борьба. Был первый "полосатый", громадный, с
полуседыми усами. Он навис над Ту Самаем в день, когда на деревню с
перевала спустилась рота карателей. Кричали мужчины, тонкими голосами
звали кого-то женщины, но усатому нравилось, очевидно, другое; он довольно
фыркнул, увидев сжавшегося в комок мальчишку, и занес для удара ногу в
шипастом сапоге. Каратель, видимо, забыл, что горные лунги - это не те
лунги, которые живут в Долине.
Ту Самай не помнит, как его нож вошел в селезенку полосатого. Ту
Самай помнит одиннадцать лет, проведенных в джунглях. Первое оружие -
дедовский самострел с резьбой по ложу, потом - винтовка, старая, но своя,
настоящая, взятая в бою, потом - автомат. Это было уже в те дни, когда
отряды борцов слились в великую Армию Справедливости. Она наступала,
оставляя за собою на радость лесному зверью трупы в полосатых
комбинезонах. Города были близко, потом совсем близко. Полосатые бежали на
восток.
Ту Самаю не забыть, как он шел в колонне борцов по горящим проспектам
Пао-Туна. Вспарывала туман распростертыми крыльями острогрудая птица
токон, не живущая в неволе, - символ свободного Дархая. Сам Любимый и
Родной принял древко из рук Ту Самая. Ту Самаю навсегда запомнилось это
пожатие.
А теперь кайченг Ту Самай охраняет Оранжевую линию. Борьба не
кончилась, хотя мальчики еще не все понимают. Там, за Оранжевой линией,
еще ходят по земле нелюди в полосатых комбинезонах. Там, за Оранжевой
линией - родная деревня Ту Самая.
- Брат кайченг!
Ту Самай очнулся.
- Я слушаю, брат наставник!
- Пора...
- Да, конечно, иду.
...С лужайки уже унесли тело нарушителя. С трудом выводя замысловатые
значки. Ту Самай не мог избавиться от мысли, что на месте утреннего
"очкарика" вполне мог оказаться брат наставник. Брат наставник ведь не
знал, что такое работать с пяти лет, - как только встал на ноги и можешь
ползти по склону, собирая плоды ла, не меньше двухсот за день. Двести!
Иначе надсмотрщик будет бить бамбуковой палкой по спине, зверея от вида
красных полос. Брат наставник ни дня не гнил в джунглях. Он учился в
университете Пао-Туна и знал Великую Свободу только по толстым книгам. На
смуглой руке брата наставника блестит свадебный браслет. А где суженая Ту
Самая? Ту Самай закрыл глаза и представил деда, отца и дядю брата
наставника в длинных оранжевых накидках - кайченг, не зная почему, был
уверен в этом. И самое главное: брат наставник родился в Долине!
Но Любимый и Родной сказал: "Книги - это хорошо!". И поэтому Ту
Самай, преодолевая тягучую ненависть, выводит непонятные закорючки,
вслушиваясь в отвратительно-мелодичный голос учителя...

Снайпер раздвинул ветви, увеличив обзор. Отсюда, из гнезда, надежно
замаскированного в кроне баньяна. Восемьдесят Пятая застава была видна,
как на ладони. Снайпер поглядел на часы, потом в прицел. В нужный момент
хронометр пискнет. Натренированный взгляд скользил по щуплым фигуркам в
пятнистых комбинезонах, выискивая первого. Первого в этот день, но не
первого для Снайпера. Пальцы привычно ощупали зарубки на ложе, все
шестьдесят девять, на мгновение задерживаясь на каждой. Эта - за
свинарник. Лучший свинарник в округе, теплый свинарник, в котором никогда
не умирали поросята. Эта, эта, эта - и так до девятой - за восемь му
превосходной земли; она была нежная и мягкая на ощупь, как Тяо, дочь
лавочника. Эта - за Тяо, что так и не вошла в дом Снайпера.
Его всегда тянуло к земле. Он любил идти сквозь легкий утренний
туман, утопая босыми ногами в мягком лессе Долины, и здороваться со
спешащими на работу. Он очень любил землю, больше, чем старшие братья, но
отец позвал его и сказал: "Ты поедешь учиться в Пао-Тун. Семье нужен свой
адвокат".
С отцом никто никогда не спорил. Младший сын - тем более. Он еще не
был Снайпером в те дни. Он уехал учиться, но приезжал на каникулы, и
улыбался работникам, кланяющимся меньшому господину, и раздавал нехитрые
подарки, которым они радовались, как дети... А потом все кончилось.
Пятьдесят семь, пятьдесят восемь, пятьдесят девять. Отец. Братья.
Дом. Грязные бандиты из джунглей волной хлынули с гор и захлестнули
равнинные поселки, и проклятые слюнтяи Бессмертного Владыки бежали от них,
бросив тех, за чьими плечами стояли поколения предков в оранжевых
накидках. Шестьдесят восемь, шестьдесят девять! Сегодня счет станет
круглым.
Мальчишки-новобранцы были не интересны; Снайпер никогда не мелочился.
Горный варвар с нашивками кайченга внимание привлекал, но такие, как
правило, успевают увернуться от пули, а Снайпер берег репутацию.
1 2 3