И с утра следующего дня Агао стал тренировать свою смелость.
Он взлетал на воздушном шаре и прыгал оттуда с одеялом вместо
паруса. Он катался по бурному морю на доске. Без воды он
уходил на целый день в пустыню. Он охотился на тигров с одним
копьем. И через месяц учитель сказал:
- Хорошо. Ты действительно стал смелым. А теперь ты будешь
учиться трусости.
И целый месяц Агао ходил ночами смотреть на страшные пляски
драконов посреди пустыни - драконов, кторых никто не мог
победить, и где смелость была не нужна.
Он спускался в глубины моря и смотрел на животных, никогда
не видевших света.
Волшебник показывал ему целые деревни и города, погибающие
от таинственных болезней, где смелость была ни к чему. Через
месяц он сказал:
- Теперь ты, наверное, понимаешь, что смелость не везде
годится, и есть вещи, которые сильнее тебя.
- Да, я понимаю.
- Тогда подумай, как можно быть и смелым, и трусливым одновременно.

Через три дня Агао пришел к нему и сказал:
- Я думаю, я понимаю.
Волшебник посмотрел в его глаза и сказал:
- Мне тоже так кажется.
* * *
После нескольких дней отдыха он дал Агао новое задание:
- Теперь ты будешь учиться быть веселым.
Несколько недель Агао провел на ярмарках, праздниках смеха,
в цирках, где выступали лучшие клоуны и скоморохи. Каждый
день он выдумывал по семьдесят шуток и пятьдесят пять анекдотов.
Это было совершенно потрясающее время. Но однажды волшебник
сказал:
- Хватит. Теперь учись грусти.
И Агао принялся ходить по пустым лесам (тогда уже началась
осень), по берегу холодного моря, по пустыне и думал, думал
о всяких печальных вещах: о том, как настает осень, как скучают
о нем его родители, как сам он о них скучает, о том, что
такое печаль и грусть.
Когда через пять недель он пришел рассказать, что он понял,
волшебник сразу же сказал:
- А теперь - спокойствие.
И они стали ходить вместе на веселые ярмарки и сохранять
спокойствие там, и в самые печальные места - чтобы и там
быть спокойными. Уже через три недели учитель сказал: "Пожалуй,
хватит".
* * *
"Твое новое задание, - сказал он ему через несколько дней,
- будет потруднее. Ты пойдешь в небесный дом и узнаешь,
людчи умирают или нет".
Агао пошел в небесный дом. Отворив огромную дверь, которая
одновременное была безмерно тяжелой и воздушно-легкой, он
попал на первый этаж, где жило Солнце.
- Скажите, - спросил Агао, - людчи умирают или нет?
- Нет, - сказало Солнце, - людчи не умирают. Они исчезают,
как я это делаю каждый вечер, а потом появляются, как я
это делаю каждое утро.
- Спасибо, - сказал Агао. Он попрощался и поднялся на второй
этаж. Там веселой гурьбою жили звезды.
- Да, - сказали звезды, - людчи умирают. Как звезда: если
она упадет или
погаснет, она уже никогда не засияет снова.
- Спасибо, - сказал Агао и поднялся на третий этаж, где
жила луна.
- Нет, - сказала луна, - людчи не умирают. Они становятся
старше, уменьшаются,
дряхлеют, как я, а потом исчезают, и через день возрождаются
маленькими- как я - и потом растут, растут...
- Я понял, - сказал Агао и поднялся еще выше. На четвертом
этаже его ждала роза.
- Людчи умирают, - прошелестела роза. - Когда они умирают,
они плохо пахнут. От плохого запаха гибнет все! Людчи не
могут возвращаться из царства смерти. Тогда Агао медленно
спустился и вышел из небесного дома. Когда он вернулся к
волшебнику, тот спросил его:
- Ну, что ты понял?
- Те людчи, которые как звезды и роза - они умирают. А те,
которые как Солнце и луна - нет.
- Правильно, - сказал волшебник. - Твоим следующим заданием
будет вот что: тебе нужно спуститься в пещеры подземного
царства и узнать, где прячется иголка твоей жизни
И вот Агао спустился в подземное царство. Он зашел в первую
пещеру. Как тесно было в ней, как странно было в ней! На
Агао сразу оказались одетыми какое-то огромное количество
очень толстых и тяжелых вещей. Они были немного похожи на
те, которые дал ему с собой оградитель, но еще толще и тяжелее.
В ушах у него оказалась вата, сквозь которую он почти ничего
не слышал. В глазах замелькали какие-то блики, хотя на глазах
были тяжелые очки с темными стеклами. Сверху давило так,
буто болела голова. Сама голова бы ла замотана в длинные
пушистые шарфы. Агао прошелся по пещере; там был полумрак.

Потом он вышел и отряхнулся: ф-фух!
Во второй пещере было так свежо, немного холодно... Вдруг
Агао обнаружил, что стоит в ней почти голый. Ветер, то прохладный,
то горячий, дул со всех сторон, и Агао стоял на ветру, такой
открытый; потом он двинулся и прошел дальше по пещере. По
ней хотелось идти дальше и дальше... но вокруг валялись битые
стекла, а сверху было как-то слишком ярко, а снизу как-то
очень темно... Он был слишком беззащитен там; и он вышел
из второй пещеры.
Он зашел в третью пещеру и замер. В третьей пещере был полумрак.
Там был полумрак, и в нем медленно-медленно двигались какие-то
людчи и какие-то животные. Они ничего не говорили друг другу
и поворачивались только очень-очень медленно... Хотелось
бежать, хотя было непонятно куда, невозможно было двинуть
ни рукою, ни ногою... как в вязком масле, все можно было
делать только так медленно... Даже изменить направление взгляда.
.. С огромным трудом Агао выбрался и из этой пещеры. Выйдя,
он стал думать, в какой же из этих пещер может находиться
его иголка
жизни, где он хочет, чтобы она была.
Потом он вернулся к волшебнику и сказал: "Вторая".
- Вот твое последнее задание, - сказал волшебник. - Оно
тоже трудное. Видишь ли, твоего родителя-переродителя просто
нет. Ты не можешь его найти. Ты можешь его только создать.
Сейчас я дам тебе много разных фотографий...
И он принес Агао целый мешок фотографий, на которых были
изображены разные людчи.
- На одной из этих фоторафий изображен тот, кто может быть
твоим переродителем.
Ты должен найти эту фотографию.
И вот Агао заперся в комнате, разложил фотографии на полу
и стал смотреть на них, смотреть... Удивительно, что там
не было ни одного людчи, которого бы он не знал. Там были
его родители, его друзья, его учителя в школе, родители его
друзей во дворе... Там была даже фотография его самого. И
вот он смотрел на эти карточки, изучал их и гадал: кто же
может быть его переродителем?
Так он думал один день, два, три дня... Ну как он мог отгадать?
Конечно, это не могли быть его друзья, и никто из его родителей
тоже не мог стать переродителем.
Он думал, думал, и никак не мог ни до чего додуматься.
На седьмой день к нему в комнату заглянул волшебник. "Ну
как, - спросил он, - ты смог выбрать одну фотографию?"
Агао поднял голову. У него был такой взгляд, как будто он
не узнал волшебника.
Не сразу он ответил:
- Я нашел только одну.
- Покажи мне.
И Агао протянул ему фотографию. А волшебник воскликнул:
- Да! Это он!
И вдруг Агао оказался в пустыне возле гаснущего костра,
там, где он встретил погонщика верблюдов. Он был один. У
него не было того рюкзачка, но в руках он сжимал фотографию.
Это была та самая фотография, которую он выбрал из всех.
И на этой фотографии был изображен поймайчик Агао.
Комментарии и теория


ИВА И РУЧЕЙ
Ива росла у ручья. Ручей и Ива были влюблены друг в друга.
Жаркими днями Ива
опускала в Ручей свои ветки, и они плыли по воде и гладили
ее; а Ручей
расчесывал их как косы и, играя, окутывал Иву завесой мельчайших
брызг.
Когда-то, давным-давно, когда почти никто в мире толком
не знал, кем он станет,
Ива была охотницей, а Ручей - колдуном и знахарем. Она жила
в маленькой хижине,
а у него и дома-то не было, только сундучок с книгами и
пузырьками и волшебный
зонт. На этом зонте, если начинался дождь, колдун улетал
на тучи и там
располагался и сушился. а когда дождь был долгим, он привязывал
себя к открытому
зонту и ложился спать; и если тучи рассеивались, то он мягко
слетал вниз, и зонт
уж сам выбирал полянку посуше. А тогда нелегко было охотиться
на зверей и
собирать травы! В те времена мало кто в мире уже выбрал
себе окончательный вид,
и почти все существа менялись как хотели и как могли; так
что, например, камень
в реке мог вдруг захлопать крыльями и взлететь вороной,
а кошка разлениться до
того, что превращалась в подушку или собственную тень на
песке. Звери и птицы, и
даже дома и дороги еще превращались тогда друг в друга,
и каждый искал, кем ему
быть лучше. Еще и сейчас облака и сны не знают, кем станут,
и часто меняются; а
тогда так делали почти все. Так что можете себе представить,
как трудно было
охотиться или собрать травы! ведь убегающий от вас заяц
мог превратиться в
тополиный пух, а собранные ягоды разлететься божьими коровками!
Но все же Ива охотилась, а Ручей собирал травы и готовил
из них целебные настои.
Они знали друг о друге понаслышке. Ветви плели лесные сплетни,
из рассерженного
ствола вынимал иногда колдун серебряную стрелу, а ночью
кто же не видел хоть раз
летящий в вышине черный зонт? Время шло, а время - самый
могущественный
волшебник на земле. Оно изменяет все. И колдун и охотница
тоже менялись со
временем. Он собирал все меньше растений, а когда лечил
больных, уже не давал им
настойки целебных трав и ягод, а говорил: "Пойди в дубраву,
да найди желтые
цветы, подыши ими на рассвете, а днем не забывай смотреть
на мак, васильки и
березы". Или что-нибудь почище этого: слона, чтобы вылечить
от водянки, он
заставил помочь муравьям построить муравейник; и вы бы видели,
как весело тот
таскал хвоинки и палочки, а про водянку и думать забыл!
И охотница все реже вынимала стрелы из колчана, а иногда
и вовсе вместо стрел
набивала его бутербродами и орехами. Зайцы, которые и раньше
ее не боялись,
теперь просто от нее не отходили. Она играла с ними в прятки
и учила понимать
язык волков. Она все больше пела, вначале подыгрывая себе
на тетиве лука, а
потом вдруг натянула на лук еще несколько струн и сделала
из него лютню. Она все
еще очень любила бегать и стала устраивать в лесу соревнования
- наперегонки с
оленями, зайцами, ласточками.
И вот однажды...
В глубине леса, на древней Поляне Сходок, где старейшины
леса придумывали законы
и жгли костер для всех, кто заблудился, в глубине леса,
где снег не тает до
июня, где живут звери, о которых никто не говорит, - так
вот, в глубину леса
забрел однажды знахарь и встретился лицом к лицу с прекрасной
охотницей.
Когда это было?
Сколько времени они простояли там, на поляне, лицом к лицу,
и сколько взглядов
родилось и растаяло в вечерних сумерках? Этого мы не знаем;
ясно только, что это
было до Великой Бури.
Говорят (болтали сороки и шептали волны прилива), что Великая
Буря началась от
их третьего взгляда. Но может быть, она началась не от того
и не тогда. Говорят
еще (я слышал от майских жуков и медвежат), что тогда старушка
Время
остановилась, чтобы поглядеть на них, а когда опомнилась,
рванула свою телегу
превращений так резко, что небо не удержалось, и оттого,
будто бы, и началась та
Буря. Но что толку верить тем, кто до Бури были совсем другими?
Потому что Буря
изменила всех. "В Великую Бурю, сынок, - качала малыша медведица,
- с неба
лилось столько огня, сколько шерстинок у папы, и у меня,
и у тебя, и у всех
медведей, и даже, наверное, больше. Небо грохотало так,
что оно бы всех
оглушило, если бы уши не были залиты водой. Ох, и ливень
был! а деревья все
равно горели, молний было больше, чем дождинок. Деревья
переставали держать
землю, и она трескалась!"
Вы спросите: а что же все они тогда, и деревья, и животные,
не превратились в
камни, чтобы было не больно и не страшно? В том-то и беда,
что многие
превратились. Ведь до Бури камней было совсем немного; кому
захочется быть
камнем среди веселого леса? Только после Бури стало так
много камней, как
сейчас. Некоторые птицы так испугались Бури, что вначале
улетели далеко-далеко
от Земли, а потом уже превратились в камни; и до сих пор
некоторые из них
возвращаются обратно. Эти камни падают на землю с неба,
обычно ночью, потому что
им стыдно. Люди зовут их метеоритами.
Многие стали камнями; многие даже песчинками и галькой.
И когда окончилась Буря
- а никто не знает точно, сколько она длилась - три дня
или семь лет, - мало кто
даже заметил это. Ни деревьев, ни трав не было на растресканной
земле.
Испуганные звери рассеялись и попрятались, и многие из них
сами забыли где.
Повисло солнце, высохли лужи. Подул ветер и нанес песка.
И на месте прежнего
леса, там, где прыгали белки и бродили зубры, легла бескрайняя
пустыня, голая
пустыня, пустая пустыня, где царили пески да камни.
Из дальнего далече шел по пустыне домой заяц. Шерстка его
вытерлась, глаза
застилала слезная дымка. Третий день он брел без воды, не
встречая не только
зайцев, но даже стрекоз и ящериц. Иногда он видел миражи:
реки и озера, кусты и
сочную траву, и он бросался к ним, а потом видел: это песок,
песок, да пленка
облаков за горизонтом. Мираж.
Заяц заснул, поев каких-то колючих сухих листьев, и то ли
снилось ему, то ли
нет, что два высоких человека проходили по пустыне. То ли
снилось ему, то ли
нет, что на месте, где они остановились, выросла ива и зажурчал
ручей. То ли
снилось ему, ведь он спал, спал так сладко усталой головой
на лапах, когда за
ухо его тронула зайчиха и сказала: "Маленький, вставай".
И он вскочил, не веря
своим глазам, а на полянке у ручья, где стояла ива, уже
росла трава и
распускались цветы, и пели птицы, и зайцы, и белки прыгали
там, а из-за холмов
бежали все новые и новые, и приходили деревья, копали себе
ямки и пускали корни,
и журчал ручей, и ива шептала ему что-то своими длинными
ветками, а у ее ствола
стоял никем не замеченный сложенный черный зонт.
Комментарии и теория


ДЕД, ВНУЧКА И БОЮСКИ
Однажды дед на внучке женился.
1 2 3 4 5 6