Сколько чужих страданий ляжет на совесть беглеца! Каждый вправе лелеять сокровенные мечты, но тот, кто из-за принципа закрывает глаза на действительность, отрицает очевидность и не желает поступиться гордостью ради облегчения человеческих страданий, недостоин звания человека. Какие бы теории ни проповедовал Кау-джер, настало время отказаться от них. Этого требовало благо людей.
Разве мало было этих веских доказательств? Ведь только что он видел множество пьяных. А сколько еще осталось незамеченными! Можно ли терпеть такое злоупотребление алкоголем, которое неизбежно приведет к распрям, дракам и даже убийствам? Впрочем, действие этого яда уже дало себя знать в семье Черони.
Путники подходили к палатке Родсов, где должны были расстаться, а Кау-джер все еще колебался.
Но не такой это был человек, чтобы избегать ответственности. В самый последний момент, преодолев душевные муки, он принял окончательное решение. Обратившись к Хартлпулу, Кау-джер спросил:
— Как вы думаете, можно рассчитывать на преданность экипажа «Джонатана»?
— Ручаюсь за всех, кроме Кеннеди и Сердея-повара, — ответил боцман.
— Сколько у вас человек?
— Вместе со мною пятнадцать.
— Остальные четырнадцать подчинятся вам?
— Несомненно.
— А вы сами?
— Что — я?
— Есть ли здесь кто-нибудь, чью власть вы признаете?
— Конечно, есть, сударь. Вы, — ответил Хартлпул таким тоном, словно речь шла о чем-то само собой разумеющемся.
— Но почему я?
— Да как же, сударь… — растерялся Хартлпул. — Здесь, как и везде, кто-то должен управлять людьми. Это ведь каждому ясно, черт возьми!
— Но почему именно я?
— Потому что больше некому, — убежденно заявил Хартлпул, подкрепив свои слова красноречивым жестом.
Такой убедительный довод нечем было опровергнуть.
После некоторого раздумья Кау-джер произнес повелительным тоном:
— С сегодняшнего вечера придется охранять имущество, выгруженное с «Джонатана». Ваши люди будут дежурить по двое. Задача: не разрешать никому приближаться к грузу. Особое внимание обратить на охрану спиртных напитков.
— Слушаюсь, сударь, — коротко ответил Хартлпул. — Будет исполнено. Через пять минут.
— Покойной ночи, — сказал Кау-джер и быстро удалился, недовольный собой и всем на свете.
3. В БУХТЕ СКОЧУЭЛЛ
«Уэл-Киедж» вернулась из Пунта-Аренаса 15 апреля. Едва завидев лодку, эмигранты высыпали на берег, сгорая от нетерпения скорее узнать о своей дальнейшей судьбе.
Люди разместились на берегу, следуя непреложным законам, управляющим любой толпой в любой части нашей далеко не совершенной планеты. Иначе говоря, самые напористые и грубые мужчины завладели лучшими местами — впереди, у самой воды. Женщин оттеснили назад, туда, где они вообще ничего не видели, и им ничего не оставалось делать, как оживленно и громко болтать, заранее обсуждая предстоящее известие. Дети, для которых все служит забавой, тоже примчались на берег. Самые маленькие, чирикая, как воробышки, резвились около толпы. Другие затесались в гущу эмигрантов и теперь не могли сдвинуться с места. Некоторым все же удалось пролезть в передние ряды и просунуть любопытные рожицы между ногами взрослых. Наиболее шустрые оказались впереди всех.
Можно было не сомневаться, что юный Дик находился среди ловкачей; причем не только преодолел все препятствия сам, но и притащил следом за собою своего неразлучного Сэнда и еще одного мальчика, с которым за последнюю неделю они свели дружбу, теперь казавшуюся им уже давней. Марсель Норели, их однолетка, вполне заслуживал дружбы хотя бы уже тем, что нуждался в покровительстве: у этого хилого ребенка с болезненным личиком правая парализованная нога была на несколько сантиметров короче левой. Но это ничуть не влияло на веселый нрав маленького калеки и не мешало ему принимать горячее участие во всех играх. Удивительно ловко пользуясь костылем, он не отставал от других детей.
Пока переполошившиеся эмигранты сбегались на берег, Дик, а за ним Сэнд и Марсель пробрались в передние ряды и устроились впереди мужчин, которым достигали только до пояса. Но, протискиваясь в толпе, они задели или толкнули кое-кого из переселенцев. В частности, потревожили Фреда Мура, старшего из двух братьев, которых Гарри Родс охарактеризовал Кау-джеру как людей необузданных.
Фред Мур, рослый, крепко сколоченный парень, почувствовав, что его толкают, громко выругался. Это сразу же раззадорило Дика. Обернувшись к Сэнду и Марселю, он крикнул:
— Эй, вы! Осторожнее! Не толкайте этого джентльмена, тысяча чертей! Этим вы ничего не выиграете! Мы ведь можем встать сзади и смотреть поверх его головы.
Заявление, исходившее от крошечного человечка, показалось окружающим таким забавно-дерзким, что все разразились смехом. Фред Мур побагровел от злости.
— Сопляк! — презрительно бросил он.
— Благодарю за комплимент, ваша милость, хотя, признаться, у вас весьма невнятное произношение! — продолжал издеваться Дик.
Фред Мур двинулся к нему, но соседи удержали парня, уговаривая не связываться с ребятами. Дик с товарищами, воспользовавшись этим, перекочевал на другое место, поближе к более покладистым людям.
— Ну подожди, — пригрозил ему вслед Фред Мур, — я еще оборву тебе уши!
Дик, находясь на безопасной дистанции, смерил противника насмешливым взглядом.
— Для этого тебе, наверно, понадобится лестница, старина! — заявил он с такой иронией, что все опять расхохотались.
Мур только пожал плечами. Дик, довольный, что за ним осталось последнее слово, перенес свое внимание на шлюпку, уже врезавшуюся форштевнем в прибрежный песок.
Причалив, Кароли спрыгнул в воду и укрепил якорь. Потом помог выйти пассажиру и ушел вместе с Хальгом и Кау-джером.
Говорят, что у огнеземельцев почти не развито чувство привязанности. Но в данном случае лоцман составлял счастливое исключение: даже в его взгляде, устремленном на сына и Кау-джера, сквозила любовь к ним обоим.
Его преданность белому человеку могла соперничать только с безграничной, но более сознательной привязанностью Хальга к Кау-джеру. Кароли был родным отцом юноши, а Кау-джер — духовным. Первый дал Хальгу жизнь, второй развил в нем дремлющий интеллект.
Кау-джер отвечал Хальгу такой же любовью. Мальчик стал его единственной привязанностью, единственным существом, способным согреть его разочарованную душу.
Пока трое друзей, обрадованных встречей, обсуждали между собой новости, эмигранты, столпившиеся во круг Жермена Ривьера, сгорали от нетерпения узнать о результатах поездки. Со всех сторон сыпались вопросы, сводившиеся к одному: почему вернулась шлюпка, а не судно, чтобы взять на борт всех потерпевших кораблекрушение?
Оглушенный Жермен Ривьер поднял руку, требуя тишины. Затем, отвечая Гарри Родсу, единственному, кто задал разумный и краткий вопрос, рассказал о своем путешествии.
В Пунта-Аренасе он виделся с губернатором, господином Агире, который от имени чилийского правительства обещал помочь переселенцам. Но в данный момент в Пунта-Аренасе не было подходящего корабля, чтобы в един рейс забрать всех потерпевших. Поэтому оставалось только запастись терпением, тем более что эмигрантам пока ничто не угрожало — их обеспечили всеми необходимыми предметами и продуктами по крайней мере на полтора года.
Итак, стало ясно, что ждать придется долго. Осень еще только наступала. Было бы неблагоразумно посылать сюда судно в такое время года без крайней нужды. В общих интересах следовало отложить путешествие до весны. Ну, а в начале октября, то есть через полгода, на остров Осте обязательно пришлют корабль.
Новость, передаваемая из уст в уста, немедленно стала известна всем. Она произвела на переселенцев ошеломляющее впечатление. Как? Им придется в течение шести долгих месяцев переносить жестокие холода в этой стране, где бессмысленно заниматься каким-нибудь делом, раз весной их увезут отсюда?
Шумная толпа сразу притихла. Все огорченно переглядывались. Потом общее уныние сменилось гневом. Губернатора Пунта-Аренаса осыпали грубой бранью. Но, так как отвести душу было не на ком, ярость вскоре улеглась, и угрюмые эмигранты стали расходиться по своим палаткам.
Но тут их внимание привлекла небольшая группа людей, которая, пополняясь за счет проходивших мимо, быстро разрасталась. Все машинально останавливались, даже не замечая, что и сами становились частью этой толпы, ipso facto note 2 пополняя аудиторию Фердинанда Боваля. Оратор, решив, что настал подходящий момент, произносил с вершины скалы перед своими товарищами по несчастью новую речь. Как и следовало ожидать, этот убежденный анархист не выказал снисхождения ни к капиталистическому режиму вообще, ни к губернатору Пунта-Аренаса в частности. Последний, по его словам, являлся естественным продуктом капиталистического строя. Боваль красноречиво клеймил эгоизм этого чиновника, лишенного самой элементарной гуманности, беспечно обрекавшего несчастных людей на лишения и опасности.
Эмигранты слушали его рассеянно. От всех разглагольствований им ничуть не становилось легче. Сейчас нужны были действия, а не слова. Но никто не знал, как именно действовать. Опустив голову, бедняги мучительно искали выход из создавшегося положения.
Постепенно у этих отупевших от несчастья людей созрела одна и та же мысль. Кто-то ведь должен знать, что теперь делать. Быть может, тот, кто уже не раз выручал их из беды, снова придет к ним на помощь? Они робко поглядывали в сторону Кау-джера, к которому уже направлялись Гарри Родс и Жермен Ривьер. Никто из тысячи двухсот человек не решался взять на себя ответственность за настоящее и будущее. Казалось, проще всего опять обратиться к Кау-джеру, к его самоотверженности и опытности. Это было удобно хотя бы потому, что избавляло всех от мучительных раздумий.
Сбросив, таким образом, с души бремя забот о ближайшем будущем, переселенцы по одному, по двое отходили от Фердинанда Боваля, и вскоре около него осталась лишь ничтожная кучка его приспешников.
Гарри Родс, в сопровождении Жермена Ривьера, подошел к Кау-джеру, беседовавшему с двумя огнеземельцами, сообщил ему ответ губернатора Пунта-Аренаса, а заодно рассказал о волнениях и страхах пассажиров «Джонатана», обреченных на зимовку в антарктическом климате.
Кау-джер заверил их, что зима на Магеллановой Земле менее сурова и менее продолжительна, чем в Исландии, Канаде и даже в северных районах Соединенных Штатов, и что климат архипелага, в общем-то, не хуже, чем в Южной Африке, куда направлялся «Джонатан».
— Вашими бы устами да мед пить! — отозвался не без некоторого скептицизма Гарри Родс. — Но скажите, разве не лучше зазимовать на Огненной Земле, где все-таки можно найти хоть какое-нибудь убежище, чем здесь, на острове Осте, на котором нет ни единой живой души?
— Нет, — ответил Кау-джер. — Переход на Огненную Землю ничего не даст, потому что вы не сможете перевезти туда весь груз с «Джонатана». Надо оставаться на острове Осте, но как можно скорее перебраться отсюда в другое место.
— А куда?
— В бухту Скочуэлл, которую мы исследовали во время похода. Там нетрудно подыскать участок, удобный для постройки домов. Здесь же нет и дюйма ровной поверхности.
— Как? — воскликнул Гарри Родс. — Вы советуете перетащить такой тяжеленный груз за две мили отсюда? И заняться настоящим строительством?
— Именно так, — подтвердил Кау-джер. — Помимо того, что бухта Скочуэлл расположена в прекрасном месте и защищена от западных и южных ветров, там протекает река, следовательно, не будет недостатка в питьевой воде. Что же касается строительства, то я считаю его не только необходимым, но и безотлагательным. В этих краях очень высокая влажность. Прежде всего нужно оградить себя от сырости. Повторяю еще раз — время дорого. Зима может нагрянуть со дня на день.
— Вы должны сказать это остальным, — предложил Гарри Родс. — Они лучше поймут, если вы сами обрисуете создавшееся положение.
— Предпочитаю, чтобы это сделали вы, — возразил Кау-джер. — Но я останусь в полном распоряжении всех, кому смогу понадобиться.
Гарри Родс поспешил передать слова Кау-джера всем эмигрантам. К его крайнему удивлению, известие это приняли лучше, нежели он думал. Пережитые разочарования так обескуражили людей, что они даже обрадовались предстоящей работе. К тому же, слава богу, нашелся человек, взявший на себя ответственность за ее результаты. Ну, а все остальное довершила присущая человеку способность надеяться и верить в лучшее будущее. Эмигрантам казалось, что любые перемены помогут сохранить жизнь, и переселение в бухту Скочуэлл представлялось им чудесным избавлением от грозящих бед.
Но с чего начать? Как организовать переноску грузов на расстояние двух миль вдоль скалистого, почти непроходимого берега? С общего согласия Родс снова обратился к Кау-джеру с просьбой помочь наладить работы, которые тот считал первоочередными.
Кау-джер не заставил упрашивать себя, и под его руководством все сразу же принялись за дело.
Сначала создали некое подобие дороги на участках, недоступных для прибоя: выровняли почву около самых больших каменных глыб и убрали мелкие камни. 20 апреля, когда закончили подготовительные работы, приступили к переноске груза.
Для этого использовали плоты, уже послужившие для разгрузки «Джонатана». Их разделили на несколько частей и подложили под них вместо колес очищенные и обтесанные древесные стволы. Таким образом получились примитивные повозки, в которые впряглись все эмигранты — мужчины, женщины и даже дети. И вскоре длинная вереница растянулась у самой воды, между отвесными скалами и морен. Зрелище было поистине любопытным! А какими лихими возгласами подбадривали себя тысяча двести запыхавшихся тружеников!
Большую помощь оказала шлюпка. В нее грузили наиболее тяжелые или самые хрупкие предметы, и Кароли с сыном непрерывно курсировали между местом кораблекрушения и бухтой Скочуэлл. Это значительно ускорило переброску грузов и оказалось как нельзя более кстати, потому что уже не раз приходилось прекращать работу из-за непогоды.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46