https://wodolei.ru/catalog/podvesnye_unitazy/Roca/meridian-n/
Хроники Кидана – 2
Вычитка и оформление – Алекс Быков
«Сын соперника: Хроники Кидана»: ACT: ACT МОСКВА: ХРАНИТЕЛЬ,; М.; 2008
ISBN 978-5-17-047308-3, 978-5-9713-6471-9, 978-5-9762-4887-8
Оригинал: Simon Brown, “Rival's Son”
Перевод: Александра Кошкина
Аннотация
Мир, удивительно близкий к нашему XVIII веку – и в то же время разительно от него отличающийся…
Здесь войны ведутся при помощи ружей и пушек, а королевские дворы блистают роскошью и изысканной культурой, но при этом аристократические дамы и кавалеры владеют магией, вступающей в силу, лишь если ее носитель совершит убийство жертвы-Избранного.
Здесь правят великие государи, плетутся тонкие дипломатические интриги, а на холодное оружие накладываются таинственные чары…
Здесь императрица могущественной Хамилайской империи Лерена, одержимая идеей завоевания всего материка, получает в свою власть таинственное магическое орудие Сефид – оружие, которое должно раз и навсегда переломить исход затянувшейся войны с королевством Ривальд.
Однако применение Сефида опасно не только для тех, против кого он обратится, но и для тех, кто дерзнет пустить его в ход…
Саймон Браун
Сын соперника
Эйми и Джорджии, добро пожаловать в круг. И Саймону Палмеру, который показал мне Трою.
БЛАГОДАРНОСТЬ
Как всегда, я обязан моей первой жертве, Элисон Токли, мнению которой я полностью доверяю. Благодарю своих терпеливых, очень терпеливых редакторов Кейт Паттерсон, Брианн Танниклифф и Джулию Стайлз. А еще моего агента Тару Уинн, которая не оставила в покое ни одного издателя. Спасибо вам всем.
240-й ГОД ПОСЛЕ ПАДЕНИЯ
Пролог
Императрица Лерена Кевлерен, пожертвовав всеми, кого любила, Обладала Сефидом так, как никто до этого не Обладал.
Она уничтожила всех своих врагов.
Резня была столь ужасна, а жертв так много, что Сефид закрутило, словно водоворотом. Лерена, не осознавая сложившейся ситуации, считала, что жизнь возвратится на круги своя к тому времени, как она завершит начатое.
Но воздух и земля, огонь и вода были переполнены, они впитали это, как пустыня впитывает дождь. Это покрывало все, заставляя каждый кусок металла светиться голубым, ненадолго приоткрывая для любого пытливого ума часть своих возможностей. Затем это успокоилось, дав небольшую передышку, но не ушло, не сделало мир спокойнее. Сефид заявлял о себе подобно тому, как нравственная болезнь поражает общество в самом слабом месте – там, где ткань человечества наиболее истончена.
Расслабленно лежа в кровати после неожиданного пробуждения, Лерена недоверчиво прислушивалась к повисшей во дворце тишине. Даже ее любимые гончие вели себя подозрительно тихо. Она должна была слышать, как суетится прислуга, готовясь к новому дню, а еще – дребезжание повозок торговцев, направлявшихся к рынку у королевского дворца… Самым странным Лерене казалось отсутствие птичьего гомона, поскольку именно птицы были одними из тех немногих обитателей животного мира, которым Кевлерены не могли помешать посещать Омеральт, столицу Хамилайской империи. Так повелось, что единственными существами, допускаемыми в город помимо людей, были обитатели зверинца, принадлежавшего семье Кевлерен. Но птицы – вкупе с крысами и насекомыми – присутствовали здесь постоянно.
Мысли о птицах заставили Лерену подумать о сестре, герцогине Юнаре. На мгновение и она, и все Избранные, и ривальдийские Кевлерены ожили в памяти императрицы. Казалось, все в мире встало на свои места. Но иллюзия длилась лишь мгновение, а потом опять накатила волна воспоминаний об ужасных убийствах и реках крови.
Лерена резко поднялась, желудок свело от рвотных позывов. С трудом сглотнув, императрица едва сдержала тошноту. Даже сейчас птицы сестры, просыпаясь под куполом огромного птичника, спрашивали себя, где их хозяйка и почему не пришла к ним.
Вокруг стояла гробовая тишина.
Неподвижно сидя на кровати, Лерена поняла: это не рассвет, темнота все еще лежит на ее землях, а за окном – пронзительный холод. Первой мыслью императрицы было: солнце не встало из-за использования ею Сефида три дня назад, самого сильного по мощности за весь период существования ее семьи. Она каким-то образом уничтожила светило – или же сместила мир с оси равновесия. Рассвета никогда не будет…
Руки ее затряслись. Чтобы унять дрожь, императрица положила ладони на колени.
– Нет, – сказала она себе. – Прекрати вести себя как перепуганный ребенок. За окном темно лишь потому, что сейчас все еще ночь.
Но все же темнота не была столь густой. Комната Лерены наполнилась голубым сиянием. Она огляделась, чтобы понять, откуда оно исходит. Золотое шитье на одном из платьев слабо светилось, а металлическая оправа зеркала пылала словно в огне. От резкого короткого выдоха перед лицом императрицы образовалось облачко пара.
Не веря в то, что подобное возможно, Лерена соскочила со своего ложа, приподняла шторы на окне и окинула взглядом столицу.
Омеральт предстал перед ней весь в голубом пламени – башни буквально горели им. Императрица практически осязала Сефид, жужжащий сквозь кирпич и камень.
Опустив шторы, Лерена присела на краешек кровати.
Это невозможно. Она – единственная оставшаяся в мире, кто может Обладать так мощно.
Императрица закрыла глаза и заставила себя поверить в это.
* * *
Огромные гранитные блоки центральной башни и высоченная восточная стена Цитадели Кидана ярко сверкали в лучах рассвета, но стратег Гэлис Валера не замечала этого, хотя и находилась на проходе прямо над стеной. Застыв будто статуя, в мыслях она снова видела огромную извивающуюся массу черных насекомых, покрывающих тело Китайры Альбин, опять слышала царапанье и стрекотание тысяч маленьких гнусных лапок и снова вдыхала пары муравьиной кислоты.
Человеческая память беспощадна, у нее нет какой-либо прелюдии или коды, она содержит в себе всего лишь несколько кратких моментов, которые всплыли сейчас, после того как был обнаружен труп ее возлюбленной и покровительницы… Воспоминания заполняли сны стратега по ночам и все мысли в течение дня. Они могли нахлынуть неожиданно – и выбивали Гэлис из колеи, заставляя забыть о том, чем она занималась. Часть ее личности пыталась ускользнуть от этой пытки, вернуться к реальности, но отдалиться от воспоминаний удавалось, только когда кто-нибудь окликал ее, здоровался, задавал вопрос, касался лица или плеча, чтобы удостовериться в том, что с девушкой все в порядке. В ответ она кивала, удивляясь тому, что больше не стоит в холодной каменной комнате Китайры, не видит труп своей возлюбленной, распростертый на полу и кишащий чужеродной жизнью.
Гэлис работала до полной потери сил. Это было необходимо для того, чтобы справиться с болью и попытаться предупредить моменты атаки памяти; она даже обедала на работе. Стратег наблюдала за восстановлением стены, на которой сейчас стояла, следила за тем, чтобы трупы погибших сожгли, а раненых собрали в одном месте для лечения и ухода. Оружие противника было подобрано, отсортировано, приведено в порядок и отправлено в арсеналы Цитадели.
Несмотря на все заботы, Гэлис не чувствовала усталости. Воспоминание было слишком свежо в памяти, а когда ее разум наконец-то отошел от случившегося и она смогла жить дальше, мир показался ей неестественно спокойным и тихим. Девушка словно присутствовала на постановке детально продуманной пьесы, где являлась единственным актером.
Не было ни ветерка, ни пения птиц. Казалось, даже полноводная Фрей приостановила свое течение. Стратег медленно выдохнула и увидела облачко пара.
Не может быть! Нет, не здесь!.. Не сейчас…
Она оглянулась, чтобы посмотреть, нет ли кого поблизости. Внизу, во дворе Цитадели, двое рабочих носили камни.
Они двигались, но медленно, как будто время для них замедлило свой бег. Пока Гэлис глядела на рабочих, кто-то прошел во двор под аркой главных ворот. Походка человека была странной, прихрамывающей, голова слишком сильно клонилась на одно плечо.
Голубая дымка приковала ее внимание к башне. Странный свет лился из окна. Машинально девушка посчитала этажи и поняла, что это находилось в комнате Китайры.
Все закончилось так же внезапно, как и началось: мир нахлынул на Гэлис подобно бурному потоку. Она слышала реку внизу, людей, работающих во дворе. Свет с восточной стороны тронул ее затылок так, что по позвоночнику пробежала дрожь.
Озадаченная Гэлис встряхнула головой и, пытаясь припомнить, чем занималась минуту назад, осторожно спустилась со стены в поисках нового дела.
* * *
Босые ноги Паймера шлепали по глиняному полу флигеля для слуг. По пути он открывал каждую дверь, засовывал внутрь голову, внимательно изучал помещение, а потом уходил, оставляя комнату незапертой. Разбуженная прислуга следовала за ним, пытаясь узнать, в чем дело.
Не отвечая на вопросы, Паймер исследовал все комнаты, а после с озадаченным видом повернулся к уже достаточно разросшейся толпе.
– Кто-нибудь видел моего Избранного? – печально спросил он.
Прислуга стала удивленно переглядываться. Никто не хотел встретиться глазами с пристальным взглядом Паймера. В конце концов одна девушка, помоложе и похрабрее остальных, указала на главное здание:
– Кто-нибудь из ваших людей осведомлен лучше нас, ваша светлость.
Паймер нахмурился.
– Я имею в виду одного из ваших Акскевлеренов, – добавила служанка.
– Я там смотрел, – произнес Паймер совершенно убитым голосом.
Слуги невольно отпрянули. Их герцог, наиболее знатный, изнеженный и аристократичный из всех Кевлеренов, никогда до этого не проявлял с такой силой никаких чувств – кроме самодовольства. Однако Паймер быстро пришел в себя: лицо приняло прежнее выражение, брови приподнялись, слуг он одарил взглядом, полным деланного равнодушия.
– С чего это вы все повыскакивали в ночных сорочках? – поинтересовался герцог.
Слуги хором забормотали извинения и разошлись по комнатам.
Поймав за руку одну из служанок, Паймер произнес:
– Вина. Красного… Нет. Белого. В мой кабинет.
– Да, ваша светлость, – сказала девушка и стремглав бросилась выполнять поручение.
Герцог с высокомерным видом отправился обратно в свои покои. Неожиданно он остановился, вздрогнул и огляделся по сторонам – так, словно внезапно заблудился.
– Идальго?.. – позвал он. – Я знаю, что ты здесь. Где ты прячешься?..
Тут его обступили несколько полусонных Акскевлеренов, сбитых с толку и пораженных видом взволнованного и полураздетого Паймера.
Старший из группы – лысый, с крючковатым носом и слезящимися глазами человек – подошел к старику и поклонился.
– Чем могу служить, мой господин?
– Кто ты?..
Человек прищурился.
– Мой господин!.. Да ведь это я, ваш управляющий. Я – Дайоф Акскевлерен! Я старейший из ваших приближенных. Еще мальчиком работал у вашего отца…
– Дайоф?.. А! Да, теперь припоминаю. Я тебя знаю.
Паймер наклонился к слуге и прошептал:
– Идальго Акскевлерен. Где он?.. Я ищу его всю ночь.
Дайоф нервно сглотнул.
– О, ваша светлость, вы сами сказали, что его больше с нами нет. Вы говорили, он погиб недалеко от Ривальда…
На мгновение герцог замер, уставившись на Дайофа так, будто Акскевлерен спятил. Неожиданно выражение его лица изменилось.
– Я так сказал? – произнес герцог прежним тоном. Дайоф кивнул в ответ.
Послышался шорох; мужчины резко обернулись. Позади них замерла служанка с подносом, на котором стояли кувшин с вином и хрустальный бокал. Девушка старалась держать поднос ровно, но так нервничала, что посуда противно дребезжала.
– В мой кабинет, – властно скомандовал Паймер. Девушка сделала реверанс и быстро удалилась. Паймер повернулся к Дайофу продолжить разговор, но заметил, что начали собираться домочадцы. Тут были Кевлерены – двоюродные племянники и племянницы, внуки и правнуки его кузенов и кузин, все те, кто был до потери сознания потрясен смертью своих Избранных и для восстановления сил выслан императрицей из дворца в Омеральте во владения Паймера. Впервые они проявили какой-то интерес к чему-либо за пределами своих покоев.
Герцог кивнул в их сторону и приказал Дайофу:
– Проверь, чтобы все вернулись в свои постели. У меня еще есть дела, я лягу позже и не хочу, чтобы меня тревожили.
Дайоф поклонился.
Паймер последовал за служанкой в кабинет – длинную комнату с высоким окном, выходившим на сады с северной стороны. Сады эти были весьма обширны – они являлись воплощением навязчивого желания его отца управлять природой. Не являясь садовником по натуре, герцог целыми днями любовался их красотой. Сейчас, в темноте, он мог разглядеть только серебристые верхушки деревьев вдалеке.
Служанка поставила поднос на столик у окна. Прежде чем она удалилась, Паймер тронул ее за плечо и сказал:
– Принеси еще один бокал.
– Еще один бокал, ваша светлость?..
– И мой парик, – добавил он. Девушка поспешно вышла.
Паймер присел у стола и почувствовал теплоту, разливавшуюся из бокала по всей комнате. Вдоль длинных стен в кабинете располагались книжные шкафы, доверху забитые книгами: огромные тома в кожаных переплетах с золотым теснением на корешках, пропахшие пылью и старинными знаниями. Наследство от отца… Паймер не прочел ни одной из этих книг. Чтение он всегда считал менее интересным делом, нежели задушевный разговор. Положение герцога позволяло вести беседы в любое время, когда ему только заблагорассудится.
Не прошло и нескольких минут, как в дверях вновь появилась служанка со вторым бокалом и рыжим париком. Она подала герцогу парик и поставила бокал на поднос. Не получив дальнейших распоряжений, девушка покинула кабинет.
Оставшись один, герцог почувствовал, как ночь окутывает его, сужая границы мира. Он ощутил легкое движение на задворках своего разума – нечто вроде его второго «Я», что потеряло контроль над собой и боялось всего на свете.
Этот другой Паймер все возвращался, не принимая во внимание ни его чувств, ни желаний, потому-то старик и пугался. По возвращении герцог не помнил многое из того, что говорило или делало его «альтер эго».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49