Георг Освальд
Все, что считается



Георг Освальд
Всё, что считается

ВНУТРИ

1

Каждый день я хожу на работу.
Наверное, вы делаете то же самое, если, конечно, у вас есть работа, но в моем случае эти слова следует понимать буквально, потому что я хожу на работу и по субботам, а если нужно, то и по воскресеньям. Я заместитель руководителя отдела по работе с проблемными клиентами, а собираюсь стать руководителем отдела по работе с проблемными клиентами. Тогда у меня будет оклад сто двадцать тысяч плюс премия плюс служебный автомобиль (БМВ третьей серии).
Это было бы хорошо.
Просыпаюсь, Марианна, моя жена, уже встала, но ее часть постели еще теплая. На экране маленького кубического «Сони» появляется женщина, рассказывающая о погоде. Она сияет, как будто только что произошло что-то замечательное. Марианна любит, проснувшись, включить телевизор прямо с кровати и тут же уйти в ванную или на кухню.
Переворачиваюсь на живот и накрываю голову подушкой.
Марианна кричит: «Можешь идти в ванную, я уже ставлю кофе!»
Снова переворачиваюсь на спину и сначала разглядываю потолок, потом тонкую, не очень чистую хлопчатобумажную занавеску на окне. Размышляю: да, я и на самом деле один из тех, кто может разволноваться из-за грязной занавески. С Марианной я об этом говорил. Она утверждает, что стирать можно сколько угодно, занавеска все равно будет грязной, как только ее повесишь, – это из-за улицы, на которой мы живем. Так что – не смогла удержаться, чтобы не добавить, – свои грязные занавески я могу засунуть себе в задницу. Может быть, вам и смешно. Мне – нет.
Внизу уже началась рабочая суета. Пробка перед светофором на ближайшем перекрестке. Представляю себе, как вы и вам подобные сидите в своих тачках, еще чуточку печальные из-за того, что пришлось встать с постели, но уже недовольные водителем впереди.
Принимаю душ, бреюсь, причесываюсь, одеваюсь. Начинаю думать о работе.
Марианна вырезала из газеты объявления о продаже жилья и рассказывает об этом за завтраком. Замечает, что я не слушаю, и спрашивает, о чем же я думаю. Начинается затертый до дыр диалог из комикса: «Любимый, о чем ты сейчас думаешь?» – «О работе».
Каков вопрос, таков и ответ. Говорю: «О работе».
Если быть точным, то я размышляю о том, что Румених вызывает меня сегодня по поводу дела Козика. Пытаюсь понять, не идет ли речь о какой-нибудь интриге, которая повлияет на мое положение и мою товарную стоимость. Но это не то, что занимает меня на самом деле, это мелочь.
С минуты на минуту у нас с Марианной начнется страшная ссора, потому что я раздраженно, как ей показалось, спросил, когда приедет ее тетя Оливия. Как всегда во время подобных ссор, принимаю решение развестись. Некоторое время царит враждебное молчание, а потом как-то вдруг, само собой начинаем разговаривать нормально. И снова о недвижимости. Мне пора идти. Говорю: «Хотел тебе что-то сказать, но забыл что. Позвоню».
Только не подумайте, что моя утренняя жизнь поганее, чем у вас. Посмотрите правде в глаза, тогда никаких слов не понадобится.
Мне нравится мой ежедневный путь на работу. Он достаточно долгий для того, чтобы сосредоточиться на предстоящих делах, и достаточно короткий, чтобы не надоесть.
Марианна жалуется на район, в котором мы живем: он кажется ей непрезентабельным. Я же ценю его за то, что здесь живут так называемые простые люди. Простых людей можно узнать по тому, что они живут в самых сложных условиях. Они постоянно заняты добыванием денег. А если у них нет работы или есть, но низко оплачиваемая, то они все время придумывают новые и новые способы заработать. Естественно, они не имеют никакого представления о том, что такое бизнес, и первый же обманщик обязательно навесит им лапшу на уши. Их жизнь определяют долги и ложь – неизбежное последствие долгов. Первое правило в моей работе: тот, у кого есть долги, лжец. Так бывает всегда.
В нашем доме расположена фитнес-студия. По крайней мере, так написано на двери. Сначала, когда мы только въехали, она принадлежала сербу, который предлагал Марианне воспользоваться его тренажерами на особых условиях. Он приставал к ней в парадной, в лифте, на улице – везде, где бы ни встретил. Я знаком с одним из его бывших клиентов. Он рассказывал, что внизу, в баре, постоянно толкутся пять-шесть проституток, ждущих, не подвернется ли работенка. Когда серб понял, что у Марианны есть муж и этот муж я, то он сразу же сменил тактику. Он начал изображать джентльмена, даже в моем присутствии, чтобы подчеркнуть, что у него не было никаких гнусных намерений. Летом перед его заведением сидели рокеры, разукрашенные с ног до головы татуировками. На самом солнцепеке они лакали из банок пиво и любовались своими хромированными мотоциклами, стоявшими прямо на тротуаре. К фитнесу они имели такое же отношение, как и шлюхи. Но вполне возможно, что шлюхи и рокеры имели какое-то отношение друг к другу. А вот что общего с ними было у серба, я не знаю, он мне не докладывал. Однажды утром я встретил его в лифте с двумя типами – судя по виду, у него начались неприятности. И вообще от его приветливости и дружелюбия не осталось и следа, а смотрел он так, как будто хотел сказать: «Если у тебя есть голова на плечах – не разевай пасть!»
А через пару дней в фитнес-студии полиция делала обыск. Мой знакомый рассказывал, что речь шла о грузовике джинсов, контрабандным путем провезенных через словено-итальянскую границу, о нелегальных азартных играх и, конечно, о содержании притона. Серб сбежал. А еще через несколько дней на двери студии появилась картонная табличка с аккуратной, но несколько неумело выведенной красным фломастером надписью: «Уважаемые посетители! По техническим причинам мы на какое-то время закрываемся. Но через пару недель откроемся снова, и тогда вас ждет суперакция с бесплатными услугами и призами! Служащие фитнес-студии». Само собой разумеется, суперакции с бесплатными услугами и призами мы так и не дождались, равно как и самого серба. Его преемник, этакое загорелое накачанное одноклеточное по имени Уве, разрабатывал другую идею: он открыл оздоровительный центр «Только для леди» и этим гениальным трюком обеспечил себе возможность без каких бы то ни было помех заниматься своими клиентками.
Сразу за «Только для леди» находится «Парадиз стильной мебели», в котором по немыслимым ценам торгуют мебелью под бидермайер и Людовика XVI, фарфоровыми комнатными фонтанами в человеческий рост, столовым серебром, разноцветными хрустальными бокалами и бог знает чем еще. Марианна говорит, что она ни разу не видела в этом магазине хотя бы одного покупателя, и я тоже не видел. Готов поспорить, у серба, со всеми его шлюхами, рокерами и суперакциями с бесплатными услугами и призами, рыльце не настолько в пушку, как у невидимых владельцев этого фантастического мебельного рая. Не сомневаюсь, здесь пахнет отмыванием денег – наркотики или оружие. Говорю об этом не понаслышке. Случайно, по работе, я знал прежнего владельца этого магазина. Я имею в виду некое ООО «Фурнитуро», против которого сейчас начато дело о банкротстве. Хозяева, как обычно, сбежали. Но на нашей улице никому, кроме меня, это не известно. Я пытался настаивать на описи имущества. К сожалению, ничего не получилось, потому что новый владелец утверждает, что не имеет к ООО «Фурнитуро» никакого отношения.
В таких историях мне интересна каждая мелочь. Это связано с профессией, потому что при моей работе учишься выуживать из подобных ситуаций важную информацию. Вы в курсе, чем занимаются ваши соседи? Вы ответите, мол, конечно, они сами об этом рассказывали. Но насколько верны ваши сведения? Поверьте, вы бы рот открыли от удивления, если бы узнали, как живущие рядом люди на самом деле зарабатывают деньги. И ваши собственные долги показались бы вам смешными, если бы вы узнали, сколько долгов у них.

2

Мне кажется, что я весьма неотчетливо помню прежнее состояние покоя, когда я не пытался достичь никаких целей или добивался своего, но как-то по-другому, – не знаю, как выразиться, чтобы было понятно. В те времена я более явственно ощущал, что живу. А теперь бывает так, что я неделями не чувствую ничего, никаких движений души, которые принадлежали бы лично мне и воспринимались бы именно мной, человеком по имени Томас Шварц. И тем не менее я постоянно нахожусь в состоянии какого-то подвижного беспокойства. «Подвижное беспокойство» – так я называю подобное ощущение.
Последнее время опять идет такая полоса, когда все наваливается сразу. Стресс, стресс и еще раз стресс – вам это известно.
Я как раз рассказывал про свою дорогу на работу. Вам она покажется в чем-то знакомой, готов поспорить.
Каждое утро, проходя мимо помойки соседнего дома, я закуриваю. «Официально» я бросил курить уже несколько лет назад, но по утрам во мне регулярно скапливается такой электрический заряд, что без сигареты я просто погибну , причем прямо на месте.
Навстречу движется группа молодых людей лет шестнадцати-восемнадцати. Они направляются в близлежащее профучилище. На редкость интересные люди.
Одеты дорого. Денег на одежду явно не жалеют. Это удивительно, потому что они наверняка не из тех семей, где без всяких разговоров выкладывают кучу денег за тряпки. Такое впечатление, что значительная часть родительских доходов тратится именно на эти шмотки. У некоторых американские фирменные вещи спортивного стиля да еще и модные прически. Это и есть те, кто смотрит MTV. Они верят в поп-культуру и готовы платить за сознание причастности к ней. Некоторые одеты как благополучные герои американских кинофильмов и сериалов. Парни в серых однобортных пиджаках и белых рубашках, галстуки подобраны со вкусом, на девушках – серые или темно-синие костюмы. Кроме того, у них строгие, но стильные прически и классическая обувь. До этого момента все в лучшем виде. Мне интересно, насколько трогательно-живо эти молодые люди демонстрируют свое желание добиться общественного признания. Обидно, что ни одному из них не удастся вырваться из замкнутого круга и подняться выше их сраной жизни в двухкомнатной халупе, за которую они постоянно упрекают своих родителей. Откуда мне это известно? Это же ребята из училища, а на сегодняшний день они оказываются проигравшими уже на старте. И вы это знаете не хуже меня. Само собой разумеется, я понимаю, что говорить такие вещи вслух запрещено. Если одному из тысячи удается добиться хоть какого-то успеха, то в него начинают тыкать пальцем и вопить: «Смотрите! Это может каждый из вас!» Хотя на самом деле такой уникум доказывает, что это может далеко не каждый, что для оставшихся девятисот девяносто девяти мечта о счастье навсегда останется только мечтой, даже если они и далеки от осознания данного факта.
Подобными размышлениями я развлекаю себя на пути к метро вплоть до того момента, когда подхожу к зданию Управления по делам иностранцев, расположенного на другой стороне улицы. Каждое утро главный вход оккупируют сотни желающих попасть внутрь. Что тут скажешь? Слава Богу, что вход на другой стороне. Люди стоят, чтобы получить бумаги, деньги, легальный статус. Меня это не должно волновать, ведь меня это не касается, у них все равно ничего не получится. Конечно, если меня спрашивают, что я думаю о проблеме иностранцев, то я отвечаю, что ее необходимо каким-нибудь образом решить. Но на самом деле я так не думаю. Я понимаю, что существуют те, кто находится внутри, и те, кто хочет туда попасть. И, черт меня подери, неужели те, кто внутри, не знают, как этому помешать! Итак, в чем же проблема? Битва при раздаче слонов с четко распределенными ролями. Все шансы на одной стороне и отсутствие таковых на другой. Замечаю, что уже спускаюсь в метро. Было бы неприятно, если бы кому-то из них пришло в голову перейти улицу и заговорить со мной. Осталось бы тягостное ощущение из-за того, что ко мне обратились с навязчивой, но бесполезной просьбой.
Первая в течение дня действительно серьезная депрессия накатывает в тот момент, когда я спускаюсь по загаженному эскалатору в толпе всякого сброда , – меня мутит от зловонного дыхания, немытых волос и дебильных харь. У них нет никакого понятия о том, что такое частная жизнь. В нью-йоркском метро, которое с этой точки зрения оказалось просто невыносимым, мне тем не менее кое-что понравилось. Я имею в виду наклейки под девизом «Поэзия в движении» на узких рекламных щитах над окнами. Один из текстов остался у меня в памяти:

Sir, you are tough and I am tough,
But who will write who's epitaph… Сэр, вы упрямы и я упрям,
Но кто кому напишет эпитафию… (англ.)



Под ним стояло: Иосиф Бродский. Русский эмигрант и лауреат Нобелевской премии по литературе, это я выяснил у Марианны. Мне нравится, как лихо он упаковал в две строчки основной закон человеческих взаимоотношений. Можно даже посмеяться.
Смотрю через плечо низенькой жирной тетки, от которой за версту несет приторно-сладковатым парфюмом, и читаю ее вчерашнюю вечернюю газету. Заметив это, она чуть-чуть разворачивается и нагибается так, чтобы я не смог украсть у нее ни кусочка текста. Замечательно!
И тут два старых хрыча справа начинают действовать мне на нервы. Один из них, длинный узколобый седой старикашка за семьдесят, похожий на состарившегося прыгуна в высоту, треплется, глядя через верхний край своего «Шпигеля», с коротышкой-приятелем, тоже, наверное, не моложе.
Он (как же без него!) волнуется по поводу исполнения какого-то приговора. У многих пожилых людей необъяснимая страсть к вопросу о судебной ответственности. Не замечали? К сожалению, только им одним известны способы ее усовершенствования: возвращение смертной казни, позорного столба, пыток, долговой ямы, перенос долга на других членов семьи и так далее, что там еще бывает. Сегодняшний старикашка из умеренных, видимо интеллектуал. Читает своему приятелю: «Отбывающему в пятнадцатый раз срок наказания заключенному, который хочет расстаться со своими наколками, будет проведено лазерное лечение стоимостью семнадцать тысяч марок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20