В блеске отраженных огней все отверстия казались совершенно одинаковыми, а существа около них глазели на людей, полуприкрыв глаза, с абсолютно непроницаемым видом.— Да-а, — с сомнением протянула Пэт, — давай все-таки попытаемся. Эй, там, ты — Оскар?Щелкающий голос ответил:— Да.— Я не верю ему, — возразил Хэм. — Тот сидел выше и правее. Эй! Ты Оскар?Другой голос щелкнул:— Да.— Но вы не можете оба быть Оскаром!Избранник Пэт ответил:— Мы все Оскар.— О, это неважно, — вставила Пэт, предвидя возражения Хэма. — Очевидно, то, что знает один, знают все; так что безразлично, кого мы выберем. Оскар, вчера ты сказал, что ты разумен. Ты более разумен, чем я?— Да. Гораздо более разумен.— Ха! — хихикнул Хэм. — Что, съела?Она фыркнула:— Это ставит его на милю выше тебя, янки! Оскар, ты когда-нибудь говоришь неправду?Плотные веки накрыли полупрозрачные.— Неправду, — повторил резкий голос. — Неправду. Никогда. Нет необходимости.— Хорошо. Ты… — Она вдруг осеклась, услышав приглушенный хлопок. — Что это? О! Смотри, Хэм, один из его стручков лопнул! — Она отступила на шаг.Они почувствовали сильный резкий запах, напомнивший им страшный час, проведенный в каньоне, но в этот раз запах был не настолько сильным, чтобы вызвать удушье у Хэма или обморок у Пэт. Резкий, едкий и все-таки не лишенный приятности.— Зачем это, Оскар?— Так мы… — Голос вдруг умолк.— Размножаетесь? — подсказала Пэт.— Да. Размножаемся. Ветер переносит наши споры от одного к другому. Мы живем там, где ветер.— Но вчера ты сказал, что вы размножаетесь делением.— Да. Споры оседают на наших телах и происходит… — Голос снова умолк.— Опыление?— Нет.— Раздражение?— Да.— И после этого появляется нарост?— Да. Когда рост прекращается, мы разделяемся.— Фу! — фыркнул Хэм. — Нарост!— Заткнись! — огрызнулась Пэт. — Просто нарост — это и есть ребенок.— Нарост — это ребенок… Пусть так, но я очень рад, что не стал ни женщиной, ни тем более биологом.— Я тоже, — сдержанно ответила Пэт. — Оскар, что ты знаешь?— Все.— Ты знаешь, откуда пришли люди?— С той стороны, где свет.— Да, но до того?— Нет.— Мы с другой планеты, — торжественно сказала девушка. Так как Оскар молчал, она добавила: — Ты знаешь, что такое планета?— Да.— И ты знал еще раньше, чем я произнесла это слово?— Да, гораздо раньше.— Но откуда? Ты знаешь, что такое машины? Ты знаешь, что такое оружие? Ты знаешь, как делать эти вещи?— Да.— Тогда почему ты их не делаешь?— Нет необходимости.— Нет необходимости! — Она раскрыла рот от удивления. — Да будь у вас свет, даже просто огонь, — вы могли бы держать этих туристов, то есть я имею в виду триоптов, на безопасном расстоянии, вы не дали бы им пожирать себя!— Нет необходимости.Она беспомощно повернулась к Хэму.— Не думаю, — прошептала она. — Дело в другом, в чем-то, чего мы не понимаем.— Оскар, откуда тебе известно все это?— Разум.У пещеры неподалеку тихо хлопнул еще один стручок.— Но как? Скажи мне, как вы объясняете факты?— С помощью других фактов, — прощелкало существо на льду. — Разум может построить картину… — молчание.— Вселенной? — подсказала Пэт.— Да. Вселенной. Я начинаю с одного факта и делаю из него выводы. Я строю картину Вселенной. Затем я беру другой факт и делаю из него выводы. Если эта картина Вселенной, которую я построил, идентична первой, я знаю, что эта картина верна.Пэт и Хэм с благоговением воззрились на существо.— Послушай-ка! — сказал Хэм, переведя дыхание. — Если это правда, мы сможем узнать у Оскара все, что угодно! Оскар, ты можешь объяснить нам, чего мы еще не знаем?— Нет.— Почему нет?— Сначала вы должны дать мне слова. Я не могу объяснить того, для чего у нас нет слов.— Это правда, — прошептала Пэт. — Однако, Оскар, я знаю слова: время и пространство, энергия и материя, закон и причина. Расскажи мне о высшем законе Вселенной!— Это закон… — молчание.— Сохранения энергии или материи? Гравитации?— Нет.— Учение о… Боге?— Нет.— О жизни?— Нет. Жизнь не имеет значения.— Но… У меня нет больше слов.— Существует вероятность, — с усилием сказал Хэм, — что такого слова вообще пока нет!— Да, — щелкнул Оскар. — Это закон вероятности. Все эти слова обозначают различные проявления закона вероятности.— Боже мой! — выдохнула Пэт. — Оскар, тебе известно значение слов: звезды, созвездия, планеты, туманности и атомы, протоны и электроны?— Да.— Но откуда? Разве ты когда-нибудь видел звезды, они же вечно закрыты облаками? Или Солнце, закрытое Барьером?— Нет. Достаточно сделать вывод, потому что возможна только одна форма существования Вселенной. Реально только то, что возможно; то, что невозможно, также и нереально.— В этом, кажется, есть какой-то смысл, — тихо сказала Пэт. — Только я еще не совсем поняла какой. Оскар, тогда почему вы не воспользуетесь своим знанием, чтобы защитить себя от врагов?— Нет необходимости. Нет необходимости чтолибо делать. Через сто лет мы… — молчание.— Будете в безопасности?— Да… нет.— Что? — Внезапно ее поразила ужасная догадка. — Ты хочешь сказать, что вы исчезнете?Девушка совсем растерялась.— Но господи, Оскар! Разве ты не хочешь жить? Разве твой народ не хочет выжить?— Хочет, — резко сказал Оскар. — Хочет… хочет… хочет… Это слово не имеет значения.— Оно означает… желание, потребность.— Потребность не имеет значения. Желание… желание… у моего народа нет желания выжить.— О-о, — произнесла устало Пэт, — но для чего вы тогда размножаетесь?Как бы в ответ ей лопнул еще один стручок, осыпав их остро пахнущей пылью.— Потому что так надо, — прощелкал Оскар. — Когда споры находят нас, это надо делать.— Понятно, — медленно прошептала Пэт. — Хэм, я, кажется, поняла. Давай вернемся в корабль.Не попрощавшись, она повернулась и пошла к ракете, он задумчиво последовал за ней.На обратном пути с ними случилась маленькая неприятность: какой-то одинокий триоп, скрывавшийся за грядой, швырнул камень и разбил левый фонарь на шлеме Пэт. Девушка едва ли обратила на это внимание, она скользнула взглядом в ту сторону и побрела дальше. Но весь обратный путь с левой стороны, освещенной лишь фонарем Хэма, их сопровождали гиканье, вопли и хохот. В ракете Пэт устало бросила сумку для образцов на стол и села, даже не сняв комбинезона. Несмотря на жару, Хэм также не стал раздеваться, а безучастно опустился на кровать.— Я устала, — сказала девушка, — но все же не настолько, чтобы не понять, что все это значит.— Ну что ж, давай послушаем.— Хэм, — сказала она, — в чем основное различие между жизнью растения и животного?— Ну, растения получают питание прямо из почвы и воздуха, а животные используют в пищу растения или других животных.— Не совсем так, Хэм. Некоторые растения являются паразитами, они тоже живут за счет других организмов. Вспомни Хотлэнд или хотя бы некоторые земные растения — грибки, орхидеи, а тем более росянку, что питается мухами.— Ну, тогда — животные могут передвигаться, а растения — нет.— Опять неверно. Вспомни перекати-поле. Да и простейшие — они растения, но плавают в поисках пищи.— Но в чем тогда разница?— Иногда это трудно понять, — тихо сказала она, — но мне кажется, что сейчас я понимаю. Разница в следующем: животными движет желание, а растениями — необходимость. Понимаешь?— Ни черта.— А ты подумай. Растение, даже способное передвигаться, поступает так или иначе потому, что оно так создано. Животное поступает так по своему собственному желанию, потому что оно создано желать.— Где же разница?— Разница есть. У животных есть воля, а у растения ее нет. Теперь понял? Оскар обладает великолепным разумом, равным разуму Бога, но у него не наберется воли и жалкого червя. У него лишь ответная реакция, но не желания. Когда дует теплый ветер, он выползает в поисках пищи наружу, когда становится холодно — заползает обратно в пещеру, которую сам соорудил, растопив лед теплом своего тела, но это не воля — это всего лишь ответная реакция. Он начисто лишен желаний!Хэм уставился на нее, забыв об усталости.— Будь я проклят, если ты не права! — воскликнул он. — Так вот почему он — или они — никогда не задают вопросов! Чтобы задать вопрос, необходимо желание или воля! И вот почему у них нет и никогда не будет цивилизации!— Поэтому и еще по многим другим причинам, — сказала Пэт. — Подумай вот о чем! У Оскара отсутствует половое различие, а ведь секс играет большую роль в устройстве цивилизации. Он является основой семьи, а у вида, к которому относится Оскар, не существует таких понятий, как родители и дети. Он попросту разделяется надвое, и каждая его половина — это взрослая особь, возможно, с самого рождения обладающая всеми знаниями и памятью оригинала. В любви у него нет необходимости, фактически ей нет места в его жизни, и, следовательно, нет причин бороться за подругу и семью, и нет оснований использовать разум для развития искусства, науки или… чего угодно! — Она помолчала немного. — И потом, Хэм, ты слышал когда-нибудь о законе Мальтуса?— Что-то не припомню.— В общем, закон Мальтуса гласит, что численность населения зависит от количества произведенного продовольствия. С ростом производства продуктов питания пропорционально растет и население. Развитие человеческого рода проходило в рамках этого закона. В последние сто лет или около того он потерял свое значение, но именно благодаря ему человек стал человеком.— Потерял значение! Звучит так, как если бы отменили закон всемирного тяготения или сочинили новый закон Кулона.— Нет, нет, — возразила она, — он утратил значение вследствие быстрого технического развития в XIX и XX столетиях, в результате чего производство продуктов питания возросло настолько, что население было уже не в состоянии потребить всего. Но время настанет, и закон Мальтуса вновь окажется в силе.— А при чем здесь Оскар?— При том, Хэм: его развитие проходило вне рамок этого закона. Другие факторы поддерживали их численность ниже критического уровня, при котором ощущается недостаток пищи, и поэтому данный вид развивался, не имея понятия о том, что такое борьба. Он настолько идеально приспособился к окружающей среде, что абсолютно ни в чем не нуждается. Цивилизация для него — излишество!— Но… как же тогда триопты?— Именно! Видишь ли, несколько дней назад я как раз упоминала о том, что здешний триоп — это пришелец, ранее вытесненный из Зоны Сумерек. К моменту, когда здесь появились эти дьяволы, народ Оскара уже достиг высокого уровня развития и не смог приспособиться к новым условиям, или у него просто не хватило времени. Так что… они обречены. Как сказал Оскар, они скоро исчезнут, и это их совершенно не волнует. — Она содрогнулась. — Единственное, на что они способны — это часами сидеть перед своими норами и размышлять. Возможно, им приходят в голову гениальные мысли, но у них не наберется воли даже сказать об этом. Вот это и есть разум растения, каким ему суждено быть природой!— Похоже, ты права, — пробормотал он. — А вообще это ужасно, правда?— Да. — Несмотря на теплую одежду, она вздрогнула. — Да, это ужасно. Такой великолепный, могучий ум — и совершенно бесполезный. Как мощный мотор со сломанным валом — как бы отлично он ни работал, машина не тронется с места. Хэм, знаешь, как я их назову? Венерианские лотофаги, или созерцатели! Сидят себе всем довольные и всю жизнь размышляют, пока низшие разумные — мы и триопты — сражаются за их планету.— Неплохое название, Пэт.Она встала, тогда он спросил удивленно:— А твои образцы? Разве ты не собираешься заняться ими?— Только не сегодня, утром.Не раздеваясь, она повалилась на кровать.— Они же испортятся! И фонарь у тебя на шлеме я еще не исправил.— Утром, — устало повторила она. И почувствовав вялость в теле, он удержался от дальнейших возражений.Когда спустя несколько часов Хэма разбудил тошнотворный запах гниющих растений, Пэт спала по-прежнему, так и не сняв одежды. Он выбросил мешок с образцами наружу, а затем стянул с нее малицу. Она, едва шевельнулась, пока он осторожно укутывал ее одеялом.Пэт так больше и не вспомнила о мешке. На следующее утро, если эту бесконечную ночь можно было назвать утром, сами не зная для чего, они вновь устало брели по унылому плато. Фонарь на шлеме девушки так и не горел. Как и вчера, с левой стороны не утихал дикий хохот ночных демонов, искаженный завыванием Нижнего Ветра и оттого еще более зловещий. Дважды брошенные издали камни ударялись в ледяные шпили неподалеку, выбивая искры сверкающих осколков. В полном молчании, безразличные ко всему, словно чем-то зачарованные, и при этом чувствуя удивительную ясность в голове, они все дальше и дальше уходили от ракеты.Пэт обратилась к первому попавшемуся созерцателю.— Мы снова здесь, Оскар, — сказала она, безуспешно пытаясь придать голосу оттенок прежней бодрости и уверенности в себе. — Как прошла ночь?— Я думал, — прощелкало существо.— О чем же ты думал?— Я думал о… — Голос умолк.Лопнул стручок, и в ноздри им ударил на удивление приятный острый запах.— О… нас?— Нет.— О Вселенной?— Нет.— О… Да к чему все это? — тихо сказала она. — Мы можем спрашивать его до бесконечности и так никогда и не набрести на нужный вопрос.— Если он вообще существует — этот вопрос, — добавил Хэм. — Откуда ты знаешь, может, у нас и слов-то таких нет? Мы даже не знаем, способен ли наш мозг усвоить их идеи. Должно быть, есть понятия, которые мы вообще не в состоянии постичь.Слева от них с глухим хлопком лопнул еще один стручок. В свете огней Хэм увидел, как облачко пыли, подхваченное Нижним Ветром, словно вуаль, окутало Пэт и как та глубоко вдохнула ароматный воздух. Даже странно, до чего приятен был этот запах, особенно с тех пор, как он стал напоминать тот самый, нанюхавшись которого в каньоне, они едва не расстались с жизнью. При этой мысли он ощутил смутное беспокойство, однако никак не мог понять его причину.Он вдруг осознал, что оба они стоят перед созерцателем и молчат. В конце концов, они пришли, чтобы задавать вопросы!— Оскар, в чем смысл жизни? — спросил он.— Нет смысла. Не существует смысла.— Зачем же тогда за нее бороться?— Мы за нее не боремся. Жизнь не имеет значения.
1 2 3 4 5