- Как вы смотрите на то, что мы в плену?
– У пиратов? - спросил Нолик.
– У "плесени", - не поддержал шутки Малинин. - Артур Янович, дайте шефу полюбоваться...
Может быть, Малинин и преувеличивал, но ведь Рогов решил ничему сегодня не удивляться, верить самому невероятному. Везде, до самого горизонта, а быть может, и дальше, за ним, по всей земле, расстилалась ровная зеленая поверхность. Ни волн на ней не было, ни всплесков, ни белых пенных гребешков, столь привычных на море. Да и море ли это было? Скорее, "суша", жадное агрессивное болото, которое заперло корабль наглухо, намертво, навеки - какие еще слова подобрать? Рогов обернулся: позади, там, откуда они пришли в этот странный зеленый мир, по-прежнему качалась прозрачная занавеска. За ней, как в гигантском аквариуме, бился синий тайфун. В двенадцатикратный "цейс" видны были волны, которые разбивались об эту занавеску, вероятно, с грохотом, с воем ветра. Но звуки, как и волны, оставались за ней, как за синим стеклом, неизвестно кем и зачем повешенным, не известно как пропустившим судно в это диковинное тихое болото. Да, здесь была тишина, безоблачное голубое небо, застывшая зеленая пленка болота, ровная, как по линейке проведенная линия горизонта.
– Эфир все еще молчит? - спросил Рогов.
– Молчит, - сказал капитан и добавил просительно: - Куда же мы попади, Павел Николаевич?
Рогов пожал плечами: мол, спросите что-нибудь полегче, а Малинин ответил неожиданно сорвавшимся голосом:
– Хотите знать? Могу объяснить, - и даже рукой махнул. - Только кто мне поверит...
– Я сегодня всему верю, - безнадежно сказал Рогов и не соврал: какая в сущности разница - верить или не верить? От объяснений легче не будет. Да и кто докажет: верны они или нет? Все возможно за синей завесой тайфуна. Говорите, - попросил он Малинина.
Малинин начал, посмеиваясь: "Не верите - опровергайте". Но Рогов знал своего ученика: тот не шутил, не выламывался, не пытался огорошить супероригинальной идеей. Эта идея у него явно была выношена, продумана за последние часы, а смешочки, они от неуверенности, от привычной робости: как примут?
– Мы не на Земле, - говорил Малинин. - Или, вернее, на Земле, но не нашей - другой. Проклятый тайфун родился на грани двух миров: того, где мы живем, и этого - чужого. Я не оригинален: идея множественности миров существует давно. И кое-кто из серьезных ученых - вы слышали, Павел Николаевич, - уже пробует найти дверку в соседний мир. Пока безуспешно, на ощупь, но пробует! А мы нашли ее, случайно наткнулись в потемках и прорвались сюда, где все иное, не похожее на привычные земные атрибуты. Я читал в каком-то фантастическом романе о том, как человек путешествует из мира в мир, вернее, путешествует его биополе, совмещаясь в соседних мирах с биополями его аналогов.

Авторы предположили, что миры эти бесконечно повторяют друг друга, отличаясь лишь по времени; где-то оно отстает от нашего, где-то его опережает. А почему бы не допустить, что миры эти вообще не похожи на земной? Ну вот как здешний, - он обвел вокруг рукой и засмеялся: - Красив?
Рогов кивнул:
– Красив. Ваша гипотеза имеет право на существование, - он помолчал и добавил: - Впрочем, как и всякая другая. У тебя никакой нет, Нолик?
У Нолика не было гипотезы: его заворожила малининская, и он готов был охотно принять ее на веру. Да и Рогов не находил возражений против нее: она все объяснила. А то, что она невероятна, так через невероятность можно перешагнуть, и тогда все становится понятным и объяснимым. Но гипотеза гипотезой, а выбираться из плена необходимо...
– Нужны аммонитные шашки, - сказал он. - У вас они есть, капитан?
– Есть.
– Тогда запускайте машину. Поиграем в игру под названием "Из ледяного плена".
Рогов думал так: если машина сама не вытянет их из болота, то взрыв поможет расчистить впереди путь. Может помочь. А дальше - Рогов сам проверял зеленая каша теряет плотность. До тайфуна несколько километров, надо попробовать проскочить. Уж лучше тайфун, чем эта зеленая дрянь, пусть даже и безобидная.
Конечно, ему не хотелось уходить: когда еще представится такой случай встреча с колонией неизвестных науке микроорганизмов. В том, что это действительно микроорганизмы, Рогов не сомневался. А где они находятся - на Земле или в соседнем мире, - значения в сущности не имело. Не имело для него ученого. А для руководителя экспедиции еще как имело. Поэтому, не очень-то веря в гипотезу Малинина, он гнал сейчас судно в зону тайфуна, в опасность, но в привычную опасность, если хотите, в земную. А здесь оставалась мнимая безопасность зеленого спокойствия, интересная, но, увы!.. загадочная.
И в том, что безопасность мнимая, Рогов убедился сразу же, как только вошел в каюту. Зеленая "плесень", отрезанная иллюминатором, прихотливо растеклась по полу, осторожно обойдя початую бутылку с боржоми, чугунное пресс-папье, пластмассовые шариковые ручки, кожаную папку с серебряной монограммой - все, что было на столе и в столе. Самого стола не было. Не было и деревянного стула, прикрученного к металлическому листу, которым в каютах обшит пол. Они растворились, исчезли, хотя Рогов ясно помнил, что, когда Нолик закрывал иллюминатор, "плесень" была на столе.
Рогов рванул дверь и выскочил в коридор. Из соседней каюты вышел Малинин. Вид у него был испуганный и ошарашенный.
– Стол? - быстро спросил Рогов.
– Что стол, - Малинин неожиданно по-детски всхлипнул. - Моя диссертация...
И тогда Рогов прислонился к теплой переборке коридора и засмеялся. Сначала хмыкнул негромко, потом еще и еще: не мог сдержаться, потом захохотал громко и весело. И вместе со смехом проходило дикое напряжение, в котором - он и сам не подозревал об этом - Рогов находился последние два часа. Пусть это была истерика - называйте, как хотите, - но именно она-то и развеяла все сомнения и колебания, гипотезы и идеи, все, кроме одной - бежать. Бежать скорее, изо всех сил.
Малинин - тут надо ему отдать должное - не бился головой об стену, не рвал на себе одежды, не хватал любимого начальника за грудки и не требовал сатисфакции. Он скромно ждал, пока любимый начальник отсмеется, а когда Рогов затих, вытер слезящиеся от смеха глаза, Малинин спросил его:
– Как у вас со здоровьем?
– Отлично, - сказал Рогов. - Лучше не бывает. А диссертацию вашу "плесень" сожрала. И стол и стул. А бутылкой с боржоми побрезговала. И пресс-папье тоже.
– Что же, она только дерево жрет? - спросил Малинин.
– А что? - удивился Рогов. - Вполне возможно. В вашем мире допустимо любое предположение, даже самое глупое. И не расстраивайтесь, ради бога: приключение стоит пачки листов, которые, кстати, нам с вами нетрудно восстановить...
Его оборвал взрыв. Потом еще один и еще. "Миклухо-Маклай" дрогнул и двинулся медленно, с трудом. Громыхнул еще один взрыв, и судно чуть заметно прибавило скорость.
– Пока мы не вошли в тайфун, надо бы эту гадость собрать, - сказал Рогов Малинину. - Скажите Артуру, пусть пошлет ребят пройти по каютам. А то мы так до Владивостока не доберемся: "плесень" все сожрет.
Малинин пошел по коридору, приноравливаясь к неровному ходу судна. А Рогов закрыл глаза, прислонился к переборке и ждал. Потом мимо него пробежали посланные Артуром матросы. Кто-то спросил на ходу:
– Вам плохо, Павел Николаевич?
Рогов покачал головой отрицательно, глаз не открыл, стоял расслабленно и слушал двигатель. Тот работал ровно и сильно, и судно шло все быстрее: видимо, "плесень" не успевала "сплотиться" вокруг него. А позже в гул двигателей вошли другие звуки: грохот волн, свист ветра. А спустя секунду "Миклухо-Маклай" дернулся, качнулся, прыгнул вперед и вниз, будто в пропасть. И Рогов не устоял, грохнулся на металлический пол, прижался к нему щекой. Потом поднялся и, держась за стены, пошел к трапу на палубу. Судно вошло в тайфун, далекая синева его стала близкой и понятной чернотой бури, и Рогову захотелось на воздух - просто подышать соленым и мокрым ветром, обыкновенным земным ветром.


1 2 3