Слишком уж часто последнее время ему приходилось видеть такие картины.
Оставшиеся в живых ганаки медленно стягивались к холму. Юкона перебрался на другой берег и нетерпеливым окликом приказал Конану поторопиться. Пока киммериец боролся с течением, двое ганаков – мужчина и женщина – отделились от толпы и заспешили навстречу Юконе.
– Это ятаба, наш духовный лидер, – шепотом предупредил старик. – Пусть его возраст не введет тебя в заблуждение, он так же силен, как и умен. От твоих слов и поступков будет зависеть его решение. Не вздумай сболтнуть что-либо оскорбительное.
Конан согласно кивнул, он вовсе не собирался хамить.
– А кто эта женщина?
– Ее зовут Шейра, для женщин она также раниоба, а для меня – дочь, – ответил старик уже более теплым тоном, в его голосе звучала отцовская гордость.
Конан мельком взглянул на ятабу, заметив лишь странную рубаху из блестящих черных ракушек. Его внимание было приковано к Шейре. Она была примерно одного с ним роста, смуглая, как и все остальные ганаки, черные как ночь волосы убраны в тугую косичку. Горло киммерийца пересохло от одного только взгляда на ее мускулистое, но в то же время безупречно сложенное тело, прикрытое лишь узким поясом из змеиных шкур. Яркий нательный узор был таким же, как у Юконы. Она приближалась к ним легкой, изящной походкой, и упругие груди ее плавно покачивались на бегу.
Конан попытался припомнить, когда он в последний раз видел женщину. А… вот оно – в палатке у Джерала, две недели назад. С тех пор, казалось, прошла целая вечность. Затаив дыхание, он смотрел на Шейру с нескрываемым восхищением. Когда парочка приблизилась, варвар понял, что лицо девушки под стать ее сложению. Копай не мог припомнить женщины, наделенной такой же экзотической красотой. Короли вели войны ради дам менее привлекательных.
К варвару вновь вернулось самообладание. Он обнаружил, что все это время простоял на месте, тогда как Юкона убежал далеко вперед. Конан припустился вдогонку, срезая там, где только было возможно. Представ пред ятабой, он обратил внимание на глубокие порезы и ссадины, покрывавшие тело старика. Кровь струилась из раны на лбу, пачкая седые кустистые брови.
Ранения Шейры были не столь серьезны, лицо же и вовсе не пострадало. Ее острый ракушечный нож – единственное режущее оружие, которое, похоже, было известно ганакам, – был заткнут за пояс, с его острия все еще капала кровь стервятников.
«Не лучшее средство против кезатти», – подумал про себя варвар.
– Здравствуй, отец, – сказала она холодно, избегая Юкониных объятий.
Старик открыл было рот, чтобы произнести приветствие, но вместо этого лишь крепко обнял дочь, которая, правда, поспешила выскользнуть из его рук и встала рядом с ятабой.
Вытянув руки ладонями вверх, Юкона поприветствовал старца:
– Ятаба, духовный вождь, я вернулся из запретных земель и привел с собой чужестранца. Его зовут Конан, и родом он из Киммерии… – старик запнулся, но тут же продолжил: –…далекой страны, что лежит за морем.
– Добро пожаловать в Ганаку, Конан, – печально выдавил старец и тяжело вздохнул. Он вытянул руки раскрытыми ладонями, и варвар неуклюже передразнил его жест.
– Это Шейра-раниоба. – Старик указал на девушку, и та также поприветствовала киммерийца.
Ятаба продолжал:
– Ваше возвращение – лишь маленький лучик света, что озаряет этот черный день. – Старик помолчал и затем обратился лично к Конану: – Мы поступили с тобой несправедливо, и я прошу у тебя прощения.
Конан только пожал плечами:
– Ганаки не причинили мне зла. А если я и имею к кому-то претензии, то разве что к Гомбе.
– Мы преследовали его до самой деревни, – кивая, подхватил Юкона. – Но как это могло произойти… Не верю своим глазам! Кезатти осмелились напасть?
Видно было, как ятаба сжался, прежде чем ответить.
– Они напали с рассветом. Много наших людей погибло, и если б не Шейра с женщинами да Гомба с оружием, погибло бы еще больше. Храни Мухинго их души! Никогда со времен наших первых предков не решались кезатти напасть на деревню.
Юкона нахмурился:
– Значит, Гомба как-то почувствовал их приближение. Не могу понять как! Он жив?
Шейра вмешалась прежде, чем старик успел что-либо ответить.
– Никто другой не убил столько же кезатти. Они улетели, и кровь падала с их крыльев дождем. Их было столько, сколько комаров на болоте, и Гомбе досталось от них больше всех. По трое, а то и по четверо они устремлялись на него с разных сторон.
Она говорила с нескрываемым восхищением и прервалась только для того, чтобы проглотить подступивший в горлу ком.
– …Но ведь их было так много! Так много, что даже Гомба не смог устоять.
Конан слушал, зачарованный как рассказом, так и рассказчицей. С того самого дня, как он покинул серое побережье, его не переставали мучить вопросы. И сейчас он решил во всем разобраться.
– Но зачем они прилетают сюда?
– За пищей, – ответил ятаба уныло. – Их земля бесплодна. Давным-давно они уничтожили вокруг себя все живое. На скалистом острове, где они обитают, теперь нет ни птиц, ни зверей, ни даже растений. Дети Изата не умеют ловить рыбу, как это делаем мы. Однажды они обрушились на Араву – небольшой остров, что лежит между Ганакой и Затти. Теперь там ничего не осталось, лишь кусты да деревья.
Конан припомнил зловещую тишину мертвого островка, на котором он впервые повстречал ганаков.
– Берег скелетов, – прошептал он. Ятаба кивнул.
– Поколения ганаков встречали кезатти там. Не делай мы этого, и голод приведет их в Ганаку – охотиться на нас и наших детей… как они сделали в этот страшный день. До сих пор мы разбивали их на Араве, после чего кезатти уносили своих мертвецов и пожирали их у себя на скалах.
Конан охнул от отвращения:
– Чем же они живут, когда кончится падаль?
– Не живут – вымирают, причем в жесточайшей войне друг с другом. Однако после поколения мира они возвращаются снова. Почему?.. Потому что, прежде чем умереть, успевают отложить яйца, из которых по прошествии многих лун появляются птенцы. Выводок растет, сильнейший поедает слабого. Те, что сумеют выжить, быстро становятся взрослыми и начинают летать. Сначала они устремляются на Араву и вскоре уничтожают все, что там к этому времени успевает прорасти.
Старик откашлялся и, напустив на себя важный вид, закончил:
– И тогда великий Атаба, тот, что над всеми богами бог, является ко мне во сне и предупреждает об опасности.
Конан задумчиво поскреб подбородок: что-то во всей этой истории было не так.
– Так не ждите, пока они прилетят. Уничтожьте яйца!
Юкона, который до сих пор молчал, отрицательно замотал головой:
– Яйца лежат на высоких скалах, выше любого ганакского дерева. В прошлом разные смельчаки пытались до них добраться, да только попытки эти ни к чему не привели. Скалы Затти неприступны.
В голове Конана промелькнуло сомнение. Несмотря ни на что, варвар твердо верил, что неприступных преград не бывает. Еще юношей он облазил все труднейшие вершины в ледяных горах Киммерии. Ганакский же ландшафт, как видно, не позволял своим питомцам обрести столь экзотические навыки.
– Кто же тогда рассказал вам про яйца? – не сдавался варвар.
– Омдью, его отец и мать были в числе наших первых предков. Еще при первой встрече на Араве кезатти захватили нескольких воинов живыми. Остальные ганаки на лодках бросились в погоню. Один из пленников сумел свернуть птице шею, прежде чем та затащила его в гнездо. Его звали Омдью. Сквозь дыру в скале он увидел пещеру, сплошь набитую огромными яйцами. Прямо на его глазах кезатти скормили добычу птенцам. Потом птицы вернулись за ним, и Омдью ничего не оставалось, как прыгнуть с высоких скал. Наши воины подобрали его умирающим, но перед смертью тот им все рассказал.
– Он принадлежал к нашему роду, – гордо добавила Шейра.
– Вы с отцом – последние в этой династии, – печально сказал ятаба и осторожно взглянул на Юкону.
Юкона все понял. В глазах его заблестели слезы.
– Помья! – прошептал старик и посмотрел на холм, где среди прочих павших лежал его сын. – Что за горький день, клянусь Азузой!
– Я молю Азузу о помощи, так что не упоминай вслух его имени, – предупредил ятаба серьезно. – А ты, Шейра, – обратился он к девушке, – беги и собери стариков. Нам есть что обсудить, прежде чем кезатти вернутся. А я пока займусь ранеными. Боюсь, что Гомбу удастся спасти, лишь если небо придаст мне сил.
Помрачнев, Конан крепко сжал кулаки:
– Если ваш Гомба не вернет мне меч, клянусь Кромом, сами боги не смогут его вылечить!
– Он также и мой должник, – с жаром подхватил Юкона. – Он попытался убить меня в джунглях. Сегодняшний подвиг не смывает пятна предательства. Не верь ему, ятаба! Змея, ужалившая врага, завтра ужалит друга.
Ятаба сделал примирительный жест.
– Успокойся, Юкона. Все-таки Гомба ганак, а не гад с чешуйчатой кожей. Обсудим это позже.
Он обратился к варвару:
– Конан, ты волен забрать свое оружие когда угодно. А если Гомба выживет, ты можешь вызвать его на поединок, если обычаи твоего народа того требуют. И еще: если у нас будет время, я хотел бы тебя о многом расспросить.
Конан кивнул, и они все вместе двинулись к деревне.
– Не мешало бы перекусить, – проворчал Конан. – Клянусь Кромом, я съел бы сейчас целого быка.
Шейра сейчас шла как раз перед ним, и киммериец не в силах был отвести глаз от ее прекрасного тела. Естественное покачивание круглых бедер возбуждало даже больше, чем отточенные движения императорских танцовщиц.
Юкона согласно кивнул:
– Ты прав, Конан. Траурная церемония подождет, а перед новым налетом кезатти следует хорошенько подкрепиться… Неизвестно, доведется ли вам когда-нибудь пообедать еще.
Конану такое настроение совсем не нравилось.
– Как вы можете смотреть на смерть и думать о пище? – укоризненно спросила Шейра.
Конан ухмыльнулся и неохотно отвел взгляд в сторону: чего доброго, старик подумает, что он строит его дочери глазки. Он молчаливо оглядел разоренную деревню. За работой видны были лишь старики и дети. Они волочили трупы кезатти к лесу и топили в болоте. Похоже, ганаков не беспокоило, что их собственные мертвые оставались лежать, собирая вокруг себя мух и москитов.
– Что вы с ними делаете? – Копал мотнул головой в сторону холма. – Хороните или сжигаете?
Юкона удивленно сморгнул:
– Это такой ритуал?
– Можно сказать, что так. Во многих странах, где я побывал, люди роют специальные ямы, называемые могилами, и кладут туда мертвецов. Затем сыпят на покойника землю, пока священник справляет панихиду. Стигийцы, те строят целые здания – гробницы или даже пирамиды, в зависимости от того, какое положение занимал покойник при жизни. Другие же поступают проще: бросают трупы в костер и превращают в золу.
– Священник… Гробницы… Пирамиды… Сколько непонятных слов! Наши старцы помнят древний язык, возможно, они тебя поймут. Пойдем, я познакомлю тебя с народом.
Он провел киммерийца мимо длинных скамеек, сложенных в форме треугольника; холм с мертвецами располагался как раз в его центре.
– Это место собраний, – пояснил Юкона, – здесь мы внимаем пророчествам ятабы, а также слушаем доклады раниобы.
Конан кивнул, обратив внимание на то, что деревянные скамейки были отменно отполированы задами многих поколений ганаков. Он также заметил, что бревна имели плоские грани, которые к тому же были стесаны с боков. Эти скамейки показались варвару безумно знакомыми. Только полнейший кретин, мог предположить, что в лесу растут такие пальмы. А ведь, насколько он мог судить, ганаки были весьма далеки от плотницкого дела.
– Откуда эти скамьи?
Юкона пожал плечами.
– Возможно, ятаба знает. Взгляни туда. – Он указал вперед. – Когда-то это было нашей праздничной крышей. Под ней мы встречали воинов, когда они возвращались с Аравы. Ты только посмотри, во что ее превратили кезатти, будь они неладны! Подарят ли нам боги другую?
– Кром, это же… – Варвар застыл с круглыми от удивления глазами.
Издалека он принял это за навес из сухих веток и листьев, натянутый между шаткими и неровными столбами.
Крышей служил рваный кусок паруса, несомненно, от грота древнего корабля. Запятнанный и изодранный, он свисал, как столетний погребальный саван. Неожиданно Конана осенило: эти скамейки… ну конечно же, это кили огромных кораблей. Конан прищурился, окинув взглядом деревню; одно только ее существование являлось интригующей загадкой.
– Да, – кивнул Юкона, неправильно интерпретировав реакцию Конана, – теперь она полностью разрушена.
– Это тоже подарили боги?
– В честь Кулунги, нашего предка. Это вуаль Джейры. Когда Кулунга прогнал кезатти, ганаки устроили праздник. Но Изат, расстроенный смертью своих детей, пролил слезы. Торжественный пир был испорчен. И тогда Джейра, та, что ненавидела Изата, как никто другой из богов, сделала нам подарок – вуаль, – защитив тем самым от Изатовых слез.
Конан изобразил притворный интерес. Ясно, что старику невдомек было настоящее происхождение тряпицы. А что, если знали всю правду, но умышленно скрывали ее от народа? Конан решил избавить Юкону от дальнейших расспросов. Однако из ятабы он выудит все.
Во что бы то ни стало он покинет Ганаку и вернется в хайборийские пределы, где непременно избавится от заклятия шамана. Чем скорее он это сделает, тем лучше. Хватит кошмарных снов. В ближайшее полнолуние он устроит здесь такую мясорубку, после которой даже кезатти покажутся ганакам ангелами.
Когда-то сюда причалили корабли, возможно, столетия назад. Но даже древние мореплаватели вели бортовые журналы или уж по крайней мере имели морские карты. Найти бы путь на материк – и полдела сделано.
Другие полдела – до него добраться!

ГЛАВА 13
ПЕСНЬ РАКУШЕК

Гомба застонал, силясь подняться с мягкого ложа из листьев и мха. Тело его было сплошным кровавым месивом. Разноцветные мази покрывали бесчисленные порезы, а к голове были приложены целебные травы, черневшие корками запекшейся крови.
Ятабе хватило лишь одного взгляда, чтобы понять: дело серьезное.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30