Это был тот, кого я все еще любила, тот, чью страсть делила прошедшей ночью в своем проклятом сладком сне.
– Ты... – Это все что я смогла сказать. Он не показался мне больным или нетрезвым, может быть, усталым. Я подползла поближе, всматриваясь в его лицо. Сон будто продолжился. Здравый рассудок требовал, чтобы я немедленно оставила его и бежала прочь, но сила притяжения продолжала жить и здравствовать и не позволяла мне даже отодвинуться. Я ловила его взгляд, его дыхание, и рассудок покрывала пелена. Наши лица разделяла пара сантиметров. Еле слышным голосом я спросила:
– Что ты здесь делаешь?
– Решил освежиться... – Он глумливо усмехнулся. Наши глаза встретились, и за его улыбкой я уловила скрытую боль.
Вдруг он стремительно обхватил меня за плечи и впился в губы поцелуем так жадно, как жаждущий в пустыне припадает к воде, не боясь расплескать, не помня себя. Это было как раньше, так, как будто никогда и не кончалось, мне было тепло и уютно, и сладко в его объятиях. Его стон или, может быть, мой вернул меня из глубин забытья.
Я вырвалась, откатилась, стараясь не смотреть на него, поднялась и побежала. Сначала чуть не упала, запутавшись в подоле платья, но удержалась на ногах, подхватила юбку и помчалась, словно за мной гнался голодный тигр.
Бег избавил меня от зародившейся надежды на чудо – возможность все вернуть. Я не особенно сильный бегун. Кровь шумела в ушах, застилала глаза красной пеленой. Я упала на песок и затихла, пытаясь отдышаться.
"Я не могла, не смела даже надеяться...
Я, оскверненная родной собакой... нет, это не главное, ведь я этого не хотела... И, пусть, ничего не случилось бы сегодня... Я не смогу поверить когда-нибудь, что нужна ему, что он не может без меня жить, дышать, что он не уйдет, не оставит меня, не отдаст свое сердце другой, не предаст меня и своего ребенка вновь..."
Мои мысли скакали как камешек по волнам, пока я не отдышалась.
И тут вдруг стало светло. Я подняла голову и увидела, что невидимое из-за полосы леса солнце поднялось над далекими горами, залило ярким светом верхушки деревьев, отделяющих пляж от шоссе. На песке у воды было еще сумрачно и прохладно. Вдруг с гор к морю повеяло ветром, как будто солнце гнало его впереди себя.
Я встала, вытряхнула песок из спутанных волос, смахнула песчинки с лица, почистила платье. Откинула волосы на спину и подставила лицо ветру, а он, действительно, набирал силу, гонимый солнцем. Широко развела руки, и ветер затрепал мое бесформенное из легкой ткани белое платье, потом наполнил и раздул его как парус, подхватил длинные завитки моих локонов. Я закрыла глаза и очень скоро, мне стало казаться, что я лечу, что ветер несет меня как листок. Мои босые ноги перестали ощущать песок. Чувство полной свободы и очищения, омовения ветром захватило меня.
Я услышала шорох песка и раскрыла глаза. Их пришлось сразу же прикрыть, потому что лучик солнца нашел ко мне дорогу между верхушками деревьев. Сквозь ресницы я увидела Сергея, он стоял в нескольких шагах от меня. У него было такое выражение лица, словно ему удалось прикоснуться к восторгу, который подарил мне ветер. Он сделал шаг ко мне и нерешительно протянул руку.
– Ты... Я не знаю, как сказать... если я прикоснусь к тебе, ты исчезнешь.
Волшебство пропало – я увидела его взгляд, говорящий иное, чем слова, горящий желанием и нетерпением. Было так жаль, опуская руки, стряхивать с трепещущей ткани платья ветер. Как птица складывает крылья, я обняла руками свои плечи. Полет закончился так прозаично. Я открыла глаза настолько широко, насколько позволял бьющий в лицо луч солнца, и с неприязнью посмотрела Сергею в лицо, думая про себя: "Весь мир сошел с ума? Или я сама виновата? Блудница. За несколько последних часов я побывала под своей собакой, в объятиях ушедшей любви и, вот, передо мной стоит еще один жаждущий. Я ведь ничего не хочу. Когда же это кончится?"
– Я должен проверить. – Он сделал последний шаг, разделявший нас. Подхватил меня за талию и крепко прижал к себе.
Его порыв не был для меня неожиданностью, но я все еще не чувствовала своих ног, и не смогла сделать ни шагу. Мои сплетенные руки были прижаты к его груди, я повисла, плененная, между небом и землей. Все, что я могла сделать это запрокинуть голову, спасая свои губы от его губ. Весьма условное препятствие. Он жадно клеймил губами все, до чего мог дотянуться – мои руки, плечи, шею, подбородок. И сжимал меня в объятиях все сильнее и сильнее. Я знала – сопротивляться бесполезно, звать на помощь – смешно. Кого удивишь на юге пикантной ситуацией насилия, разве что попадешь из огня да в полымя. Когда дышать было уже почти невозможно, я крикнула: "Прекрати, ты задушишь меня".
Честно говоря, я сразу же пожалела о своих словах, можно было предположить, что он так и поступит. Но Сергей со стоном перевел дыхание и ослабил хватку, убрал руки с талии, обхватив ладонями мои ягодицы. Теперь мои руки были свободны, и я могла упереться ему в плечи, вернее цепляться за него, потому что я по-прежнему висела, не касаясь ногами земли.
Я поерзала, пытаясь выскользнуть ужом. Ничего не вышло, он еще плотнее подхватил мой зад, пальцами почти проникая в лоно, от моего сокровенного места его отделяла только ткань платья и трусиков. Я дернулась, испугавшись столь интимного прикосновения.
– Не шевелись! – Вдруг простонал-прохрипел Сергей. – И издал мучительный стон – стон раненого.
Я не смотрела ему в лицо с того момента, как он подхватил меня. Теперь я подняла глаза. Его взгляд из-под ресниц был невидящим, опрокинутым в себя, на лице боролись отражения экстаза и муки. Я замерла.
Его бугрившийся пах вжимался меж моих тесно сомкнутых ног. Мы замерли.
Наконец взгляд его стал осмысленным. Я позавидовала ему, упоение, плавящееся в глубине глаз, зачаровало меня. Он медленно приблизил свое лицо. Я не стала уклоняться, встретила его губы с покорностью, и почувствовала взрыв всем телом, а его крик блаженства поймала губами. Я казалась себе былинкой на склоне вулкана. Я сгорала в его пламени. Я была почти живой.
Он поставил меня на песок. Я поняла, что не могу рассчитывать на исцеление. Пока он держал меня в объятиях, я почти ожила, едва он освободил меня, все снова стало безразлично. Он не может держать меня в кольце своих рук непрерывно, ему нужно жить.
– Соня, это было как удар молнии. Прости меня. Я не владею собой.
– Отпусти меня.
– Не могу.
– Иди, тебе пора, у тебя скоро поезд.
– Не могу. – Он сел на песок, обхватив меня, и заплакал. Я затихла, решив переждать, я не могла его утешить. Через некоторое время ситуация показалась мне ужасно нелепой. Сижу на песке, а безразличный мне мужчина плачет, уткнувшись в мои волосы.
– Сергей, мне нужно идти, я не нашла Лео.
Сергей вздрогнул как от удара, его лицо сморщилось, будто от боли, губы побелели, в глазах забурлила ярость. Мгновенно я была опрокинута на песок, он зловеще медленно придвинулся ко мне, навис надо мной. Если бы взгляд мог убивать... Я, наконец, поняла, что имеют в виду, когда так говорят. Его рука поползла по моему боку от колена вверх, сминая и собирая платье, и сомкнулась на моей груди, до боли. Мне было больно.
Я приготовилась к худшему и закрыла глаза. От страха меня поташнивало, я попыталась глубоко вздохнуть, но не получалось, Сергей навалился всей тяжестью. И тут, словно пронесся ураган.
Этот ураган смел прочь Сергея. Засыпал меня песком. Садануло чем-то по коленке.
Я счищала уже в который раз песок с лица, стараясь, чтобы он не попал в глаза. И, наконец, увидела.
Над распластанным на земле Сергеем стоял Лео, злобно щерясь, рыча и роняя слюну, угрожая горлу клыками.
Я медленно отползла подальше и перевела дух. Теперь нужно было освободить Сергея от Лео, я никогда не видела пса в таком разъяренном состоянии, и не предполагала, что такое может быть.
– Лео, я тебя искала, – дрожащим голосом, довольно глупо чувствуя себя, произнесла я. – Оставь его, он меня уже не тронет, Лео, прошу тебя. – Мне показалось, что это звучит неубедительно. Я не знала, как быть. – Господи, что же это делается? Что за жизнь собачья? – И я тихонько заплакала, меня доконали события этой ночи, я больше не могла сдерживаться.
Я не стала опускать головы. Сквозь слезы смотрела на двух самцов, которые в эту ночь, так или иначе, поимели меня. Не было даже обиды. Только отчаяние, что я не способна по-человечески управлять своей жизнью, что со мной случаются такие дикие истории.
Искаженные слезами фигуры человека и собаки разъединились, Сергей приподнялся и отполз в сторону, а Лео подошел ко мне. Они оба смотрели на меня.
– Что уставились? – Я заревела в голос, и стало как будто легче. Слезы пошли на убыль. Лео лизнул меня в мокрую щеку. Сергей поднялся и понуро стоял рядом. Лицо его было мрачно.
– Соня, прости, не знаю, что на меня нашло. Никогда в жизни не был таким дикарем. Я еще увижу тебя?
– Уходи, – я махнула куда-то рукой, – сейчас уходи. Я ничего не знаю.
Я не смотрела, как он уходит. Я была почти благодарна ему. После того, что случилось у меня с Сергеем, ночной кошмар уже казался менее реальным. Глядя Лео в глаза, с сумасшедшей убежденностью я сказала:
– Ничего не было!
12
В том, что я ошибалась, я могла бы убедиться через пару недель, когда не пришли месячные. Но я даже не заметила, как уже забывшийся, затушеванный сознанием кошмар продолжился.
Сначала я решила, что задержка связана с переменой климата, потом все же пошла к врачу, и врач пробудила во мне беспечность, тоже сославшись на перемену климата. Тем более, что на вопрос, имела ли интимную близость, я не могла ответить правдиво, потому ответила отрицательно. Мелькнула, однако, утешительная мысль, что так не бывает.
Потом, еще через пару недель, я получила свои месячные, правда весьма скудные. Еще через месяц опять не пролилось, но это было уже так привычно, что я почти не обратила внимания.
Эта чехарда "было-не было" оставалась без внимания до тех пор, пока я не поняла, что мое чрево живет собственной жизнью, и просто на бурчание в животе это уже не походит. Что-то мягким гладким движением перекатывалось, поглаживая меня изнутри, то щекотно выпирало чем-то остреньким, а иногда вовсе не щекотно поддавало то в печень, то в желудок.
От ужаса у меня зашевелились волосы на макушке. Я пристально и недоверчиво посмотрела на Лео, с которым мы вполне мирно жили, вернувшись с юга, и пошла по врачам. Естественно, я никому не могла объяснить, что на самом деле меня беспокоит, иначе меня просто определи ли бы в психушку. Я мотивировала свою тревогу тем, что боюсь тяжелого наследственного заболевания. Поскольку никто не вскрикивал удивленно и не всплескивал руками, когда я получала результат генного анализа, спросить, нормальный ли для человека набор хромосом имеет плод, не решилась.
Все во мне кричало. Одна половина моей души – рвала и метала, не находя объект, на который можно было бы выплеснуть эту ярость. И я понимала, что если позволю себе окунуться в неистовство, то рано или поздно обнаружу, отлетая на небеса, свое распростертое изломанное тело у подножия какой-нибудь многоэтажки. Поэтому, не пускаясь во внутренний диалог, присоединилась ко второй половине, которая словно каменная бесстрастно наблюдала за всем происходящим.
За время моих скитаний по врачам наши с Лео отношения совсем испортились. Если быть предельно честной, то это у меня совершенно испортился характер. Я стала необщительна и нелюдима. Мое общение с Лео свелось к минимуму – я его кормила. В остальном он перешел на самообеспечение. Если бы с ним в ту пору что-то случилось, я бы пальцем не пошевелила. С людьми я тоже почти перестала общаться.
И почти все мои друзья оставили меня в покое, а тем, что не оставили, приходилось не сладко.
Как ни странно, желание отторгнуть все и вся я не перенесла на росшего во мне ребенка. Скорее, я объединилась с ним против всего мира. Весь мир был пустыней, и в нем были только мы двое.
На автомате я доходила на работу до декретного отпуска, через полтора месяца в конце июня я должна была рожать.
13
Безделье меня не тяготило так же, как и одиночество. Я каждый день с наслаждением и упорством сумасшедшей чистила перышки, ела полезную еду, кроме того, потакала нелепым вкусам беременности, росла пузом и полнела. Совершала прогулки два раза в день в любую погоду после полудня и вечером. Во время прогулок, присев на скамейку, выкуривала две положенные в день сигареты, так как бросить совсем не смогла. Просыпалась и спать ложилась рано, что было мне абсолютно не свойственно. Я даже читать не могла. Перипетии неизвестно кого меня совершенно не интересовали. Мне это было странно, при моем-то наркотическом пристрастии к чтению, но тоже не взволновало.
Лео всегда тенью таскался за мной на прогулки. Охранял. И однажды вечером, когда ко мне прицепился какой-то пьяненький любитель беременных, так на него напустился, что бедняга едва унес ноги. Я смотрела на служивого Лео тяжело и молча довольно долго, а потом тихо с ненавистью сказала:
– Кому я нужна? И ты мне не нужен, не ходи за мной. – И прокричала опустившему морду псу. – Ты мне не нужен. Ты мне не нужен...
И кричала до тех пор, пока в квартире, под окнами которой я голосила, не зажегся свет. Лео отвернулся и ушел в темноту. Он так и не вернулся в ту ночь.
На следующий день после полудня я вышла на прогулку. И на Алабяна возле "Диеты" нос к носу столкнулась с тем, о ком последнее время даже не вспоминала.
Я не придумала ничего лучшего, опять спросила:
– Что ты здесь делаешь? – А про себя добавила: "Любимый". И это была правда. Я поняла, что по-прежнему люблю его. Это был прорыв чувств впервые за последние несколько месяцев.
Он был помят, небрит, со всклоченными волосами.
– Сонька. Брюхатая. – Произнес нежно и погладил сквозь платье мой живот. – Пьянствовал вчера здесь рядом, только что проснулся, за пивком вышел. – Он ухмыльнулся мне в лицо.
Я развернулась и, не оглядываясь, прошествовала в свой двор. Мне было безразлично, идет ли он следом. Мне нечего было ему сказать.
1 2 3 4 5