Варшавский Илья
Последний эксперимент
Илья Варшавский
Последний эксперимент
Все это началось из-за моей привычки задавать вопросы. Я просто одержим любознательностью. Самое удивительное то, что эта любознательность никогда не проявляется в области, в которой я работаю. Все, что касается моей профессии, представляет для меня ряд нерушимых аксиом, расположенных в таком же строгом порядке, как книги на полке над моим письменным столом. Настоящий интерес я проявляю только в областях знаний, совершенно мне чуждых. Сотни нерешенных проблем возбуждают мое воображение. Меня всегда поражает, как это специалисты проходят мимо великолепных гипотез, непрерывно рождающихся в моем мозгу. Я возмущаюсь мелочностью ученых, копающихся в отдельных фактах и не замечающих самого главного.
Поэтому, разговаривая со специалистами, я никогда не могу отказать себе в удовольствии задать им несколько вопросов, на которые они наверняка не смогут дать ответы.
Один мой знакомый астрофизик как-то сказал мне:
- Вы обладаете удивительной способностью задать в течение нескольких минут столько вопросов, что на них не сможет дать ответ десяток ученых за всю свою жизнь.
Должен сознаться, что такая характеристика мне польстила, хотя, насколько я понял, это была перефразировка значительно менее лестного для меня афоризма.
Однажды у своих друзей я познакомился с молодым биохимиком, занимавшимся вопросами наследственности.
Проблемы генетики всегда меня интересовали, и неудивительно, что через несколько минут мы уже вели оживленный разговор.
- Не кажется ли вам, - спросил я, - что в результате случайных изменений наследственных признаков, какими являются мутации, невозможно создать ничего такого, что было бы более рациональным и приспособленным к окружающим условиям, чем то, что уже приобретено в процессе биологического развития данного вида?
- Но то, что уже приобретено биологическим видом, тоже является результатом изменчивости и естественного отбора, - ответил он.
- Вы меня не поняли. Рассмотрим такой пример: способность строить плотины передается у бобров по наследству. Можно ли предположить, что эта способность вызвана изменением строения наследственного вещества под влиянием случайных факторов, например бомбардировки космическими лучами? Я думаю, что вероятность этого не больше вероятности напечатать первую строфу "Евгения Онегина" у обезьяны, беспорядочно колотящей по клавишам пишущей машинки.
- Пример, который вы назвали, не вполне характерен. То, что будет представлять собой живой организм, зашифровано в наследственном веществе в виде структуры дезоксирибонуклеиновой кислоты, или, как ее сокращенно называют, ДНК. Однако совершенно не исключено и обратное влияние организма в целом на наследственные признаки. То, что однажды было добыто в борьбе за существование и оказалось решающим для сохранения вида, может включаться в состав наследственных признаков.
- Но в процессе дальнейших мутаций добытый такой ценой инстинкт может быть только утерян.
- Дело обстоит гораздо сложнее, чем вам представляется. Действительно, большинство мутаций оказываются нежизнеспособными. Однако изменение наследуемых признаков под влиянием воздействия внешней среды, в частности облучения, нельзя представлять себе как коренную перестройку цепочек ДНК. Скорее это дальнейшее усложнение структуры. Ранее имевшиеся признаки не уничтожаются, я дополняются и подавляются новыми, если эти новые признаки способствуют приспособляемости вида. Всякий зародыш в процессе своего развития повторяет всю историю вида. Так, например, у человеческого зародыша на определенной стадии развития существуют жаберные щели, свидетельствующие о том, что в далекой предыстории человечества его предки дышали жабрами, а не легкими.
Молекулярная цепочка ДНК несет в себе колоссальное количество информации. Изложенная самым строгим языком на бумаге, эта информация заняла бы не менее, листов текста тысячи печатных листов текста по сорок тысяч знаков в каждом.
- Как же в микроскопическом гене умещается вся эта информация?
- Это еще не вполне разгадано. Цепочки ДНК, которым мы приписываем свойства носительниц наследственных признаков, представляют собой весьма сложные структуры, закрученные наподобие винтовой лестницы. Очевидно, пространственное расположение углеводных остатков и фосфатных групп представляет собой тот шифр, который нас интересует.
Однако это не все. Недавно было установлено, что молекулы ДНК обладают сегнетоэлектрическими свойствами, то есть способностью хранить электрические заряды. Весьма возможно, что чередование положительных и отрицательных зарядов в хромосоме обеспечивает хранение информации зашифрованной в системе двоичного кода, подобно тому, как это имеет место в ферритовых ячейках памяти современных электронных счетно-решающих устройств, так называемой "магнитной памяти". Если бы когда-нибудь нам удалось при помощи технических средств расшифровать информацию, заключенную в хромосоме, перед нами открылись бы захватывающие тайны происхождения и развития жизни на нашей планете.
Тут я почувствовал, что меня осенила одна из многочисленных идей, не дающих мне спать по ночам.
- А разве нельзя, - спросил я с бьющимся сердцем, - искусственно приостановить развитие зародыша, выведя не окончательный тип, определяемый всей памятью наследственного вещества, а промежуточный, используя только часть информации, относящуюся к его предкам?
- Можно приостановить развитие зародыша в любое время, но он будет нежизнеспособным. То, что относится к развитию данной особи, а не вида в целом, записано в виде химических свойств цитоплазмы и, главное, в виде определенного расположения цитоплазматических зон яйца, таких как полярная плазма, серый серп и другие. Все развитие зародыша в яйце контролируется разнообразными биологическими часами. Мы не знаем, что управляет ходом этих часов. Скорее всего, это химические процессы, протекающие со строго заданной скоростью, вызывающие изменение степени ионизации среды. Может быть, происходит непрерывный обмен информацией между наследственным веществом, управляющим ростом клеток в пространстве, и средой, регулирующей этот рост по времени. Для созревания зародыша требуется определенное время, и всякое преждевременное прекращение развития приведет к его смерти. Впрочем, то, о чем вы говорите, иногда в природе случается. Я имею в виду атавизмы, когда совершенно неожиданно у вполне созревшего зародыша проявляются признаки, свойственные его отдаленным предкам, вроде хвостового придатка у человека или двух дополнительных пальцев у лошади. Атавизмы не следует смешивать с аномалиями вроде двухголовости у телят или четырех лап у цыплят, являющимися, по-видимому, следствием патологического изменения структуры цепочек ДНК. Атавизм является как бы пробуждением памяти о давно совершившихся событиях в истории вида, не погашенных воздействием химических биорегуляторов развития зародыша.
- Не может ли это рассматриваться как результат потери периферийными элементами зарядов электрической памяти и проявления в связи с этим действия зарядов, расположенных в более отдаленных областях цепочки ДНК?
- Я затрудняюсь ответить, но ваш вопрос, - сказал он, улыбаясь, - Само наличие электрической памяти, хранимой ДНК, весьма гипотетично и делать предположения такого рода слишком смело.
Теперь новая идея владела мною безраздельно. Вырвать у жизни сокровенные тайны ее развития! Что может быть увлекательнее этой задачи?
Я мало подхожу для экспериментальной работы. Для этого я слишком нетерпелив. К счастью, в этом деле у меня есть неоценимый помощник - мой сын Вовка. Мы с ним уже не раз обсуждали самые жгучие вопросы естествознания, и; несмотря на то, что этим летом он перешел только в седьмой класс, я неоднократно имел случай восхищаться его трезвым и деловым подходом к ряду весьма серьезных проблем. Это вовсе не означало, что у него отсутствовала фантазия. Отнюдь нет. Просто он всегда готов к кропотливому и разностороннему рассмотрению поставленного вопроса, и мы в наших вечных спорах отлично дополняли друг друга.
К моей новой идее Вовка отнесся очень серьезно.
- Мне кажется, - сказал он, - что погасить электрические заряды периферийных участков памяти проще всего при помощи ионов. Если сегнетоэлектрическая память представляет собою чередование положительных и отрицательных зарядов, то взаимодействие поверхностных элементов с ионами одного знака погасит, по крайней мере, половину зарядов противоположного знака. Этого можно добиться, помещая яйцо в электрическое поле в электролите. Часть ионов, прошедшая через пористую оболочку яйца, обязательно произведет нужный нам эффект.
Опыты было решено проводить с куриными яйцами.
Я взял на себя финансовую и организационную стороны работы. Вовка экспериментальную.
Уже через несколько часов у Вовки были приготовлены банки с аккуратно наклеенными на них названиями электролитов, представляющих собой слабый раствор солей, изъятых из недавно подаренной Вовке коробки "Юный химик".
В качестве источника тока была использована батарейка от карманного фонаря.
Гораздо труднее было договориться с инкубаторной станцией, расположенной неподалеку от нашей дачи. Наконец и это препятствие было устранено. Оплатив стоимость пятнадцати яиц, мы получили право поместить в каждую из трех закладок по пять штук, подвергнутых предварительной обработке током.
Вовка завел специальную тетрадь, в которую заносились все условия опыта. Соответствующие номера опытов записывались карандашом на яичной скорлупе.
Нумерацию мы начали со сто первого опыта. Вовка сказал, что ни в одной лаборатории опыты не нумеруют двузначными числами.
Двадцать один день, пока шла инкубация первой партии, мы провели в томительном ожидании.
К сожалению, нас ожидала неудача. Ни одно из пяти яиц не оправдало наших надежд.
Мы тщательно исследовали содержимое каждого из них, но нигде не смогли обнаружить даже признаков развивающегося зародыша.
На следующей партии Вовка изменил концентрацию электролитов.
Снова три недели надежд, и снова - неудача.
Оставался последний эксперимент.
Вовка, как одержимый, колдовал в лаборатории, оборудованной на веранде.
Я восхищался его целеустремленностью и, по правде сказать, немножко завидовал. В душе я уже давно сомневался в целесообразности избранного нами пути. К этому времени я очень увлекся новой гипотезой относительно происхождения космических лучей и несколько охладел к нашей затее с яйцами.
Настал последний день инкубации третьей партии. Мне не очень хотелось идти туда. Уж очень насмешливо поглядывали на нас прошлый раз девушки, обслуживающие инкубатор.
Вовка, очевидно, разгадал то, что творилось у меня на душе.
- Пойдем,- сказал он, сурово глядя мне в глаза.
Я поплелся за ним.
- Из вашего яйца номер 115 что-то вылупилось, - сказал заведующий станцией, - забирайте свое добро. Он нам всех цыплят распугал. Такое страшилище! Пришлось посадить его отдельно.
Нас подвели к ящику, и мы увидели своего цыпленка, вернее, - "что-то", как правильно выразился заведующий.
Перед нами прыгал на двух лапах серый зверек, покрытый глянцевитой влажной кожей. По бокам нелепо длинного туловища торчало два перепончатых крыла, как у летучей мыши. Острая мордочка заканчивалась плоским клювом, с особенностью которого мне очень быстро пришлось познакомиться. Десятки крохотных острых зубов вонзились мне в палец, когда я попытался дотронуться до зверька.
- Вы уверены в том, что он вылупился из яйца? - растерянно спросил я, обертывая палец носовым платком.
- Можете не сомневаться. Вот скорлупа.
Мы посадили зверька в Вовкину шапку и понесли домой.
Я с содроганием вспоминаю последующие две недели. Зверек рос не по дням, а по часам.
Он был уже размером с большого петуха. Питался он только сырым мясом и отличался удивительной прожорливостью. Вначале он свободно ходил у нас по двору, пока однажды вечером мы не услышали истошное мяуканье. Выскочив во двор, мы обнаружили зверька чинно ковыляющим по направлению к крыльцу. Клюв его был перепачкан кровью с прилипшими рыжими волосинками. Около колодца мы обнаружили бренные останки того, что когда-то было нашей чудесной ангорской кошкой Муркой.
После этого зверька привязали толстой веревкой за ногу. Характер его портился с каждым днем.
Он непрерывно требовал мяса, приходя в неистовство, когда, по его мнению, порция была недостаточной. Свои протесты он обычно выражал громким противным воем.
Вдобавок ко всему он научился летать и теперь представлял серьезную опасность для всех живущих в доме. Всякий, кто оказывался в радиусе его передвижения, определяемом длиной веревки, стоял перед угрозой поближе с его острыми зубами.
Я нередко испытывал искушение стукнуть его топором и на том покончить с экспериментом. Однако Вовка решительно этому противился. Он мастерил клетку, чтобы отвезти чудище в город для демонстрации на кафедре биологии университета. Однако его планам не суждено было сбыться.
Однажды утром мы обнаружили, что веревка, которой был привязан зверек, перегрызена, а сам он исчез. Мы обыскали все окрестности, но, кроме нескольких кур, пропавших на соседних дачах, не могли обнаружить никаких следов существования нашего зверька.
Вовкино горе не поддавалось описанию.
Я, как мог, пытался его утешить.
- То, что нам удалось уже один раз, мы можем повторить в любое время, сказал я ему. - Ведь условия у нас точно зафиксированы в твоей тетради. Мы теперь можем плодить чудовищ сотнями.
Вовка печально покачал головой.
- Этот опыт мы повторить не можем, - грустно сказал он. - В последней закладке я экспериментировал в более широком масштабе, чем это было намечено первоначальным планом. Яйцо номер сто пятнадцать я подвергал электролизу в растворе, куда вылил все содержимое нашем аптечки.
1 2