https://wodolei.ru/catalog/kuhonnie_moyki/iz-nerjaveiki/
Тараканы
Мне не хотелось просыпаться. Я знал, что стоит открыть глаза, как вся
эта карусель закружится снова. Один оборот в двадцать четыре часа, и так
изо дня в день, из месяца в месяц, из года в год. Во сне можно было де-
лать с миром все, что угодно: перекраивать его по своему усмотрению, на-
селять сказочными персонажами, останавливать время и поворачивать его
вспять.
Во сне я был хозяином мира, а днем... Впрочем, об этом нельзя думать.
Рекомендуется лежать десять минут с закрытыми глазами и думать только о
приятном. Дурацкий рецепт. Это значит не думать о том, что есть на самом
деле. Не думать о наступающем дне, не думать о лежащей на столе рукопи-
си, не думать... Древняя, наивная мудрость, детские представления о все-
могуществе человеческой психики. Соломинка, протянутая утопающему. К
черту соломинки, техника спасения тоже идет вперед.
Я протянул руку и взял со столика контакты. Один - на затылок, два на
запястья и один на живот.
Кто ты, мой благодетель, дарующий мне мужество и покой? Может быть,
твой прах уже давно в урне крематория и все, что от тебя осталось, - это
магнитная запись эмоций, размноженная в миллионах экземпляров. Ты оста-
вил людям неоценимое наследство - утреннюю радость. У тебя был веселый
характер, отличное пищеварение и неутомимое сердце. Ты обладал завидным
аппетитом, любил спорт, хорошую шутку и женщин. Твои биотоки наливают
силой мои мышцы, усиленно гонят кровь по сосудам, заставляют меня ухмы-
ляться этой идиотской улыбкой.
Гоп-ля! Жизнь прекрасна! Пользуйтесь по утрам электрическими биости-
муляторами Альфа!
Щелчок реле. Теперь аппарат выключен на двадцать четыре часа. Нужно
попробовать сломать замок и отключить реле. Пролежать несколько суток в
этом блаженном состоянии, а там пусть все катится в преисподнюю: и недо-
писанные книги, и неверные жены, и вы, надежда человечества, господа ло-
поухие! Слышите! В преисподнюю, вместе со всеми вашими проблемами и
проблемками.
Я пытаюсь открыть ножиком черный ящик, но корпус аппарата изготовлен
из твердого пластика. Нигде ни малейшей щели. Ну что ж, ваша взяла, ни-
чего не поделаешь.
Посмотрим, что творится в мире.
На экране - реклама, реклама, реклама.
Больше ешьте, больше пейте, чаще меняйте одежду, обувь, мебель. Сле-
дите за модой, мода - зеркало эпохи. Женщины, старайтесь всегда нра-
виться мужчинам. Мужчины, следите за своей внешностью. Посетите Цент-
ральный магазин, там все товары пониженной прочности. Неограниченный
кредит. Не жалейте вещи, не привыкайте к вещам. Помните, что, надев лиш-
ний раз костюм, вы нарушаете ритм работы Главного Конвейера. Все, что
послужило один раз, - в утилизатор! Берите, берите, берите!
Сводки. Десятизначные числа, бесконечные, уходящие вдаль автоматичес-
кие линии, монбланы жратвы, невообразимые количества товаров. Стрелки
приборов на щитах энергосистем стоят ниже зеленой черты. Потребляйте,
потребляйте, потребляйте! Главному Конвейеру грозит переход на замкнутый
цикл!
Другая программа: лекция для женщин. Рожать полезно, рожать приятно,
рожать необходимо. Вы ищите смысл жизни? Он - в детях! Новое в законе о
браке. Каждая патриотка Дономаги должна иметь не менее пяти детей.
Мы не поднимем потребление, пока...
Хватит! Включаю третью программу.
Сенсация века - мыслящая горилла Макс дает интервью корреспондентам
телевидения и газет. Грузное тело облачено в ярко-красный халат, тща-
тельно застегнутый до шеи. Высокомерное, усталое лицо. Глаза полузакры-
ты. Неправдоподобно большая черепная коробка еще хранит розовый рубец,
след недавней операции.
Сидящий рядом комментатор кажется по сравнению с Максом крохотным и
жалким.
- Скажите, Макс, - спрашивает корреспондент агентства печати, - ка-
кие, по-вашему, перспективы сулят операции подобного рода?
Макс усмехается, обнажая острые желтые клыки.
- Я думаю, - говорит он, - что если бы эти операции не давали желае-
мого результата, то я бы сегодня не имел чести беседовать с вами.
Камера панорамой показывает журналистов за столиками, торопливо запи-
сывающих ответ в блокноты.
- Боюсь, что вы меня не совсем точно поняли, - продолжает корреспон-
дент. - Я имел в виду перспективы.... э-э-э... для человечества в целом.
- Я работаю для человечества, - сухо звучит ответ. - Неужели вы дума-
ете...
- Простите, Макс, - перебивает комментатор, - я позволю себе уточнить
вопрос моего коллеги. Считаете ли вы возможным, что подобные операции
когда-либо будут производиться на людях?
Макс пожимает плечами.
- Этот вопрос нужно адресовать тем, кто такие операции разрабатывал.
Спросите лопоухих.
Смех в зале.
- И все же, - настаивает корреспондент, - нас интересует ваша точка
зрения.
У Макса начинает дергаться губа. Несколько секунд он глядит на кор-
респондента остановившимся взглядом. Затем из его глотки вырывается
пронзительный рев. Согнутыми руками наносит себе несколько гулких ударов
в грудь. По-видимому, у оператора сдают нервы - телекамера стремительно
откатывается назад.
- Ну что вы, Макс! - Комментатор протягивает ему связку бананов. -
Стоит ли из-за этого волноваться!
Пока Макс жует бананы, в студии такая тишина, что я отчетливо слышу
тяжелое сопение и глухие, чавкающие звуки.
- Извините! - Он запахивает расстегнувшийся халат. - Так о чем мы?..
- Возможны ли такие операции на людях? - подсказывает комментатор.
- Это скорее вопрос этический, чем научный. Для того чтобы создать
один сверхмозг, двух особей из трех нужно умертвить. Там, где речь идет
о жизни животных, ваши лопоухие не проявляют особой щепетильности. Не
знаю, хватит ли у них решимости, когда дело коснется людей.
Он слишком смело говорит о лопоухих. Комментатор явно чувствует себя
неловко и пытается изменить ход беседы.
- Может быть, вы расскажете, над чем вы сейчас работаете?
Быстрый взгляд исподлобья. Какое-то мгновение он колеблется. Честное
слово, эта горилла умнее, чем я предполагал. Достаточно посмотреть на
улыбку.
- Боюсь, что это не так просто. Я плохой популяризатор, да и сама
проблема выходит за пределы понимания людей с обычным генетическим ко-
дом. Не можете же вы объяснить мартышке законы стихосложения.
Браво, Макс, браво!
- Так... - Комментатор обескуражен. - Есть ли еще у кого-нибудь воп-
росы?
На экране - крупным планом - корреспондентка радио:
- Простите, Макс, возможно, мой вопрос будет несколько... Ну, может
быть, вы сочтете его чересчур... - Кажется, она безнадежно запуталась.
- Интимным? - приходит ей на помощь комментатор.
- Вот именно. - Она облегченно вздыхает. - Ваше прошлое. Ведь его
нельзя так просто списать со счета. Звериные инстинкты. Не появляется ли
у вас иногда желание...
Макс кивает головой:
- Я вас понял. Мы все находимся во власти инстинктов. От них ведь ни-
куда не спрячешься. Разве у вас, когда вы ночью остаетесь наедине со
своим мужем, не появляется желание внимать их зову?
Ржут журналисты, ухмыляется комментатор, только лицо гориллы сморщено
в брезгливой гримасе.
Корреспондентка краснеет.
Отличная вещь цветной экран! Я наслаждаюсь богатством оттенков румян-
ца на лице этой дуры.
- Я... девушка... - с трудом выдавливает она.
Теперь уже хохочет Макс.
- Тем более! - Он достает из кармана халата платок и вытирает им гла-
за. - Тем более: неудовлетворенные инстинкты - самые сильные.
Комментатор пытается спасти положение:
- Спасибо, Макс. Разрешите поблагодарить вас и от имени телезрителей,
которые, надеюсь, с интересом слушали это интервью.
Я выключаю экран. Пора завтракать.
Двенадцатый шифр - диетический завтрак для страдающих ожирением. Од-
нако почему-то вместо обычных двух блюд и стакана чая металлическая рука
выталкивает на поднос все новые и новые тарелки. Я пытаюсь захлопнуть
дверцу, но она не поддается. Ага, понятно: новый трюк - хочешь не хо-
чешь, а повышай потребление.
Я не могу сказать, что все это невкусно. Блюда приготовлены по рецеп-
там опытных гурманов, но стоит мне съесть две ложки, как аппетит пропа-
дает. Меня раздражает такое обилие еды. Я сваливаю содержимое всех таре-
лок на поднос, тщательно перемешиваю и выбрасываю в утилизатор. При этом
я стараюсь не думать о счете, который придет в конце месяца. Нужно быть
патриотом. Необходимо обеспечить загрузку всех автоматических линий.
Конвейер, работающий по замкнутому циклу, действительно страшная вещь.
Что-то вроде писателя, которому не о чем писать.
Кстати, о писателях. Сейчас ты, дорогой мой, сядешь за стол и напи-
шешь две полагающиеся на сегодня страницы. Так, на чем мы остановились?
Минут десять я тупо смотрю на недописанный лист и размышляю. Впрочем,
может быть, только делаю вид, что размышляю.
Нет, пожалуй, надо начинать с главного. Я подхожу к информатору и вы-
зываю центральный пост.
- Слушаю!
- Дайте справку. Сколько раз в литературе использована ситуация, в
которой герой любит героиню, но она не разделяет его чувств и уходит к
другому?
- За какой период?
- От Эсхила до наших дней.
Явное замешательство. Я слышу, как дежурный пере дает задание дальше.
- Абонент?!
- Да.
- Мы не можем дать такую справку. Объем информации превышает емкость
памяти машин.
- Ну тогда за последнее столетие.
- Подождите.
Я терпеливо жду.
- Справка будет готова завтра к двадцати трем часам. Вас устраивает
такой срок?
- Ладно, - говорю я, - не так уж важно знать, какая ты по счету без-
дарность.
- Простите?
- Нет, это я просто так. Развлекаюсь. Можете считать заказ аннулиро-
ванным.
- Хорошо.
Двух страниц не будет ни сегодня, ни завтра, ни во веки веков. Аминь.
Честное слово, я испытываю облегчение. Теперь нужно решить, чем занять
день.
Я подхожу к зеркалу и оглядываю себя с ног до головы. Выгляжу я прос-
то шикарно. В мире, изнывающем от изобилия, стоптанные башмаки, вздутые
на коленях брюки и пиджак с прорванными локтями - признак изысканного
снобизма.
Отвесив глубокий поклон своему изображению, я выхожу на улицу.
Верхний этаж - для пешеходов. Здесь же расположены магазины, поэтому
в воздухе стоит такой гул. Сотни динамиков зазывают зайти и взять
что-нибудь.
На перекрестке несколько молодых девушек.
Если стремление по возможности ничем не прикрывать свои телеса будет
прогрессировать, то Главному Конвейеру грозит полная остановка.
Девушки всячески стараются привлечь внимание бесцельно фланирующих
парней, но те проходят мимо с каменными лицами. Почти все они жуют про-
тивную липкую массу. Говорят, что она помогает от ожирения.
Я гляжу на лица прохожих и пытаюсь понять, что же произошло. Я не мо-
гу писать о мире, в котором живу, просто потому, что его не знаю.
Бессмысленные, откормленные хари, потухшие глаза, полная апатия ко
всему.
Впрочем, это не так. Внезапно толпа преображается. Прекратилось вся-
кое движение, застывшие на месте люди впились глазами в экраны. Начался
футбольный матч. Проходит несколько минут. Дикие выкрики и свист заглу-
шают даже рев рекламных громкоговорителей.
Мне трудно думать в таком гаме. Я захожу в первый попавшийся магазин.
Никого нет, и относительно тихо.
Здесь очень удобные кресла. От кондиционера веет приятной прохладой.
Мне хочется хоть что-нибудь понять. Еще недавно мне казалось, что са-
мое главное - это выиграть соревнование в потреблении. Автоматизация и
изобилие. Сколько лет мы поклонялись этим двум идолам? Бесконфликтный
капитализм. Жрать, жрать, жрать. Пусть каждый жрет сколько может, и
проблема "иметь и не иметь" потеряет всякий смысл. Всех уравнивает ем-
кость желудка в этом автоматизированном раю. Ну вот, желудки набиты до
предела. А дальше? Дальше - мы и лопоухие. Все те же два класса. Интел-
лектуальное неравенство. Никогда еще оно не проявлялось так резко. Для
лопоухих мы просто свиньи, поставленные на откорм, объект социального
эксперимента. Нас разделяют не только стены Исследовательского Центра. Я
когда-то читал романы Уэллса. Там тоже была элита ученых, управляющих
миром, но это получалось как-то иначе. Никто не мог предполагать, что
имущественное неравенство выродится в интеллектуальное, что все нас-
только усложнится и настоящая наука станет доступной только гениям.
Иногда мне кажется, что нами правят марсиане. На каждые десять миллионов
человек рождается один гений. Лопоухие умеют их отыскивать. В годовалом
возрасте счастливчики попадают в Исследовательский Центр. Ошибок почти
не бывает, говорят, что генетический гороскоп - очень точная вещь. А что
прикажете делать человеку, если он не гений?
Я встаю и направляюсь к выходу.
- Вы ничего не взяли? - раздается у меня над ухом. Магазинные автома-
ты работают с безукоризненной точностью.
Я подхожу к витрине, сую в ящик с фотоэлементом банковскую карточку и
наугад беру галстук, расписанный замысловатыми узорами.
- Он вам будет очень к лицу!
Я бросаю галстук на пол и по лестнице спускаюсь на проезжую часть
улицы.
Несколько минут я в нерешительности стою перед вереницей автомобилей,
потом сажусь в маленький кар.
"Куда?" - вспыхивает надпись на пульте.
На этот вопрос я не могу ответить. Нажимаю на все кнопки сразу.
В пульте что-то щелкает, и надпись загорается снова.
- Эх ты, - говорю я, - а еще называешься автоматом, простую проблему
не можешь решить!
Тычу пальцем в первую попавшуюся кнопку, и автомобиль трогается с
места.
Мне кажется, что я еду по вымершему городу. На проезжей части - ни
одной машины. В Дономаге уже давно никто никуда не торопится.
Я нажимаю кнопку за кнопкой. Автомобиль бесцельно кружит по улицам.
Неожиданно мой кар сбавляет скорость. Из-за угла вылетает красный ли-
музин с эмблемой Исследовательского Центра.
Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
1 2