Если бы один раз… Можно было б подумать на каких-нибудь недоумков. Накурились и не знают, куда деть энергию. Но ты говоришь, уже второй раз?
– Я пару месяцев коммунальные услуги не оплачивала. Вдруг инспектор приходил пальчиком погрозить?
– Да нет, бред. У меня приятель уже два года за электричество не платит. И ничего. Кроме того, даже если и предположить такое… Наверняка или бумажку какую прислали бы, или стучались в дверь. Что-то мне подсказывает – они здесь ни при чем.
– Утешила… Лучше б это представители госучреждения… чем неизвестно кто, –запинаюсь я, потому что в комнате гаснет свет.
– Алле, Оксана?
– Вась… За моей дверью кто-то ходит. Я слышу шаги. И этот кто-то только что опустил рубильник. У меня же как на зло дверь хлипкая такая и глазка нет. Че-то мне страшновато, – мне действительно не по себе.
– Слушай, может тебе спросить «кто там»?
– Ага, чтоб он понял, что я дома одна? Ну уж нет. Лучше я посижу тихо… Завтра же договорюсь с конторой, которая стальными дверями занимается. Пусть ставят. Мне поспокойней будет.
– Тебе же все равно надо будет выйти. У тебя же все пропадет, в холодильнике-то.
– Он еще там, – говорю я шепотом. – Ходит. Плохо бабе одной без мужика.
– Оксана, ты не расстраивайся.
– Постараюсь.
Мы болтаем с подругой еще час. Я решаю выйти из убежища. Звуков снаружи уже не слышу. Осторожно открываю дверь. Никого.
Ложусь спать. На всякий случай кладу под подушку нож. Глупость. Но мне так спокойнее. Среди ночи вскакиваю: в квартиру звонят. Долго. Без перерыва. Набираю по мобильному номер милиции. Звук обрывается. Внезапно мне становится холодно. Пищит домашний телефон. Не беру трубку.
Вчера мне поставили железную дверь. Еще бы испортить дверной звонок. И я буду как в берлоге. Отлично. Уже не так тревожно, как в последние дни. Выхожу из лифта, достаю ключи. Устала на работе. Поскорей бы нырнуть в ванную. А потом в постель. Открываю замок, потом второй. Включаю свет, лампочка загорается. Хорошая новость.
Кидаю сумку на пол, снимаю сапоги. Открываю дверь в ванную. Вскрикиваю. Прямо в лицо мне глядят чьи-то глаза. Проносятся сотни мыслей. «Грабитель… Лишь бы не убил… Дверь заперла, выбежать не успею… Орать без толку, мои соседи сами орут каждый вечер… Если изнасилует, надо будет срочно в аптеку… как же там подруга называла таблетки для мгновенного прерывания беременности… или к врачу… или в милицию… если ему пальцем ткнуть в глаз… блин, как же он потом будет… слепым… не смогу… в пах надо точно… а в журнале читала, если не попадешь в самое болезненное место, то только разозлишь… как он попал в квартиру… это он, наверно… это он звонил… кто он… с ума сойти, потом кому расскажу– не поверят… что ему надо… почему я не купила электрошокер или газовый баллончик… дура… дура… думай… думай… как надо себя вести». Прямо в лицо мне глядят чьи-то глаза. Начинаю пятиться назад.
Мужчина кидается ко мне и подносит нож к горлу. Успеваю его разглядеть. Не знаю его. Высокий. В черной куртке. Глаза грязно-карие, белки с лопнувшими капиллярами. А джинсы у него дорогие. Какие отличные джинсы! Стоп… При чем здесь джинсы? Надо взять себя в руки.
Мужчина держит лезвие в миллиметре от моей шеи. Я даже ощущаю покалывание в том месте.
– Молчи, поняла? Молчи, – голос у него на удивление приятный.
–Да, хорошо, – я говорю спокойно. Сама себе удивляюсь. Стучит в висках и груди. Очень страшно.
– Сядь, – указывает на стул возле кухонного стола.
Не свожу с него взгляда. Сажусь. Не пойму, это, что ли, разделочный нож? Такой большой. Если попытается меня изуродовать, то все же выколю ему глаза. Двумя пальцами. Указательным и средним одновременно. Только одновременно!
Мужчина достает из кармана наручники. Кидает мне на колени.
– Пристегни одну руку к батарее.
– Я все равно не убегу. И в окно не выпрыгну. Пятнадцатый этаж.
Повышает голос:
– Делай сейчас же! Пристегиваю левую руку.
– Затяни туже!
Затягиваю на последнее деление. Нестрашно. У меня маленькая кисть, могу освободиться. Но нужно хотя бы несколько секунд. Мужчина садится на корточки, облокачивается на стену. Достает сигарету, чиркает зажигалкой. Затягивается. Выпускает дым. Вверх. Вверх? Не может быть… Как там в книжке про язык телодвижений… Он в прекрасном расположении духа? Радует. Чего же молчит? Сказал бы что-нибудь.
– Эл Эл!
Мурашки по спине:
– Да, Эл Эл. Откуда вы знаете? А вас как зовут? Вы чего-то хотите от меня? (Надо быть вежливой.)
– Не бойся. Не убью.
– Спасибо. Но я все равно боюсь. (Он извращенец. Иначе бы не знал моего псевдонима. Хотя, может, он маньяк? «Очищает» общество от подобных мне?)
Мужчина гасит сигарету. Встает. Идет в ванную. Возвращается с пакетом. Достает оттуда белое полотенце. Расстилает на полу. У меня пересохло в горле. Сейчас сверху положит нож, скальпель… Вынимает руку из пакета. В ней зажат скальпель.
– Что вы хотите делать?
Не отвечает. Достает молоток, гвозди, небольшую дощечку, моток веревок. У меня темнеет в глазах. А почему в фильмах в такие моменты женщины плачут? Совсем не хочется плакать. Глотнуть бы водички. Мужчина достает маленький пузырек. Серная кислота?
– Спирт, – объяснят он, – чтобы продезинфицировать. Смерть в мои планы не входит.
Да что же он собрался делать? На мгновение мне кажется, будто потолок уходит резко влево. Потом вправо. Затем занимает прежнее место. Накатывает необыкновенная бодрость. Просто так я не сдамся. Я не жертва!
– Чай попьем?
Недоуменно смотрю на него:
–Давайте. Вот чайник. (Я не буду пить, тогда в чайнике останется больше кипятка. Схватить и плеснуть в лицо. Три секунды, чтоб вытащить руку из браслета, подобрать скальпель. Да-да, скальпелем, а не пальцами…)
Он очень долго пьет чай. Нож держит в руке.
– Ты же садистка?
Ну все… Точно. Народный мститель. Как же ему объяснить, что ведь все по доброй воле.
– Ну…
–Да, я давно тебя приметил. Ты молодец.
Такого оборота я не могла ожидать.
– Ты искренняя, поэтому я тебя выбрал. Заставляю себя поинтересоваться:
– Выбрал для чего? Замерев, жду ответа.
– Писал тебе много раз на электронный адрес. Ты мне ни разу не ответила. Если гора не идет к Магомету… (Он сумасшедший!) Вот я и пришел к тебе в гости. Ты, дорогая, реализуешь мою мечту. Ждать у меня больше сил нет. (О чем он? О боже…) Поднимается на ноги и расстегивает ширинку. Брюки падают на линолеум. Белые трусы следом.
– Ты отрежешь мне яйца.
– Что?!
– Я уже два года назад решил: хочу быть кастрированным.
К стыду моему, точно падает камень с души. Он не собирается причинять мне вреда. У мужчины просто навязчивая идея. Желающих избавиться от своего хозяйства в мире не так уж мало. Как минимум раз в месяц мне обязательно приходит письмо с просьбами лишить достоинства. На такие послания не отвечаю.
– Ты уверен в своем намерении? – незаметно перехожу на ты.
Пульс становится ровнее.
– Разумеется.
– У меня нет медицинского образования. Не знаю, как надо делать.
–Все объясню, – он поднимает с пола веревку. – Перевяжешь мне мошонку крепко, чтоб туда не поступала кровь. Через час яички омертвеют. Потом ты прибьешь мошонку гвоздями к доске и ровно отрежешь скальпелем.
Сглатываю слюну. Не могу понять: мужчина адекватен или нет? Надеюсь, он просто шутит. Что ему ответить? Если я откажусь?
– Если я откажусь?
– Нет. Ты сама жаждешь этого, тебе понравится. Я тебя хорошо знаю. Ты жестокая.
– Мне не доставит удовольствие кастрировать мужчину. – говорю тихо и медленно.
– Ты лжешь, – он кидает мне ключи от наручников.
Отстегиваю руку и остаюсь сидеть на стуле. Уже не паникую. Но предчувствую долгий тяжелый разговор.
– Как тебя зовут?
– Раб. Неважно.
– Мне важно. Как тебя зовут?
– Я сказал, неважно!
– Не ори на Госпожу! – вырывается случайно, по инерции. Но его реакция меня успокаивает.
– Извините. Семен.
Он перешел на вы? Чувствую облегчение. Маленький шажок в спасительное русло.
– Сема, если бы я жаждала исполнить данную процедуру, то ответила бы тебе на письмо? Да?
Молчит.
– Логично?
– Вы не были уверены в моей реальности. Но вот я здесь у ваших ног. В здравом уме. Уйду отсюда, только оставив здесь ненужный хлам, – с силой ударяет себя по промежности. – Нате!
– Не нужна мне твоя веревка! Я не буду ничего делать.
– Обвяжите мне мошонку.
– Нет.
– Давайте же, смелее.
– Нет.
– Обвяжите мне мошонку!
Начинаю волноваться. Парень не в своем уме. Что ж такое…
– Прикажите мне, я сам тогда все сделаю.
– Можешь делать все, что угодно, но только не у меня дома.
Берет в руки свое хозяйство и туго обматывает его веревкой. Слой за слоем. Не могу отвести взгляд. Внезапно осознаю: он на самом деле собирается осуществить свою затею прямо здесь на моей кухне.
– Не желаю это видеть! Мужчина меня не слышит.
– Раб, повторяю: я не желаю это видеть!
– Не разочаровывайте меня! – он стоит передо мной полуголый. С перетянутой синей мошонкой и эрегированным пенисом. Мне становится дурно. Срочно соображаю, как разруливать ситуацию.
– Надо как-то время скоротать, пока некроз не начнется. Попьем еще чай?
Лихорадочно ищу способы прекратить происходящее безумие. Семен наливает себе кипятка. Прихлебывает из чашки. Достаю из холодильника гранатовый сок. Пью из пакета.
– Скажи, почему у тебя такое желание?
Темные зрачки внимательно смотрят на меня из-за чашки.
– Большинство мужчин предпочтут умереть, чем стать скопцом, – продолжаю монолог. Наверно, я не то сказала. Только подчеркнула его уникальность. Дурочка. – Неужели ты не хочешь больше никогда в жизни испытать оргазм?
– Единственное, чего я хочу, это чтобы вы меня кастрировали.
– Но…
– Нет, не будьте как все. Подумаешь – оттяпать яйца. Мужчина, кастрированный в зрелом возрасте, сохраняет половое влечение. Он способен к сношениям и переживанию оргазма, – такое впечатление, что Семен цитирует выдержку из научной статьи.
– Тогда тем более ничего не понимаю. Какой смысл? Ну если ничего не изменится?
– Какой смысл в жизни? Кругом одни рассуждения о смыслах! Надоело! – он краснеет от гнева и сжимает кулаки. – Давайте, берите молоток.
Комок подступает к горлу. Подозреваю, что у меня близится истерика. Попробовать другой подход? Какой?
Мужчина подкладывает под мошонку доску и берет гвоздь.
– Я желаю, чтоб ты долго страдал, – мои слова раздаются в абсолютной тишине. Семен поднимает на меня вопросительный взгляд.
Продолжаю:
– Сейчас ты развяжешь свое барахло. Сложишь инструменты и пойдешь домой. И больше не предпримешь попыток что-либо сделать. Пока я не позволю. Будешь постоянно мучиться от ожидания. И тем самым доставлять мне удовольствие.
Мужчина громко смеется. Закашливается. Резко вбивает гвоздь в свою плоть. Раздается вой. Откидывает молоток в сторону. Кидаюсь к нему, пытаюсь вытащить гвоздь. Поддеваю шляпку скальпелем, готово. Семен трясется. На полу кровь. По моим щекам текут слезы.
– Что же ты… Эх вы… Я-то думал… – он бормочет, пытаясь подняться.
Бегу в комнату, возвращаюсь с пластырем и бинтом. У меня трясутся руки. Перебинтовываю кое-как. Плохо вижу из-за слез. Мужчина встает на ноги.
– Ошибся… Ошибся в тебе… Обычная баба… Ты… – он не договаривает. Натягивает штаны, хватает пакет и идет в коридор.
– Анальгин?
– Спасибо, не надо. На, ключи от твоих апартаментов, будут запасные. У слесарей купил. На будущее: впредь не пользуйся услугами той фирмы. Не бойся, больше не потревожу.
– Что ты теперь будешь делать? – всхлипываю от жалости к себе и к нему.
– Не ваше дело, – хлопает дверью.
Вытираю тряпкой пол. Мою ее в раковине. Вода розовая. Почему-то трудно дышать. Открываю окно, вздрагиваю от холода.
На следующий день на всякий случай меняю все замки. Хотя я уверена: вчерашний гость больше не вернется.

УДОВЛЕТВОРИ МЕНЯ ОРАЛЬНО

24 года, октябрь

Никогда не любила покупать бессмысленные вещи. В разряд бессмысленных всегда попадали типично женские атрибуты. Бусы, брошки, колечки. Красиво, не спорю. Но не настолько необходимо, чтоб тратиться на них.
Мимо этого перстня я ходила ровно год. Раз в неделю останавливалась возле витрины и две минуты любовалась чудом. Изящный леопард с гранатовыми камешками на белой серебряной шкурке должен был плотно и трепетно обнимать палец передними лапами. Цена у колечка была та еще. Но дело не в этом. Просто нецелесообразно. Я вздыхала и шла дальше.
За эти месяцы перстень стал мне почти как родной. Как знакомое лицо в окне напротив. Однажды, проходя мимо, я его не увидела. И так перепугалась, что стало страшно: неужели купили? Оказалось, перстень лишь переложили – чуть правее. Фух…
Уже вторую неделю у меня депрессия. Ненавижу октябрь. Холодно и одиноко. Приходишь домой – никто не ждет. Болеешь ангиной – никто не беспокоится. Задерживаешься на работе – никто не звонит. «Столько людей рядом, но на помощь никто не придет», – вспоминаю строчки из стихотворения пионервожатого в детском лагере.
Прохожу мимо ювелирного. Говорю кольцу:
«Привет. Все лежишь, ждешь, пока тебя купят? Ну-ну, жди…»
Почему-то вспоминается Куприн и его «Гранатовый браслет»… «Может быть, твой жизненный путь, Верочка, пересекла именно такая любовь, о которой грезят женщины и на которую больше неспособны мужчины». Может быть, и пересекла. А я не за метила? А может быть, еще и не пересекала вовсе… Если так, то когда же это наконец случится?
К черту целесообразность! Рационализм? Да пошел ты на! Хочется что-то изменить и измениться.
Захожу в магазин, примеряю кольцо. Подходит. Покупаю.
«Теперь нам не будет так одиноко, да? – в свете фонарей камни блестят, как артериальная кровь. – Ты обязательно притащишь за уши того, кто мне нужен здесь и сейчас!»

…Сегодня вечером мне позвонил Вова. Понятия не имею, откуда у него мой номер. Сама дала и забыла? Вот всегда так. Дам и забуду.
Так… Вова, Вова… Виделись мы с ним раза два. На встрече Клуба любителей женских ног. Хотя это громко сказано – про ноги. Любят они преимущественно ступни: пятки там, пальчики. Официально зовутся футфе-тишистами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27