В ту ночь я сидела, завернувшись в одеяло, с трудом расчесывала свалявшиеся волосы и ждала, пока высохнет моя одежда. На следующий день за ужином я взяла вилку и неуклюже принялась есть. Сет вместе с извозчиком во все глаза уставились на меня, едва сдерживая смех.Я злилась на них и на себя. Пользоваться вилкой оказалось намного труднее, чем я думала. Но я не отступала.– Я больше не цыганка, – объявила я громко, – а значит, стала горгио и должна привыкнуть к вашему образу жизни.– Почему бы тебе не найти другой табор? – поинтересовался Степан. – Они ведь с радостью возьмут тебя к себе.Я отрицательно качнула головой.– Не хочу. Я проклята, иначе погибла бы со всеми. Я только принесу несчастье другим цыганам.– Умно, – заметил Сет. – Сейчас ты говоришь, как истинный горгио.– Ты смеешься надо мной, потому что думаешь, что у меня ничего не получится.– Мне кажется, ты и не хочешь учиться ничему новому. – Сет откинулся на спинку стула и зажег сигару. – Я думаю, это все часть игры маленькой цыганочки. Ты пытаешься заставить меня взять тебя в Париж.– О! – Я приняла самый свой рассерженный вид. – Как ты можешь так думать, мсье Сет? Я знаю, что ты и сюда-то доставил меня с неохотой, и понимаю, что обязана тебе за похороны моих близких. И, конечно, я понимаю, что ты совсем не хочешь везти меня в Париж, да я и не собираюсь просить тебя об этом. Спасибо и за то, что ты отвезешь меня в Одессу.– Что ты собираешься делать в Одессе, малышка? – встревоженно спросил Степан. – У тебя там кто-нибудь есть?– Нет, – я покачала головой, – у меня вообще больше нет знакомых, кроме вас двоих.– Почему бы тебе не отвезти ее обратно в Москву? – предложил Сет. – Я уверен, ее тетка и двоюродные братья обрадуются, увидев свою родственницу.Я метнула на него злобный взгляд…Одесса оказалась грязным портовым городом. По узеньким улочкам сновали нищие, проститутки, встречались пьяные моряки и купцы, мелкие торговцы и воры-карманники. Мы с Сетом вылезли из саней и сердечно попрощались со Степаном, Махнув нам на прощание, он отъехал, а Сет повернулся ко мне.– Я тоже скажу тебе до свидания. Не могу утверждать, что получил удовольствие от общения с тобой, но это было занятно. – Он покопался в кармане и швырнул мне монету. – Прощай, цыганочка.– Не называй меня так! – Я ловко поймала в воздухе монетку. – Я теперь горгио, как и ты.Мы мерили друг друга враждебными взглядами. Он с демонстративным презрением разглядывал мои яркие юбки и шарфы, красные сапожки и шали. Затем откинул назад голову и весело расхохотался. Я сжала руки в кулаки.– Ты, грязный пес. Как ты осмеливаешься смеяться надо мной? Ты думаешь, это так сложно – быть горгио?– Кто угодно может быть горгио, – ответил он, посмеиваясь, – весь мир вокруг полон ими. Но стать культурным, образованным человеком – это совсем другое дело. А ты, мой маленький дружок, и за сто лет не станешь воспитанной женщиной. Ты так и останешься на всю жизнь маленькой грязной цыганкой, не важно, как ты будешь себя называть.– Лжешь! – Я сощурила глаза. – Пусть тебя испепелит солнце!Сет подхватил чемодан и пошел прочь, все еще посмеиваясь себе под нос. Я следовала за ним на некотором расстоянии. Он думает, так просто от меня отделаться? Дурак. Я передала ему слова Урсулы, а он не поверил. Но скоро, очень скоро он убедится, что старуха говорила правду.Сет зашел в ресторан поесть, а я поджидала его снаружи. Выйдя на улицу, он сделал вид, что не замечает меня, и пошел дальше. Мои сапожки выбивали громкую дробь на вымощенной булыжником мостовой, пока я семенила рядом, стараясь не отстать.– Какой самый культурный город в мире? – спросила я. – Париж, ведь так? Если я хочу стать настоящей горгио, стать воспитанной женщиной, я должна туда поехать.– Нет.– Если ты возьмешь меня с собой, то я в долгу не останусь: я отплачу тебе добром за добро. Я теперь одна в целом мире, и ты не можешь бросить меня в этом дьявольском месте! Я умру еще до захода солнца.– Хорошо. – Он, слегка прихрамывая, шел вниз по узкой улочке. Жаль, что я отдала ему мазь: этот мужчина явно не умеет быть благодарным.– Мне обязательно надо попасть в Париж, мсье Сет, – причитала я. – Я думаю, ты должен взять меня с собой.Он зашел в низкое здание рядом с пристанью. Я спросила прохожего, что там находится, и мне ответили, что здесь продают билеты. Я быстро проскочила внутрь.– …отправляемся сегодня с отливом, – говорил мужчина за конторкой. – Должны прибыть в Марсель через два месяца, если повезет с погодой.Сет повернулся, чуть не сбив меня с ног.– Ты купил мне билет? – с надеждой спросила я. – Ты заслужил мою благодарность до скончания веков! – Я попыталась поцеловать ему руки, но он резко оттолкнул меня и вышел. Я поспешила за ним. – Не оставляйте меня здесь, мсье Сет! – громко кричала я. Мне удалось снова уцепиться за его рукав. Вокруг нас уже собралась небольшая толпа. – Вы не можете так поступить со мной! Ой-ой-ой, – я взглянула на окружающих, которые с интересом пялились на нас, – этот человек – мой муж, и он сказал, что бросит меня! Мне всего лишь четырнадцать, и я беременна! Он не оставил мне ничего, ни копейки денег, а сейчас подло бросает меня! Нельзя верить французам. Ой-ой-ой, есть ли еще такая несчастная девушка, как я?Сету, однако, удалось ускользнуть, прежде чем люди в толпе вникли в смысл моих причитаний. На этот раз я не стала бежать за ним. Он скорее всего отправился на корабль, а я знала, что меня туда не пустят без билета. Что же делать? Неожиданно я больше всего на свете захотела оказаться именно на этом корабле. Но у меня не было денег. Я взглянула на монету, которую Сет швырнул мне – десять рублей, империал. Я поспешила назад в билетную кассу.– Что тебе надо, цыганка? – грубо спросил человек в окошке. – Убирайся отсюда. Здесь не разрешается просить милостыню.– Я хочу попасть на судно, которое сегодня вечером отплывает во Францию. Сколько это стоит?– Самые дешевые места в каюте – тридцать рублей. В трюме – двадцать два.– Мне не нужны постель или крыша над головой, – нетерпеливо сказала я. – Я посплю и на палубе. Сколько?– Двадцать рублей, – холодно ответил он.– Ты вор и бандит! Содрать с бедной сиротки двадцать рублей за кусок палубы! Ба! Я лучше пешком пойду в Париж. Как насчет десяти рублей?– Пятнадцать, – сказал мужчина, – и ни рублем меньше.– Десять, – упрямо повторила я. – Мне еще надо купить еды. А я бы отдала тебе десять рублей прямо сейчас.Мы долго торговались и сошлись на тринадцати рублях. Это означало, что мне надо где-то раздобыть три рубля и еще деньги на еду. Я сказала, что вернусь через час с тринадцатью рублями, и, если он продаст мое место кому-то еще, я вырежу у него сердце ножом, который все время ношу под юбками. Он струхнул, действительно поверив, что я не расстаюсь с оружием.Я пошла к пристани посмотреть на корабль. Мой корабль. Я увидела Сета, стоящего у поручней, и весело помахала ему. Он кое-как улыбнулся в ответ. Этот дурак думает, что мы навсегда расстанемся, как только начнется прилив. Ничего, скоро он убедится в обратном!Я выбрала место так, чтобы меня было слышно на корабле. Хорошее местечко, закрытое от пронизывающего ветра, и вместе с тем очень оживленное. Люди так и сновали здесь взад-вперед. Я села около стены и приготовилась: вывернула ногу, сделав вид, что я хромая, провела руками по земле, а потом по лицу. Готово! Но нет, красные сапожки слишком чистые, слишком богато выглядят. Я сняла их и спрятала в узел. Подобрав валявшуюся на земле грязную тряпку, я быстро намотала ее на «хромую» ногу.– Пожалуйста, подайте, кто сколько может. Сударыня, подайте мне, я не ела неделю. Помогите, чем можете.Подавали мне хорошо, но все же недостаточно: за десять минут я собрала пятнадцать копеек, однако до столь необходимых мне трех рублей было еще далеко.Опытной рукой я придала узлу вид запеленатого ребенка. Живой младенец, конечно, был бы лучше, но, если «этот» будет молчать, как мертвый, тоже ничего. Я снова запричитала и тут же почувствовала разницу: хромая девочка – очень жалкое зрелище, но хромая девочка с младенцем, который настолько голоден, что не может кричать, – это по-настоящему берет за душу. Я прятала деньги, как только они падали на землю, – глупо показывать, что у тебя их и так уже немало. Провожая взглядом каждую монетку, я считала в уме: шестьдесят, восемьдесят, сто! Осталось еще два рубля. О, как замечательно, мне попался мужчина с нечистой совестью – остался один рубль!Неожиданно сверху на меня упала чья-то тень. Я подняла голову и встретила взгляд холодных голубых глаз Сета. Никаких смешинок, в них только негодование.– Пожалуйста, господин, – я протянула к нему свою грязную трясущуюся руку, – всего несколько копеек, чтобы помочь бедному инвалиду. Я так давно не ела. Пожалуйста, помогите мне.Как раз в этот момент проходивший мимо матрос швырнул мне монетку. Я на лету поймала ее, спрятала в потайной карман и опять затянула свое.– Прибыльное дело, а, цыганка? – сухо спросил Сет. – Ты, кажется, не отказалась от мысли попасть на корабль?– Убирайся, – прошипела я зло.– Я же знаю, что ты не хромая, – громко сказал Сет. – Я также знаю, что ты сегодня утром умяла весьма приличный завтрак.– Убирайся! Убирайся!– На самом деле, – продолжал он на варварской смеси русского и французского, который собравшиеся вокруг люди едва понимали, – ты воровка и мошенница! Воровка! Воровка! – закричал он, показывая на меня пальцем. – Эта цыганка украла мой кошелек! Воровка! Полиция!Я мгновенно вскочила на ноги.– Ты что, сошел с ума? Хочешь, чтобы меня арестовали? Прекрати сейчас же!Из толпы раздавались угрожающие крики. Я поспешно подхватила свой узел и побежала, чуть не упав из-за тряпки, которой завязала ногу. Я слышала сзади громкий хохот Сета и пожелала, чтобы у него лопнул живот.Я не могла больше терять времени. Мне не хватало еще целого рубля, а времени до отхода корабля оставалось совсем мало. Я устроилась было на новом месте, но, собрав всего тридцать копеек, услышала гудок парохода. Я кинулась в билетную кассу.– Двенадцать рублей тридцать копеек. Или бери, или останешься ни с чем. А если не возьмешь, то я прокляну тебя так, что ты никогда не будешь иметь сыновей, одних дочерей.Кассир поспешно взял мои деньги и выдал билет. Я не могла прочитать, что там написано, но попросила человека рядом проверить, действительно ли это билет на нужный мне корабль. Затем я со всех ног помчалась на пароход, боясь, что он отчалит без меня. Я кричала и размахивала своим билетом перед каждым, кто попадался на пути, чтобы меня не выгнали. На борту меня тут же отправили вниз, в трюм. Спускаясь, я на секунду подняла глаза и увидела, что с верхней палубы за мной следит Сет.– Эй, горгио! – весело крикнула я. – До встречи в Париже!…Когда через два месяца мы прибыли в Марсель, я страшно ослабла и страдала от лихорадки. Раньше я никогда не плавала на корабле и даже не догадывалась, что такое морская болезнь. Я промучилась все путешествие. Я почти не видела неба за это время и ела самую малость – только то, что перепадало от других пассажиров.Мы, трюмные обитатели, быстро спустились на берег. Я немедленно села на землю. Мне хотелось просто поднять лицо к теплому солнышку и удостовериться, что все закончилось и что я на твердой земле. Мимо прошел Сет Гаррет, выглядевший весьма сытым и довольным.– Я думал, ты собиралась в Париж, – игриво заметил он.– Как я могу туда попасть, – пожала я плечами, – когда умираю от голода? Прощай. Ты-то добрался, куда хотел. Бог в помощь!– Ну-ну, неужели все так плохо?К нам подошел полицейский и грубо толкнул меня в бок сапогом.– Здесь не разрешается просить милостыню. Убирайся, цыганка. Она мешает вам, мсье? – обратился он к Сету. – Я сам займусь ею. Убирайся, мошенница, пока я тебя не арестовал.– Чтоб ты утонул, – слабо пробормотала я.– Ты, маленькая…– Все в порядке, – вмешался Сет. – Она со мной. Пошли, цыганочка.Я почувствовала, что краснею.– Ты берешь меня с собой? В Париж?– Да, и я даже придумал, где ты там сможешь остановиться.Пока мы ехали на поезде – а для меня это было в новинку, – я безуспешно пыталась вытянуть у Сета хоть слово о моем будущем. Где мы будем жить? Я остановлюсь у его матери? Может быть, тети? У него есть семья? Почему он мне ничего не говорит?– Не важно, – это было все, что я услышала в ответ. На вокзале Сет нанял экипаж. Пока мы усаживались, мимо промчался еще один, в котором сидела богато и красиво одетая женщина. Она слегка наклонилась вперед и улыбнулась Сету. Он, также улыбнувшись, кивнул в ответ, и приподнял шляпу. Мы отъехали.– Ты знаешь эту женщину? – спросила я.– Нет.– Тогда почему ты поздоровался с ней как со старой знакомой?– Потому что я не прочь познакомиться с ней поближе. Я задумалась.– Очень странно. А если она не захочет? Она же не знает ни тебя, ни твоей семьи. Вдруг ты плохой человек? Неужели, так принято вести себя в цивилизованном мире?– Да.– О! А я стану цивилизованной, мсье Сет? Ты научишь меня?– Я-то нет, но этим займется другой человек. Помолчи, мы уже почти приехали.Наконец наш экипаж остановился перед высоким белым домом на рю де Вожирар, неподалеку от Люксембургского сада. Сет нацарапал что-то на листке бумаги и сунул его мне в руку.– Отдашь лично хозяйке дома, мадам Морней. Теперь можешь идти, цыганочка. Прощай!Экипаж тронулся с места, и я услышала веселый смех Сета Гаррета. Глава 4Я СТАНОВЛЮСЬ ОБРАЗОВАННОЙ – Ах, вот она какая, маленькая цыганка Сета. – В гостиной мадам Одетты Морней раздался серебристый женский смех. – Подойди поближе, девочка, я хочу на тебя посмотреть.Я медлила.– Иди сюда, Рони, – сказала мадам Одетта, махнув рукой, – делай, как тебя просит Симона.Я подошла к софе.Симона Галлиер была олицетворением парижской красотки сороковых годов: маленькая, худенькая и холодная, как фарфоровая куколка. Ее светло-каштановые волосы были гладко зачесаны на затылке, а над ушами спадали каскадами причудливых завитков. Прическа казалась простой на вид, но парикмахеру наверняка потребовалось не меньше трех часов, чтобы добиться такой очаровательной небрежности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71