Волосы не были подстрижены ежиком, потому что их почти не осталось. Левый глаз закрывала черная повязка, которая делала его похожим на Моше Даяна. Правый глаз был голубым. Губы – тонкими. Он стоял и смотрел, а у его ног прыгала собака. Он слегка повернул голову и через плечо обратился к стюарду:
– Боб, проследи, чтобы немедленно приступили к плану «Б», – сказал он, не спуская глаз с Шейлы.
– Слушаюсь, сэр, – раздалось уже из коридора. Дверь закрылась, Ник прошел в комнату.
– Я вижу, – проговорил он, – Боб приготовил вам кофе. Он уже остыл?
– Не знаю, – ответила Шейла. – Я еще не пробовала.
– Добавьте в него немного виски, вы почувствуете себя лучше.
Он открыл стенной шкаф и достал поднос с графином, сифоном с содовой и стаканами. Поставив его на столик между креслами, он сел напротив нее. Собака пристроилась у него на коленях. Почувствовав, что ее трясет и бросает в холодный пот, она налила немного виски в кофе. Его голос был громким, даже резким, властным. Этим он напоминал ей директора, который преподавал у них в школе драмы и доводил половину студентов до слез. Всех, кроме нее. Однажды утром она вышла из класса, и потом он извинялся перед ней.
– Ну-ну, расслабьтесь, – проговорил Ник. – Вы натянуты, как струна. Прошу прощения за то, что вас похитили. Но вы сами виноваты: не надо было бродить по берегу озера в столь поздний час.
– На знаке было указано, что спуск ведет к озеру Торра, – ответила она. – Я не заметила там никаких запрещающих знаков. Нужно еще в аэропорту предупреждать людей, что им запрещено бродить по окрестностям после захода солнца. Но думаю, власти Боллифейна на такое не пойдут: это отпугнет всех туристов.
«Итак, поехали», – подумала она и залпом выпила кофе с виски. Поглаживая собаку, он улыбнулся, но эта улыбка была больше похожа на усмешку. Он просто смеялся над Шейлой. Ее очень смущал его единственный глаз. У нее возникло впечатление, что глазница, закрытая черной повязкой, не пустует.
– Как вас зовут?
Она ответила, не раздумывая:
– Джинни, – и добавила: – Блэр.
«Дженнифер Блэр» был ее сценический псевдоним. Шейла Моней звучало неинтересно. Но никто, за исключением отца, никогда не называл ее Джинни. И почему она назвала себя этим именем? Должно быть, сказалось нервное напряжение.
– Гм, – проговорил он. – Джинни. Красивое имя. Зачем вы хотели встретиться со мной, Джинни?
Эдам Вейн всегда говорил: «Импровизируй. Играй по слуху». Сейчас как раз такая ситуация. Ну, начинай…
На столе стояла коробка с сигаретами и зажигалка. Она подалась вперед и взяла сигарету. Он не сделал попытки поднести ей зажигалку.
– Я – журналистка. Редактор хочет, чтобы к весне я подготовила серию новых очерков о том, как отставка подействовала на бывших военнослужащих. Нравится ли им их теперешнее положение, или они изнывают от безделья. Каковы их любимые занятия и так далее. Вы понимаете меня. Подобное задание было дано четверым журналистам. Вы оказались в моей части списка – и вот я здесь.
– Понятно.
Ей ужасно захотелось, чтобы он хоть на мгновение отвел от нее свой глаз. Собака, счастливая, что хозяин уделяет ей так много внимания, разлеглась на спине, подняв вверх лапы.
– А почему вы решили, что я могу представлять какой-то интерес для ваших читателей?
– Не я составляла список, – ответила она. – Этим занимались другие. Мне просто дали краткие сведения о вас. О военной карьере, о послужном списке, о том, когда вы ушли в отставку, что вы живете в Боллифейне. Я должна вернуться со статьей. О том, что вы за человек, ну и так далее…
– Любопытно, – заметил он, – что ваши начальники выбрали меня из огромного списка куда более достойных людей, которые ушли в отставку и живут здесь поблизости. Генералы, контр-адмиралы – да их здесь сотни.
Она пожала плечами.
– Насколько я знаю, – ответила она, – они выбирали наугад. И кто-то – не помню, кто именно, – сказал мне, что вы живете отшельником. А редакторам нравятся такие вещи. «Выясни, чем он интересуется», – сказали мне.
Он наполнил свой стакан и откинулся на спинку стула.
– Как называется ваша газета? – спросил он.
– Это не газета, а журнал. Он стал выходить недавно, но у него хорошая перспектива. Выходит раз в две недели. «Прожектор». Возможно, он вам встречался.
«Прожектор» на самом деле был новым изданием. Он попался ей на глаза, когда она летела в Дублин.
– Нет, не встречался, – сказал он. – Но мне кажется, едва ли кого-то удивит, что человек живет отшельником, не так ли?
– Нет, я с вами не согласна.
Его глаз внимательно наблюдал за ней. Она выпустила клуб дыма.
– Значит, вами руководило только профессиональное любопытство, когда вы ночью, не дождавшись утра, чтобы официально договориться со мной о встрече, отправились к озеру?
– Естественно. И еще тот факт, что вы живете на острове. Острова всегда кажутся загадочными. Особенно ночью.
– Вы ничего не боитесь?
– Я испугалась, когда ваш оруженосец Майкл и этот неприятный почтмейстер подхватили меня и поволокли к лодке.
– И каковы же, по вашему мнению, были их намерения?
– Изнасиловать, убить.
– Вот к чему приводит чтение английских газет и сочинение статей для журналов в ярких обложках. Может, вас это удивит, но в Ирландии очень миролюбивое население. Изнасилования случаются очень редко. У нас не насилуют своих женщин.
На этот раз Шейла невольно улыбнулась. Уверенность постепенно возвращалась к ней. Парировать удар и атаковать. Она может часами вести разговор в подобной манере.
– Могу я процитировать ваши слова?
– Мне бы не хотелось. Это не пойдет на пользу сложившемуся образу ирландца. Нам нравится изображать дьяволов. Этим мы добиваемся большого уважения к себе. Налить вам еще виски?
– Да, спасибо.
«Если бы я была на репетиции, – подумала она, – сейчас режиссер сказал бы, чтобы я изменила позу. Чтобы налила себе виски из графина, встала и оглядела комнату. Нет, лучше оставаться на месте».
– А теперь настала ваша очередь отвечать на вопросы, – сказала она. – Ваш лодочник всегда похищает туристов?
– Нет, вы первая. Вы должны этим гордиться.
– Я сказала и ему, – продолжала она, – и почтмейстеру, что время для визитов слишком позднее и что я вернусь завтра утром. Но они не захотели меня слушать. А когда я вошла в дом, меня обыскал стюард.
– Боб очень тщательно выполняет свои обязанности. Это старый морской обычай. Мы всегда обыскивали всех местных девушек, которые приходили к нам на корабль. Это было и своего рода развлечением.
– Ложь, – сказала она.
– Ничего подобного, уверяю вас. Мне говорили, что сейчас уже так не делают. От этого мы получали такое же удовольствие, как от ежедневной порции рома. В этом-то заключается еще одна причина, почему молодежь не хочет идти во флот. Эти слова можете процитировать, если хотите.
Она пристально взглянула на него.
– Вы сожалеете о том, что оставили военную службу?
– Ни в малейшей степени. Я получил все, что хотел.
– За исключением повышения?
– А, к черту повышение! Кто захочет командовать кораблем в мирное время, когда судно успевает устареть еще до того, как оно спущено на воду? Да и перспектива просиживать штаны в адмиралтействе или в какой-нибудь сухопутной конторе меня не прельщала. Кроме того, у меня здесь было много работы.
– Например?
– Исследовать свою страну. Изучать историю. Нет, не времен Кромвеля, а более древнюю. Это гораздо интереснее. Я написал массу статей на эту тему. Одна или две были опубликованы в журналах. Мне не платят за мои статьи. В отличие от вас, журналистов.
Он опять улыбнулся. На этот раз улыбка была доброй, но не в общепринятом смысле слова, а с точки зрения Шейлы. На самом деле его улыбка была подзадоривающей, даже вызывающей. («Был душой общества на вечеринках».) Ну что, пора? Осмелится ли она?
– Я понимаю, – проговорила она, – что мой вопрос может показаться бестактным, но моих читателей наверняка заинтересует ваша личная жизнь. У вас на письменном столе стоит фотография. Значит, вы женаты?
– Да, – ответил он, – это трагедия моей жизни. Через несколько месяцев после свадьбы она погибла в автомобильной катастрофе. А я, к своему несчастью, остался жив. Именно тогда я лишился глаза.
Она никак не могла придумать, что сказать. Импровизируй… импровизируй.
– Какой ужас, – пробормотала она, – простите меня.
– Ничего, ничего. Это дело прошлого. Естественно, я после этого долго не мог прийти в себя, но потом привык, адаптировался. А что мне оставалось делать? К тому времени я уже ушел в отставку, и это еще больше все осложнило – у меня не было возможности отвлечься от своих переживаний. Но, как я сказал, это дело давно минувших дней.
Значит, он на самом деле во все это верит? Действительно считает, что был женат на ее матери и что она погибла в автомобильной катастрофе? Должно быть, он повредился в рассудке, когда попал в аварию, с ним, наверное, что-то случилось. Интересно, когда он подделал фотографию? После аварии или до? И зачем? Ее вновь охватило сомнение. Он уже совсем было понравился ей, она расслабилась – и тут такое. Если он невменяем, то как ей держать себя, что она должна делать? Она встала и подошла к камину. Как странно, подумала она, ей никто не указывал, что нужно вставать, рядом ведь нет режиссера, и она не играет. Пьеса становится реальностью.
– Послушайте, – сказала она, – кажется, мне не очень хочется писать статью. Это несправедливо по отношению к вам. Вы прошли через такие испытания. Сначала я этого не понимала. Уверена, что редактор согласится со мной. В задачу нашего журнала не входит исследовать чьи-либо страдания. У нашего журнала совершенно другая направленность.
– Да? – проговорил он. – Как жаль. А я-то надеялся почитать про себя. Между прочем, я тщеславен.
Он опять принялся гладить собаку, но его глаз продолжал следить за Шейлой.
– Ну, – начала она, пытаясь подобрать слова, – я могу написать о том, что вы живете на острове, что любите собак, увлекаетесь древней историей… и тому подобное.
– Вы считаете, что этот материал может показаться редактору чересчур скучным, и статью не напечатают?
– Нет, вовсе нет.
Внезапно он рассмеялся, спустил собаку на пол и встал рядом с Шейлой.
– Вам придется придумать что-нибудь получше, чтобы выйти сухой из воды, – сказал он. – Давайте поговорим об этом утром. Если вы решитесь, вы расскажете мне, кто вы на самом деле. Если вы действительно журналистка, в чем я сомневаюсь, то вас сюда послали не для того, чтобы слушать мои рассказы про мои любимые занятия и собак. Как это ни странно, но вы мне кого-то напоминаете – никак не могу вспомнить кого.
Он улыбнулся ей. Такой уверенный в себе и совсем не сумасшедший. Он тоже ей напоминал… о чем? О том, как она сидела в отцовской каюте на «Экскалибуре»? О том, как отец подбрасывал ее под потолок, а у нее дух захватывало от страха и восторга? Или на нее подействовал запах одеколона, которым пользовались и ее отец, и этот человек, одеколона, столь непохожего на современные вонючие лосьоны после бритья…
– Я всем всегда кого-то напоминаю, – ответила она. – У меня нет своей индивидуальности. А вы мне напомнили Моше Даяна.
Он дотронулся до черной повязки.
– Это сделано намеренно: если бы мы с ним носили повязки телесного цвета, никто бы нас не заметил. А черный привлекает внимание. И на женщин действует точно так же, как черные чулки на мужчин.
Он прошел через комнату и открыл дверь.
– Боб, – позвал он.
– Сэр, – послышалось из кухни.
– План «Б» в действии?
– Майкл уже у пристани, сэр.
– Отлично! – он повернулся к Шейле. – Позвольте мне показать вам дом.
Из услышанного она сделала вывод, что Майкл ждет приказа переправить ее на лодке в Боллифейн. Когда она вернется в «Килмор Армз», у нее будет достаточно времени, чтобы решить, возвращаться ли сюда утром и продолжать играть эту комедию или же забыть о своей миссии и поехать домой. Он вел ее по коридору, распахивая перед ней одну дверь за другой. На каждой была табличка с названием. «Центральный пост»… «Сигнальная»… «Судовой лазарет»… «Кубрик»… «Так и есть, – сказала она себе. – Ему кажется, что он живет на борту корабля. Именно таким образом ему удалось справиться с разочарованием, с несправедливостью».
– У нас все очень четко организовано, – говорил он. – Нам не нужен телефон – мы связываемся с материком по радио. Если человек живет на острове, он должен быть независимым в экономическом отношении. Как корабль в море. Я все это построил своими руками. Когда я приехал на Лэм Айленд, здесь не было даже сарая, а теперь это настоящий флагман. Отсюда я могу командовать целым флотом.
Он победно улыбнулся ей. «Он действительно сумасшедший, – подумала она, – самый настоящий помешанный. Однако он довольно привлекателен. И даже очень. И совсем несложно поверить в то, что он говорит».
– Сколько человек здесь живет?
– Десять, включая меня. А вот и мое жилище.
Они подошли к двери, расположенной в самом конце коридора. Она вела в отдельное крыло, в котором были три комнаты и ванная. На одной из дверей была табличка: «Капитан 3-го ранга Барри».
– Вот здесь я и живу, – сказал он и распахнул дверь. Перед Шейлой оказалась самая настоящая капитанская каюта, только не с койкой, а с кроватью. Знакомая до боли обстановка вызвала у нее внезапный приступ тоски.
– Комнаты для гостей – рядом, – сообщил он. – Номера 1 и 2. Номер 1 выходит окнами на озеро.
Он провел ее в комнату и раздвинул шторы. В небе ярко светила луна, освещая озеро и склонившиеся над водой деревья. Все вокруг так и дышало покоем. Лэм Айленд больше не казался зловещим. Ситуация изменилась, и теперь уже берег Боллифейна выглядел мрачным и пугающим.
– Я бы тоже согласилась стать отшельницей и жить здесь, – сказала она и, отвернувшись от окна, добавила: – Я отняла у вас так много времени. И Майкл, наверное, давно ждет, чтобы отвезти меня назад.
Он включил лампу на столике у кровати.
– А вы не вернетесь сегодня домой. План «Б» в действии.
– Что вы имеете в виду?
Единственный глаз, приводивший ее в смущение, весело блеснул.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10