Мы просто рвали и метали!— Гм, — сказал я. — Так вот, Анджело снова явился с новыми угрозами, потребовал настоящие программы, и я ему их отдал. Только...— Что «только», сэр?— Только они не смогут ими воспользоваться. Я думаю, что, как только они приедут домой, они попытаются их запустить, и, когда увидят, что они не работают, они могут... ну, начать меня искать. Я имею в виду...— Я прекрасно понимаю, что именно вы имеете в виду, — сухо сказал Робсон.— Так вот... э-э... мне хотелось бы быть уверенным, что вы что-нибудь предпримете уже сегодня вечером. Если вы, конечно, сочтете, что имеются достаточные основания задержать Анджело.— Я уже отдал соответствующие распоряжения, — сказал он. — Его возьмут сегодня же, как только он доберется до Уэлина. У нас имеются отпечатки пальцев... и несколько девушек, которые видели, как к Норвуду входили двое мужчин. Так что не беспокойтесь, когда мы его возьмем, мы его уже не выпустим.— А можно перезвонить, чтобы узнать?— Можно. — Он дал мне новый телефон. — Позвоните по этому номеру.Я оставлю сообщение. Вам передадут.— Спасибо! — сказал я с искренней благодарностью. — Спасибо вам большое!— Мистер Дерри!— Да?— А что не так с кассетами на этот раз?— Да я в коробки магниты вложил...Он расхохотался.— Надеюсь, мы с вами еще увидимся! — сказал он. — И спасибо вам.Большое спасибо!Я повесил трубку и улыбнулся, представив, как три мощных постоянных магнита уничтожали все записи на кассетах. Плоские черные брусочки, длиной в два дюйма, шириной в три четверти дюйма и толщиной в три шестнадцатых. Я запихнул по одному в каждую коробку. Они были такие же черные, как и сама пластмассовая коробочка. Если не присматриваться, можно принять их за деталь самой коробки. К Гилберту я их вез по отдельности, кассеты в одном кармане, а коробки в другом, а после того, как мы проверили кассеты, я их засунул в коробки. Поместить магнитофонный записи рядом с такими магнитами — все равно что наспех протереть доску мокрой губкой: кое-какие следы записи останутся, но толку от них никакого не будет.Анджело скорее всего этого не обнаружит, пока не доберется домой: магниты выглядели так, словно всю жизнь там были. Ну, а вдруг все же обнаружит?Я устало ехал в сторону дома. Мне казалось, что я сижу за рулем уже целую вечность. День был ужасно длинный. И странно было думать, что я уехал от Теда Питтса только сегодня утром.Миля за милей оставались позади. Обе женщины заснули крепким сном. Я подумывал о том, что ждет нас в будущем, но в основном все мои мысли были заняты дорогой и тем, чтобы не уснуть.Мы остановились в мотеле на окраине Лондона и заснули как убитые.Звон будильника, который я попросил у портье, вырвал меня из забытья в семь утра, и я, зевая, как большая белая акула, набрал номер, который дал мне инспектор Робсон.— Джонатан Дерри, — представился я. — Я не слишком рано?Мне ответил девичий голос, бодрый и неофициальный.— Нет, не рано, — сказала девушка. — Джон Робсон просил вам передать, что Анджело Гилберт и его двоюродный брат Эдди арестованы.— Спасибо большое.— Не за что!Я повесил трубку, чувствуя, как с души свалился огромный камень, и растолкал Сару, спавшую в соседней кровати.— Извини, — сказал я, — мне к девяти в школу... Глава 11 Прошло время, Сара вернулась на работу. Донна на некоторое время застряла у нас, пытаясь привести в порядок свои расстроенные чувства. Сара постепенно перестала быть чересчур заботливой и перешла на нормальные отношения. Когда Донна обнаружила, что над ней больше не трясутся и не утирают ей нос каждую минуту, она надулась и отправилась в Норидж, чтобы продать дом, забрать страховку Питера и убедить своего инспектора, который наблюдал за поведением условно осужденных преступников, начать играть психологическую роль Сары.Внешне у нас с Сарой все шло по-прежнему: вежливость и корректность, отсутствие эмоционального контакта, ежедневные встречи чужих людей. Она редко смотрела мне в глаза и говорила только тогда, когда это было необходимо. Но постепенно я заметил, что горькая складка у губ, не покидавшая ее лицо до того дня, как мы отправились в Норидж, теперь более или менее разгладилась. Она сделалась как-то мягче, больше похожа на.себя прежнюю. Правда, ее отношение ко мне не переменилось, но, по крайней мере, было не так тяжко смотреть на нее.Сам я переменился очень сильно. Словно выбрался из клетки. Теперь я все делал увереннее и получал от этого куда больше удовлетворения. Я лучше стрелял. Я вкладывал всю душу в преподавание. Даже надоевшая проверка тетрадей и то сделалась не такой скучной. Я чувствовал, что недалек тот день, когда я наконец расправлю крылья и взлечу.Однажды ночью, когда мы лежали в темноте, завернувшись каждый в свой холодный кокон одиночества, я спросил у Сары:— Ты не спишь?— Нет.— Ты знаешь, что я в конце семестра собираюсь с нашей командой стрелков в Канаду?— Знаю.— Я с ними не вернусь.— Почему?— Я поеду в Соединенные Штаты. Наверно, до конца школьных каникул.— Зачем?— Посмотреть страну. Может быть, мне захочется там поселиться.Она помолчала. Когда она наконец заговорила, ее слова на первый взгляд не имели никакого отношения к моим планам.— Ты знаешь, мы с Донной много разговаривали. Она мне все рассказала про тот день, когда украла ребенка.— В самом деле? — уклончиво отозвался я. — Да. Она говорила, что увидела ребенка, лежащего в коляске, и ей вдруг ужасно захотелось взять его на руки и покачать. Она так и сделала. Она просто взяла его на руки. И когда она прижала его к себе, у нее возникло такое чувство, будто это ее ребенок, он принадлежит ей. И она взяла его в машину — машина была рядом, в нескольких шагах. Она положила ребенка на переднее сиденье, рядом с собой, и уехала. Она не знала, куда едет. Она говорила, это было как во сне: она так давно мечтала о ребенке, и теперь у нее есть ребенок.Сара остановилась. Мне вспомнились девочки Теда Питтса и то, как он брал на руки свою младшенькую... Я готов был разрыдаться от жалости к Саре, к Донне, ко всем людям, не по своей вине лишенным детей...— Донна ехала довольно долго, — продолжала Сара. — Она доехала до моря и остановилась. Она взяла ребенка на руки, села на заднее сиденье, и все было прекрасно. Она была совершенно счастлива. И все по-прежнему было как во сне. А потом ребеночек проснулся. — Сара помолчала. — Он, наверно, есть захотел. Его было пора кормить. В общем, он начал кричать и никак не успокаивался. Он орал, орал, орал... Донна говорила, он орал не меньше часа. Она сходила с ума от этого крика. Она попыталась зажать ему рот, но он заорал еще громче. Она пыталась прижать его лицом к своему плечу, чтобы он перестал плакать, но он все равно кричал. А потом она обнаружила, что у него мокрые пеленки и что по его ноге течет что-то коричневое и капает ей на платье...Еще одна долгая пауза, потом снова голос Сары:— Донна говорила, она не знала, что дети — такие. Что они орут и воняют. Ей всегда представлялось, что ребенок такой нежный и что он все время будет ей улыбаться. Она почувствовала, что не любит этого ребенка, что она его ненавидит. Она почти швырнула его на сиденье, выскочила из машины и убежала. Она говорила, крик ребенка преследовал ее до самого пляжа.На этот раз молчание тянулось куда дольше.— Ты еще не спишь? — спросила Сара.— Нет.— Ты знаешь, я теперь смирилась с тем, что у меня не будет детей.Очень жаль, конечно... но с этим ничего не поделаешь. — Она помолчала, потом сказала:— Я многое узнала о себе за эти недели благодаря Донне.«И я тоже, — подумал я, — благодаря Анджело». После еще одной долгой паузы она снова спросила:— Ты еще не спишь?— Нет.— Ты знаешь, я ведь так и не поняла, что произошло. В смысле я, конечно, знаю, что этот ужасный Анджело арестован и что тебя вызывали в полицию, но ты мне не говорил, что там было.— Тебе действительно интересно?— Конечно. А то бы я не спрашивала! — В ее голосе прозвенела знакомая раздраженная нотка. Она, должно быть, и сама ее услышала, потому что тут же сказала куда более миролюбиво:— Мне хочется, чтобы ты рассказал.Правда.— Ладно.Я рассказал ей почти все, начав с того, как Крис Норвуд заварил всю эту кашу, украв записи Лайэма О'Рорке. Я пересказал ей все события в хронологической последовательности, а не так вразброс, как узнавал о них я сам, так что получилась четкая картина путешествий Анджело в поисках кассет.Когда я закончил, она медленно произнесла:— Значит, в тот день, когда он взял нас в заложницы, ты знал, что он убийца?— Угу.— Господи... — Она помолчала. — А ты не думал, что он может убить нас? Донну и меня?— Думал. Я думал, что он может сделать это в тот же миг, как только узнает, что кассеты у его отца. Я думал, что он может убить нас всех, если ему заблагорассудится. Я не знал наверное... но не мог рисковать.Долгая пауза. Потом она сказала:— Ты знаешь, теперь, оглядываясь назад, мне кажется, что он собирался это сделать. Он такое говорил... — Она помолчала. — Я была так рада, когда ты пришел!— И зла.— Да, очень зла. Тебя так долго не было... а этот чертов Анджело был такой жуткий...— Я знаю.— Я слышала, как ты стрелял. Я была на кухне, готовила.— Я боялся, что ты скажешь о выстрелах Анджело.— Я говорила с ним, только когда без этого никак нельзя было обойтись. Он был отвратителен. Такой надменный!— Ты его вышибла из седла, когда сказала, что я участвовал в Олимпийских играх. Это был решающий довод.— Я просто хотела... хотела уязвить его самолюбие.Я улыбнулся в темноте. Ох и досталось же самолюбию Анджело от семейства Дерри!— Слушай, — сказал я, — а ведь мы уже много месяцев не разговаривали так, как сейчас!— Но столько всего случилось... И я чувствую, что... изменилась, понимаешь?«Да, — подумал я, — иногда для того, чтобы изменить свою точку зрения на мир, требуется побывать в руках убийцы. Однако неплохо же он для нас потрудился!»— Ну так что, — спросил я, — поехали в Америку?В Америку. Вместе. Попробовать еще раз... На самом деле я сам не знал, чего хочу: перемениться, освободиться, развестись, начать все сначала, жениться на другой, завести детей — или попытаться воскресить прежнюю любовь, укрепить пошатнувшийся фундамент преданностью, отстроить все заново. И я подумал, что решать придется Саре.— Ты хочешь, чтобы мы остались вместе? — спросил я.— Ты думал о разводе?— А ты?— Думала, — она вздохнула. — В последнее время — довольно часто.— Если мы разведемся — тогда всему конец, — сказал я.— А что ты предлагаешь?— Давай подождем, — задумчиво сказал я. — Посмотрим, как у нас пойдет дальше. Подумаем, чего мы оба хотим на самом деле. Поговорим.— Ладно, — сказала Сара. — Идет. Интерлюдия Письмо Джонатану Дерри от Винса Аккертона. «Кухня богов», Ньюмаркет, 12 июля Уважаемый мистер Дерри! Помните, как вы расспрашивали меня про Криса Норвуда тогда в мае? Не знаю, интересуют ли вас все еще те компьютерные кассеты, о которых мы говорили, но они нашлись здесь, у нас на фабрике-кухне. Мы разбирали раздевалку перед тем, как ее красить, и нашли сумку, которая была вроде бы ничья. Я в нее заглянул, и в ней была пачка рукописных листов и три кассеты. Я хотел их послушать на своем магнитофоне, потому что на них не было никаких ярлыков, но там не оказалось ничего, кроме скрипа и визга. Ну, и один мой приятель, когда услышал, сказал, чтобы я их не выкидывал, а то я собирался, но он сказал, что это компьютерный шум. И я отнес их к Дженет, чтобы посмотреть, что там такое, но она сказала, что старый компьютер поменяли, потому что он был слишком маломощный для нашей фирмы, и у них теперь какая-то штука с дисками, а кассеты к нему не годятся. И тут я вдруг вспомнил про вас и обнаружил, что у меня остался ваш адрес, и я решил узнать, не те ли это кассеты, про которые вы говорили. Бумаги я сразу выкинул, так что они пропали, но если вам нужны эти кассеты, пришлите мне десятку за труды, и я вам их перешлю. Искренне ваш, Винс Аккертон. Письмо Джонатану Дерри от душеприказчиков миссис Морин О'Рорке. 1 сентября Уважаемый господин! Мы возвращаем письмо, отправленное Вами миссис О'Рорке, вместе с присланными Вами тремя кассетами. К сожалению, миссис О'Рорке тихо скончалась во сне за три дня до того, как был получен Ваш дар. Поэтому мы сочли, что содержимое посылки по праву принадлежит Вам, и возвращаем его. Искренне Ваши, адвокатская контора «Джонс, Пирс и Блок». Письму Джонатану Дерри от отборочной комиссии Университета Восточной Калифорнии. Лондон 20 октября Уважаемый мистер Дерри! Имеем честь сообщить Вам, что в результате собеседования, имевшего место в Лондоне на прошлой неделе, Вам предложено место преподавателя на кафедре физики сроком на три года. В течение первого года Вам будет выплачиваться жалованье второй категории (таблица ставок прилагается). Позднее ставка будет пересмотрена. Предполагается, что Вы приступите к работе с 1 января. Ждем Вашего подтверждения о согласии. Дальнейшие детали и инструкции будут присланы Вам вместе с официальным уведомлением о приеме на работу. Добро пожаловать в наш университет! Ланс К. Баровска, доктор наук, председатель отборочной комиссии факультета естественных наук, Университет Восточной Калифорнии. Письмо от Гарри Гилберта в брокерскую контору Марти Голдмена. 15 октября Дорогой Марти! Ввиду того, что произошло, прошу тебя считать наш договор о передаче имущества расторгнутым. У меня, дружище, просто не осталось сил завоевывать новые империи. Теперь, когда Анджело приговорен к пожизненному заключению, мне просто нет смысла приобретать все твои брокерские конторы. Ты ведь знал, что я хотел их приобрести для него — по крайней мере, для того, чтобы он ими распоряжался. Я знаю, что у тебя были и другие предложения, так что, надеюсь, ты не станешь требовать с меня компенсации. Твой старый друг Гарри. Отрывок из частного письма начальника тюрьмы Олбани в Паркурсте, на острове Уайт, его другу, начальнику тюрьмы Уэйкфилд в Йоркшире. Ну вот, Фрэнк, на этой неделе мы отпускаем на поруки Анджело Гилберта. И, скажу тебе по секрету, мне это ужасно не по душе. Я бы выступил против этого, но он отсидел уже четырнадцать лет, и группа реформаторов из общества по борьбе с преступностью очень настаивает на том, чтобы освободить его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36