Я ждал продолжения, но его не последовало. Орсини неторопливо дошел до разрушенных ворот, бросил беглый взгляд на темнеющий вдалеке лес и, зябко поежившись, повернул обратно. Монах-телохранитель неслышно скользил рядом, то и дело бросая на меня выразительные взгляды. Итак, разговор откладывается. Его Высокопреосвященство решил слегка потомить меня ожиданием. Напрасно – лет двадцать назад такое могло бы подействовать. Теперь – уже нет. За эти годы я научился многому, в том числе и терпению.
На полпути назад Орсини, казалось, полностью ушедший в известные лишь ему мысли, внезапно встрепенулся:
– Ну конечно! А я все думаю, что не сделал из того, что должен! Извините, брат Гильом, я должен был сказать об этом раньше. Вы помните графа Карачиолли?
Я вздрогнул. Орсини умел удивлять.
– Лодовико? – Я все еще не верил. – Он жив?
Кардинал улыбнулся.
– Жив и здоров. Недавно приехал из Святой Земли. Мы виделись с ним по одному достаточно щекотливому делу… Впрочем, это не важно. В данном случае важно, что он вас помнит и шлет самые наилучшие пожелания, а также просит не забывать, как он выразился, старого друга в своих молитвах.
– Лодовико…
Я заставил себя не вспоминать. Это ушло навсегда. Это было не со мной… Но я понял – не забуду. Даже если пройдет еще двадцать лет. Или целых сто.
– Он по-прежнему такой же черноволосый красавец? – брякнул я и тут же прикусил язык. Орсини, искоса взглянув на меня, покачал головой:
– Увы. Сейчас его зовут Седой Карачиолли.
– Седой?
Мне все еще не верилось. Лодовико – тот, по которому вздыхала половина иерусалимских дам, кого пуще чумы боялись папаши, имевшие дочек на выданье, гуляка и лучший меч во всем королевстве!..
– Седой, – кивнул Орсини. – И очень набожный. Мы с ним долго беседовали. В том числе о вас, брат Гильом.
– Зачем? – не сдержался я.
Очарование исчезло. Его Высокопреосвященство ничего не делал зря. И этот разговор – тоже не зря. Я рано успокоился.
– Ну… – Орсини мило улыбнулся. – Мы с вами все эти годы знакомы лишь заочно. Два клирика, спорящие о Святом Иринее. Хотелось узнать о вас побольше. Знаете, брат Гильом, я очень удивился, узнав, кем вы были в миру. Граф де Ту, крестоносец, герой обороны Аскалона и, кажется, даже поэт.
Я никак не реагировал. Все это можно узнать и без беседы с графом Карачиолли.
– Я, как вы знаете, тоже из знатного рода и, признаться, очень горжусь, что я Орсини. Но я – младший брат, и сутана мне была обещана с самого рождения. А, признаться, так хотелось побывать там, где вы!.. Увы, мы не любим покидать нашу римскую берлогу, – он тихо засмеялся. – Остается надеяться, что мое следующее легатство будет в Святой Земле… Вы – старший сын в семье, брат Гильом. Наследник.
…Я молчал. Его Высокопреосвященство все-таки не так и премудр. Шахматный этюд, причем не из самых сложных. Ему что-то от меня надо. И для этого строптивому брату Гильому следует кое о чем напомнить.
– Я долго не понимал – отчего вы ушли из мира? То, что случилось двадцать лет назад, – поистине ужасно, но далеко не все даже после такого испытания оставляют путь, который перед вами открывался. Гибель вашей жены и сына – трагедия, но еще не повод, чтобы уходить из мира.
– По-вашему, этого недостаточно? – как можно спокойнее поинтересовался я.
– Нет. Человек в вашем возрасте… Вам тогда было двадцать один, я не ошибаюсь? Человек в вашем возрасте и с вашим происхождением скорее будет стремиться отомстить, залить кровью врагов всю Палестину. Когда вы выразили желание уйти из мира, Гуго Пайенский предлагал вам вступить в орден Святого Иоанна и продолжать войну с неверными как рыцарь-монах. Вы же уехали. Впрочем, после беседы с вашим старым другом я кое-что понял. Граф Карачиолли был достаточно откровенен.
Увы, Лодовико всегда был простоват. Похоже, годы не научили его держать язык за зубами. Впрочем, Орсини умеет разговаривать по душам и не с такими, как Карачиолли.
– Уезжая из Святой Земли, вы достаточно громко и, как мне кажется, неосторожно, заявили, что разочаровались в деле, которому служили. Более того, вы привселюдно сорвали с одежды знак Святого Креста…
Я поморщился:
– И многое вы еще сумели узнать, Ваше Высокопреосвященство?
Его улыбка стала поистине ангельской:
– Еще кое-что, брат Гильом. Ваша супруга, которую вы называли Инесса, не была крещена. И вы не венчались с нею, хотя утверждали обратное. Следовательно, вы были женаты на мусульманке. Говорят, ее прежний поклонник, какой-то бедуинский царек, решил отомстить, и когда вы были в отсутствии, напал на замок.
Я глубоко вздохнул. Спокойнее, брат Гильом, спокойнее!..
– Вы правы, Ваше Высокопреосвященство. Мой замок сжег Касим абу Ирман. Но если вы были последовательны в своих расспросах, то должны знать, что помог ему в этом достойный христианин Альфред де Буа, который враждовал с моим сюзереном – королем Балдуином.
– И вы посчитали, что дело Святого Креста превратилось в обычную свару баронов, ничуть не лучше той, что уже не первый век длится на землях Италии или Королевства Французского?
Странно, тон Его Высокопреосвященства был более чем серьезен. Я пожал плечами:
– Я понял нечто большее. Грызня в Палестине обрекает христиан в Святой Земле на верную гибель. Только немедленный мир между ними и сарацинами может спасти Крест над Иерусалимом.
– Поэтому вы выступали за замирение с атабеком Имадеддином?
Я невольно улыбнулся. В битве под Мосулом мы схлестнулись с атабеком один на один. Он разнес мне шлем, я продырявил ему плечо. Потом, когда мы вели переговоры, было что вспомнить.
– И мы подписали этот мир, Ваше Высокопреосвященство. Не моя вина, что позже он был нарушен.
Орсини покачал головой.
– А мы в Риме удивляемся, отчего это аббаты Сен-Дени, Клерво, а заодно и Клюни столь ревностно выступают против нового Крестового похода? Причем приводят такие любопытные подробности…
Я развел руками:
– Если в этом есть доля моей вины, то, значит, я не зря прожил здесь эти годы.
– Да… – Орсини вздохнул. – Признаться, такая позиция Галльских диоцезов нас поначалу даже шокировала. Когда достойный отец Сугерий выступает против Крестового похода, это еще можно понять – он слишком близко к сердцу принимает интересы короля Людовика, забывая о нуждах Вселенской Церкви. Но когда против похода высказывается сам Бернар из Клерво… Как вы его убедили?
Отвечать я не стал, хотя тут есть чем гордиться. Гипсовую статую переубедить невозможно, но когда я несколько вечеров подряд рассказывал о соблазнах, поджидающих наивных христиан на развратном Востоке, о том, во что превращаются ордена Святого Иоанна и Святого Храма, о роскоши палестинских монастырей… Гипс чуть не треснул, а на следующий день отец Бернар разразился своим первым посланием по поводу Крестового похода. Высказался он, как и всегда, весьма убедительно.
– И самое странное, брат Гильом, что в этом вопросе Курия с вами солидарна…
– Как?!
– Выходит, и я могу вас чем-то поразить… Невероятного в этом ничего нет. В последние годы Королевство Иерусалимское далеко не во всем поддерживает Святой Престол, да и положение в Европе не самое благоприятное для очередного похода. Кроме того, есть еще одна причина… Но об этом мы поговорим с вами в свое время.
Этой ночью я впервые за долгое время почти не спал. Когда под утро я наконец забылся, то увидел давний сон, многие годы уже не посещавший меня: пустыня, легкий ветер сдувает с серых барханов скрипящий на зубах песок, низкое зимнее небо – и темные всадники на горизонте. Они приближаются безмолвно, неотвратимо, я пытаюсь крикнуть, но язык не слушается, и я лишь удивляюсь, отчего молчит часовой. И вот наконец слышится крик:
«Тревога!» – но… Это всего лишь ударил старый, надтреснутый колокол часовни Нотр-Дам-де-Шан.
3
Разговор с Его Высокопреосвященством состоялся под вечер следующего дня. Весь день Орсини был занят – или делал вид, что занят. Он добросовестно осмотрел источник, столь полюбившийся отцу Эрве, выпил воды, напоил свою свиту, а затем лично вытащил из воды трех карпов. После этого он сумел как-то незаметно побеседовать с моими учениками, подзывая их к себе одного за другим. После разговора Пьер едва стоял на ногах, вытирая со лба обильный пот и не в силах связать два слова не только по-латыни, но и на родном «ланг д’уи». Брат Ансельм, напротив, был спокойнее, чем обычно, и даже улыбался. Странно, но мне показалось, что Его Высокопреосвященство выглядел после беседы с ним несколько смущенным. Похоже, у двух итальянцев нашлась какая-то общая и весьма интересная тема.
Я делал вид, что все это меня не касается, стараясь думать о вещах приятных. Хотя бы о том, что визит легата Святого Престола в Нотр-Дам-де-Шан сразу же обеспечит наплыв паломников, и отец Сугерий должен быть мне за это признателен. И что он не даст меня в обиду, даже если Джованни Орсини возжаждет моей крови. Конечно, легат Его Святейшества может все – даже закрыть Сен-Дени, но делать этого, конечно, не станет. Более того, у аббата Сен-Дени достаточно влияния, чтобы защитить свою паству, пусть даже такого грешника, как я. И что следует обязательно поговорить с Пьером, на которого красная шляпа Орсини подействовала излишне сильно.
Его Высокопреосвященство удалился в свою келью, дабы, как он объяснил, разобраться с некоторыми документами, а я отправился на поиски нормандца. Далеко ходить не пришлось – Пьер обнаружился на том самом месте, где вчера мы ловили рыбу. На этот раз он даже не взял с собой удочки – просто сидел на бревне, о чем-то сосредоточенно размышляя. Я остановился, не решаясь приблизиться. Размышляющий Пьер – зрелище редкое.
– Отец Гильом! – он все-таки услышал, как я подошел. Я улыбнулся и присел рядом.
– О чем ваши мысли, брат Петр?
– Мысли? – похоже, это слово его озадачило. – А, мысли… Я не думать… Не думаю.
Я был несколько разочарован, но затем сообразил, что «мыслями» Пьер, очевидно, считает нечто серьезное. Свои собственные размышления он к этому разряду не относит.
– Надеюсь, беседа прошла успешно?
– А? – парень задумался. – Беседа? Мы не беседовать… Не беседовали. Его Святейшество…
– Его Высокопреосвященство, – усмехнулся я. – Брат Петр, будьте внимательнее.
– Высоко… преосвященство, – сосредоточенно повторил он. – Он хвалить… хвалил, как я разговаривать на латыни.
Я представил себе, как Орсини воздает хвалу моему нормандцу, и еле сдержал улыбку. Но я был благодарен Его Высокопреосвященству – поддержка Пьеру очень пригодится.
– И еще он рассказывать… рассказывал, как хорошо быть священником в деревне. Как его – священника – все уважают, как дарят подарки… Он спрашивать… спрашивал, не нужно ли поговорить с отцом Сугерием, чтобы меня скорее высвятили… посвятили.
«А о чем еще он спрашивал?» – хотел поинтересоваться я, но сдержался. Пьер и сам скажет.
– Он спрашивал про брата Ансельма. Он хвалил брата Ансельма. Он хвалил вас, отец Гильом. Он называть… называл вас очень ученым и очень умным.
Ну конечно!
– Он, наверное, хотеть… хотел, чтобы я рассказал о вас что-то. Но я не рассказывал что-то. Я молчал. Он очень хитрый, Его Высоко… преосвященчество…
– Высокопреосвященство, – механически поправил я.
– Высоко-прео-священс-тво, – с немалым трудом выговорил Пьер. – Он решил, что я – совсем глупый.
На физиономии Пьера внезапно расцвела усмешка. Орсини явно недооценил моего нормандца.
– А я вспомнить басня… Басню. Про то, как лиса хотела обмануть зайца.
Никогда не думал, что изучение басен будет столь полезно. Впрочем, Пьер и без чтения «Робертова Ромула», похоже, не из тех простаков, которые позволяют себя дурить. Даже тем, кто в красных шляпах.
– Он хотел узнать что-то, – повторил нормандец. – Про вас что-то, отец Гильом. И про брата Ансельма что-то. Он думать… думал, что я не заметить, как он хвалил брата Ансельма, но еще даже не разговаривать с ним.
– Не будем судить Его Высокопреосвященство, – примирительно заметил я.
Брат Петр внезапно хмыкнул и проговорил что-то на «ланг д’уи». На этот раз его нормандский выговор был поистине чудовищным.
– Так говорят у нас в деревне, – повторил Пьер. – «Наша хитрость в рогоже, да при поганой роже… А ничего тоже!»
– Как-как? – Я невольно рассмеялся, и Пьер с удовольствием повторил еще раз.
Орсини вызвал меня под вечер. Его Высокопреосвященство сидел, обложившись свитками и делая записи в небольшой книжечке.
– Садитесь, брат Гильом, – начал он, не отрываясь от работы. – По вашей милости пришлось тащить весь этот груз с собой. Кое-что перепуталось, и я, грешен, уже несколько раз поминал вас не лучшим образом.
– Прошу меня простить, – смиренно ответствовал я. – Если б я знал, что так нужен Вашему Высокопреосвященству…
– То спрятались бы куда-нибудь подальше, – коротко рассмеялся он. – Брат Гильом, завтра утром мы возвращаемся в Сен-Дени. Как вы уже, наверное, догадались, мне нужна ваша помощь. Я специально приехал сам, а не послал своих людей, чтобы вы часом не решили отложить нашу встречу на неопределенное время. Для начала – прочтите.
Холеная белая рука метнула в мою сторону небольшой свиток. Я еле успел перехватить его.
– Читайте! – нетерпеливо бросил Орсини. Я пожал плечами и развернул пергамент. Епископ округа Памье извещал Его Высокопреосвященство о том, что некий Умберто Лючини исчез после поездки в село Артигат и все попытки найти его оказались безуспешными.
– Это был ваш человек, Ваше Высокопреосвященство? – поинтересовался я, начиная кое-что понимать.
– Один из лучших моих людей! – Орсини дернул щекой. – Его, конечно, не найдут. Я догадываюсь, кто его убрал и за что. Но дело не в этом…
Кардинал замолчал, давая мне возможность справиться с удивлением. Памье – это, кажется, неподалеку от Тулузы. Места, конечно, неспокойные. Вальденсы, а в последние годы – катары. Неудивительно, что кардинальского посланца «убрали», как изволил выразиться Его Высокопреосвященство. Но я-то тут при чем?
– Полгода назад Курия получила сведения, что в округе Памье творятся странные дела, – кардинал заговорил спокойно, негромким, чуть глуховатым голосом.
1 2 3 4 5 6 7