По светло-серой, с рыжеватым оттенком, шерсти шли редкие, более темные крапинки. Голова не отличалась от головы обычной кошки, разве что меховым ошейником, да над ушами торчали кисточки. Морда ее была свирепой и жестокой, и кот инстинктивно почувствовал, что перед ним природный убийца, намного превосходящий его по силе, свирепости и ловкости.
Кот вскарабкался на молодую березку как можно выше и прильнул к тонкому стволу, который раскачивался под его тяжестью.
Рысь остановилась посреди тропы, приподняв тяжелую лапу и пристально глядя вверх злобными сверкающими глазами. Сиамец прижал уши и ядовито зашипел, потом быстро огляделся кругом, прикидывая, где можно спастись.
Легким прыжком рысь очутилась на верхушке сваленного дерева и еще одну длинную минуту две пары глаз с ненавистью впивались друг в друга. Сиамец издал низкий, свистящий звук, охлестывая себя хвостом по бокам. Рысь перепрыгнула на березу и легко обхватила лапами могучий сук, потом, впиваясь длинными когтями в ствол, она полезла вверх к коту, который отступал, пока было возможно, раскачиваясь на угрожающе тонком суку. Дерево все больше перегибалось и кот еле-еле удерживался на самом кончике ветки. Рысь вытянула лапу и, не достав до кота, сорвала когтями полосу коры со ствола.
Кот тоже махнул лапой, но ветвь под ним раскачалась так сильно, что он не удержался и упал, но тут же перевернулся и стал на ноги. В нескольких метрах от себя он услышал глухой удар от падения тяжелого тела: дерево, выпрямляясь, сбросило рысь почти одновременно с ним, но более грузное животное ударилось сильнее и вскочило чуть менее быстро. Доля секунды, пока рысь, переводя дух, стояла на месте, дала коту небольшое преимущество и он, как стрела, понесся по узкой оленьей тропе. Почти тотчас услышал он вплотную за собой прыжки рыси. Повернуться и сражаться было бесполезно. Это не был глупый медведь, которого можно обмануть и запугать, а такой же коварный и безжалостный зверь, каким был сам кот по отношению к другим, более мелким животным.
Удирая, кот знал, что бежать бессмысленно. В отчаянии вспрыгнул он на ствол сосенки, но деревцо было молодое и недостаточно высокое, чтобы его укрыть.
Враг поступил на этот раз хитрее: он взобрался только до половины ствола и начал раскачивать гибкое деревце из стороны в сторону, стараясь стряхнуть кота вниз. Положение было отчаянное. Дождавшись, когда качающееся дерево наклонилось к земле, кот весь собрался, так что стал похож на свернутую пружину, и метнулся вниз. Рысь тоже была ловка, но на волосок промахнулась и кот, резко свернув в сторону, помчался в обратном направлении. На счастье в пригорке перед ним оказалась кроличья нора, и кот, как пуля, влетел в нее. Теперь когти рыси были ему не страшны. Он втиснулся в нору как можно глубже и сжался в комок. Нора была настолько узка, что кот даже не мог повернуться. Рысь тоже согнулась у норы и засунула в нее лапу. К счастью, кота она не достала. Рысь опустила голову и опрометчиво заглянула в отверстие. Ей пришлось тотчас отпрянуть в бессильной ярости; из норы прямо ей в морду ударил фонтан земли - кот, работая задними лапами, вышвыривал землю наружу.
Рысь попятилась и стала готовиться к новому наступлению. На поляне воцарилась тишина и все выглядело мирным и тихим, в то время как сердце у несчастного, попавшего в ловушку, кота дико колотилось. Рысь начала разрывать землю вокруг входа в нору своими мощными передними лапами и так занялась этим, что ничего вокруг не слышала и не замечала.
Она не учуяла, как с подветренной стороны неслышно приблизился мальчик и зашел в кусты. На нем была ярко-красная курточка и кепка, в руках он нес ружье.
Мальчик двигался бесшумно не потому, что увидел рысь, а оттого, что выслеживал оленя. Он и его отец продвигались параллельно, давая друг другу знать о себе условленными сигналами. Мальчик был очень взволнован и горд, ибо впервые отец счел сына достаточно самостоятельным, чтобы взять его на охоту и доверить ему ружье.
Неожиданно мальчик увидел разъяренную рысь, с негромким рычанием разгребающую грунт, в то время как на нее откуда-то непрерывно сыпалась земля.
В этот момент рысь оглянулась и заметила мальчика. Она пригнулась рыча и без страха, с ненавистью, глянула ему в глаза. Мгновение - и рысь прыгнула - готовая и к бою и к бегству, и в тот же момент мальчик поднял ружье, прицелился и выстрелил - все одним, быстрым движением. Рысь перекувырнулась в воздухе и ударилась о землю, с жутким свистом выпустив воздух из легких. Дернулись передние лапы, по телу пробежала последняя судорога - рысь была мертва.
Мальчик подошел к неподвижному зверю. Он еще слегка дрожал, и был не в силах забыть злобный свирепый взгляд рыси, которая теперь лежала перед ним, обнажив белые клыки.
Мальчик стоял и глядел на рысь, не подходя к ней и не дотрагиваясь, ожидая отца, который уже бежал, задыхающийся и взволнованный, окликая на бегу сына. Мужчина остановился, пораженный, увидев сначала рыжевато-серого зверя, распростертого на сосновой хвое, а уже потом бледное лицо сына. Отец перевернул зверя и показал сыну маленькое аккуратное отверстие, куда вошла пуля.
- Точно в сердце!
Он поднял глаза, усмехнувшись, и мальчик тоже неуверенно улыбнулся. Сын перезарядил ружье и привязал к ветке красную косынку, чтобы при возвращении легче было найти место, где лежала рысь.
Потом, оживленно переговариваясь, люди ушли вместе по тропе, а кот сидя в своей норе слушал, как удалялись их голоса.
Когда все стихло, кот, пятясь задом, вылез оттуда и вышел на покрытую солнечными бликами поляну. Он был весь грязный и, не обращая никакого внимания на мертвого зверя, уселся шагах в десяти от него и принялся невозмутимо чистить свой мех от кончика хвоста до носа. Закончив свой туалет, он с наслаждением потянулся, а в заключение презрительно повернулся к рыси спиной и задними лапами засыпал ей морду землей.
После этого он пустился в путь, хладнокровный и самоуверенный, как всегда.
Спустя два дня кот догнал собак. Он вышел на гребень холма, у подножья которого лежала долина, прорезанная небольшим ручьем, затененным зарослями ольхи.
На противоположной стороне долины, среди голых деревьев, он ясно увидел две дорогие ему фигуры - золотистую и белую. Кот взволнованно забил хвостом и пустил жалобный, призывный вопль.
Оба животных на холме напротив застыли, точно вкопанные, услыхав, как эхо разнесло над спокойной долиной хорошо знакомый зов. Вспрыгнув на скалу, кот вновь издал глухой хрипловатый вой, ясно донесшийся до собак. Те вертелись, все еще не веря и не видя кота. Наконец, молодой пес разглядел его, неистово залаял и помчался вниз и перемахнул через ручей. За ним, не отставая, несся старый пес. Кот тоже ринулся навстречу, делая огромные прыжки. Они встретились на берегу маленького ручья.
Старый пес совсем обезумел от радости. Он неистово облизывал кота, дважды сбил его с ног, нетерпеливо тыча головой. Потом, в восторге начал крутиться вокруг кота, как тогда вокруг колли. Он приближался кругами, и, очутившись рядом, ринулся на кота; тот спасся от удара, вскочив на ствол дерева, затем перевернувшись, свалился оттуда на спину псу.
Глядя на все это сияющими глазами, молодой пес стоял в стороне и медленно, радостно помахивал хвостом, ожидая пока придет его черед.
Когда старый белый пес, изнемогая от восторга, свалился, едва не задохнувшись, лабрадор подошел к коту. Тот встал на задние лапы и сочувственно обследовал, разорванное ухо собаки.
Этой ночью трудно было бы найти более счастливых животных, чем эти трое. Они улеглись под старой развесистой пихтой у берега ручья, на душистой хвое. Между лапами старого терьера снова лежал его любимец, теплый, мурлыкающий кот, и пес посапывал, глубоко удовлетворенный. Лабрадор, их заботливый вожак, вновь, обрел своих подопечных и мог с легким сердцем продолжать путь.
Глава 9
Позади лежало более двухсот миль, путники, как прежде, были втроем, но среди них только кот остался целым и невредимым. Старый пес все же упорно тащился вперед; хуже было лабрадору, Его некогда прекрасная, блестящая шерсть свалялась и морда безобразно раздулась и казалась странно огромной по сравнению с исхудавшим туловищем. Из-за мучительной боли в воспаленной челюсти он почти не мог открыть рта, так что буквально умирал от голода.
Его подпускали первым к любой добыче, убитой котом, и лабрадор питался исключительно кровью, которую мог слизать со свежей дичи.
По заведенному порядку целый день они двигались вперед. Собаки рысили бок о бок спокойно, целеустремленно: со стороны их можно было принять за двух домашних баловней, выбежавших на небольшую прогулку.
Как-то утром, в глухих лесах Айронмаус, именно за таких и принял собак лесник, возвращавшийся с обхода по заброшенной тропе к своему джипу.
Собаки скрылись за поворотом вдали и лесник, занятый осмотром деревьев, тут же о них забыл. Лишь значительно позже, уже под вечер, его неожиданно осенила мысль, что в этих местах на тридцать миль вокруг нет человеческого жилья.
Старший лесник, которому он рассказал о встрече, насмешливо расхохотался и спросил, уж не видел ли он заодно и эльфов, прыгающих с поганки на поганку?
А неделю спустя наступила очередь лесника посмеяться, когда оказалось, что все это ему не приснилось…
Тем временем на Хирон-лейк Джон Лонгридж с братом готовились к заключительной поездке сезона.
В Англии семья Хантеров собиралась в обратный путь, домой.
Миссис Оукс в старом каменном доме занималась чисткой и уборкой, а ее муж складывал в сарай дрова.
Трое же друзей продолжали свой путь.
Теперь местность выглядела более обжитой. Раза два они видели вдали маленькие одинокие деревушки. Молодой пес решительно избегал их, стараясь всегда держаться леса или густого кустарника, чем вызвал негодование старого пса, твердо уповавшего на доброту и отзывчивость людей.
Но вожаком был молодой. Как ни влекли к себе бультерьера дальние дымки из деревенских труб, ему приходилось сворачивать в сторону.
Однажды во второй половине дня на протяжении нескольких миль их преследовал одинокий волк, которого, видимо, заинтересовал кот. Он не представлял большой опасности: как бы ни был голоден волк, он никогда не отважится напасть на двух собак.
Однако молодой пес, как и все собаки, испытывал к волку ненависть и страх, чувства, восходящие должно быть, к тем давним временам, когда они имели общего предка.
Лабрадора тревожила и смущала крадущаяся за ними серая тень, мелькавшая в чаще всякий раз, когда пес оборачивался порычать. Солнце уже садилось, и раздраженный измученный болью, понимая, что от ненавистного волка им не избавиться, лабрадор избрал меньшее из двух зол - вышел из кустарника на тихую сельскую дорогу. Вдоль нее, далеко друг от друга, стояли фермы.
Молодой пес торопил своих товарищей. Он чуял, что волк не станет преследовать их вблизи человеческого жилья.
В сумерках они приблизились к деревушке. Несколько маленьких домиков обступили белую бревенчатую церковь и школу. Молодой пес уже повернул, чтобы обойти деревню, но терьер неожиданно взбунтовался: он был как всегда голоден и твердо знал, что в этот вечер, когда рядом человеческое жилье, единственно разумный путь добыть пищу - получить ее из человеческих рук? Его глазки заблестели. Пренебрегая грозным ворчанием лабрадора, он затрусил дальше по запретной дороге, к домам, вызывающе раскачивая округлыми поросячьими ляжками, упрямо прижав уши к голове.
Молодой пес не стал более сопротивляться. У него разламывалась от боли голова, и больше всего в эту минуту ему хотелось остановиться и чесать, скрести и тереть о землю воспаленную морду.
Терьер миновал несколько первых коттеджей, таких привлекательных для него, избалованного домашним уютом. В спокойном вечернем воздухе стояли столбы дыма, отовсюду доносились мирные звуки голосов и запахи человека.
Пес задержался у маленького белого коттеджа, с упоением вдыхая чудесный аромат еды, смешанный с запахом древесного дыма. Облизнувшись, он поднялся по ступенькам к двери, уверенно поднял лапу, требовательно поскребся и сел, выжидательно навострив уши.
Он не был разочарован. Открылась дверь, и в полосе света показалась маленькая девочка. От неожиданности старый пес замигал своими косыми глазами и оскалился. Оскал этот должен был означать, что бультерьер улыбается, но вряд ли могло быть что-нибудь более безобразное, чем эта улыбка.
Почти тотчас последовал испуганный вопль:
- Папочка!..
И перед мордой терьера захлопнулась дверь. Пес был озадачен, но все же настойчиво поскребся снова и склонил голову на бок, выжидательно поставив большие треугольные уши. Внутри послышались быстрые шаги, из окна выглянуло чье-то лицо. Пес вежливо полаял, напоминая о себе.
Вдруг дверь распахнулась и выскочил человек с лицом, искаженным злобой, держа в руке полное ведро. Он выплеснул содержимое прямо в морду удивленной собаки и схватился за метлу.
- Пошел вон! Пошел вон отсюда! - завопил человек, так угрожающе размахивая метлой, что терьер поджал хвост и промокший, жалкий пустился наутек.
Он не был испуган, а лишь глубоко обижен: никогда еще за его долгую жизнь человек не отвечал таким образом на дружеское приветствие. Пес знал справедливый гнев, который обрушивался на него, когда в молодости он обижал животных, принадлежавших людям. Он понимал смех, - иногда раздражение, но грубое обращение и невоспитанность, которые он увидел только что, - никогда!.. Расстроенный и разочарованный, он скромненько пристроился позади своего вожака.
В двух милях за деревней от дороги, по которой они двигались, отходил извилистый проселок, ведущий к ферме на холме. Они пересекли темное поле, испугав пасшихся там старую белую лошадь и нескольких коров, и направились к постройкам на некотором расстоянии от дома. Из трубы над одним из строений поднималась тоненькая струйка дыма. Это была коптильня, в ней жгли хворост орешника, и на медленном огне коптили окорока.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12