он сейчас спит, и я не хотела бы, чтоб ему мешали. Ты не должен названивать днем и ночью.
Ребекка вдруг круто подскочила к столу и выхватила трубку из рук Мэри.
— Слушаю, мистер Максвелл.
— Знаешь ли, Ребекка, мы с тобой не первый день знакомы, особенно после вчерашнего вечера, так что можешь называть меня просто Бенедиктом.
Его насмешливый выпад как нельзя кстати подогрел ее гнев:
— Напротив, мистер Максвелл, вчерашний вечер доказал мне, что я вас совсем не знаю, — произнесла она ледяным тоном, краем глаза видя, как Мэри тихонько закрывает за собой дверь.
— Когда ты лежала обнаженная в моих объятиях, издавая эротические стоны, ты была счастлива называть меня по имени. Я помню, как ты умоляла познать тебя до конца, — проговорил он с издевательской проникновенностью.
Яростно отгоняя от себя чувственные образы, навеянные его словами, она сухо поинтересовалась:
— Вы хотели сказать что-нибудь дельное или вам просто нравится говорить по телефону непристойности? Если последнее верно, то советую вам набрать другой номер, а меня больше не беспокоить.
— Разве я тебя беспокою, Ребекка?
— Теперь уже нет. Кстати, я сообщила Мэри, что наша помолвка расторгнута, может, тебе поместить об этом заметку в «Тайме»? — проговорила она саркастически.
— Я как раз хотел об этом потолковать с тобой, — сказал Бенедикт, и насмешливый тон исчез из его голоса. — Я надеялся застать тебя раньше… Во всяком случае, полагаю, нам не следует разрывать помолвку. Я думал об этом всю прошлую ночь и понял, что, может быть, слегка зарвался.
У нее перехватило дыхание. Он намерен и дальше ломать комедию? Вошел во вкус и в следующем акте будет изображать раскаяние.
— Я понял, что всю вину за смерть Гордона нельзя возлагать только на тебя.
На мгновение сердце Ребекки облегченно встрепенулось: он докопался до правды. Но дальнейшие его рассуждения заставили ее сначала порозоветь, а потом лицо покрыл гневный румянец.
— В конце концов, ты ведь была совсем юная. Молодые девушки любят кокетничать. Ты еще не понимала тогда, что чувствует мужчина в таких обстоятельствах. Ты была невинной девушкой, очень красивой, очень романтичной, даже, наверное, не понимала, какой соблазн…
— Замолчи! — взорвалась Ребекка. Как человек может быть таким толстокожим! У него хватает нервов и снисходительности, чтобы найти ей хоть какое-то оправдание… — Довольно, я уже наслушалась. Все кончено. Капут, финита. А что касается вас… Рекомендую вам вернуться в свою Амазонию вместе с вашими штудиями моей демонической сущности. Можете складировать их там, где обезьяны хранят свои припасы. Лучше бы вы ограничились изучением примитивных племен — как говорится, свояк свояка видит издалека.
Услышав его хохот, она от злости сжала кулаки.
— Грубо, Ребекка, грубо… Хотя твой выпад меня нисколько не удивил — ты ведь по натуре елочная хлопушка, а теперь я уже знаю, что ты так же взрываешься в постели. Не могу избавиться от мысли, что мы с тобой могли бы быть прекрасными партнерами, если, конечно, отмести в сторону Гордона.
Вот он себя и показал — во всей своей красе, подумала она с грустью, и весь ее гнев улетучился, точно газ из лопнувшего воздушного шарика. Все его приступы гнева ломаного гроша не стоят, ради похоти готов позабыть о том, что считает ее виновной в смерти брата. В нем нет ни грана порядочности, а сама она — круглая дура, если думала иначе.
— Зачем ты позвонил, Бенедикт? Позлорадствовать? — полуутвердительно спросила она.
То ли ее решительный тон подействовал на Бенедикта, то ли ему надоело ее злить, но он ответил с холодной сдержанностью:
— Нет, Ребекка. Когда ты села в поезд вчера вечером, мне показалось, что ты очень расстроена. И я позвонил, чтобы узнать, как ты добралась домой.
— Благодарю за внимание, но это было излишне, — саркастически хмыкнула она. — Всего хорошего. — И, бросив трубку на рычаг, бессильно оперлась на край стола, свесив голову. Ноги едва держали ее.
Немного придя в себя, она отправилась на поиски Мэри и нашла ее в кухне.
— Я договорилась. Перееду на некоторое время в Корбридж.
— Да, дорогая, думаю, для тебя будет лучше уехать. Но ты знаешь, если тебе понадобится, всегда можешь на нас рассчитывать.
— Спасибо. — Глаза Ребекки налились слезами. Благодарение Богу, что у нее есть такие друзья, как Мэри и Руперт. — Не знаю, что бы я стала делать без вас.
— Послушай, Бэкки, а для чего тогда существуют друзья? Не забудь только навестить нас в последнее воскресенье августа, отпразднуем крестины Джонатана.
— Как будто я могу забыть. — Она улыбнулась сквозь слезы.
Чемодан уже лежал на заднем сиденье, точные инструкции, как добраться до Корбриджа, были получены, и Ребекка уселась за руль «форда», помахала Мэри рукой и завела мотор. Примерно через семь часов езды, вглядываясь затуманенными от головной боли глазами, она увидела вдоль дороги радушные приметы деревеньки.
Вскоре она уже въехала на рыночную площадь. С одной стороны высилась каменная церковь, с трех других теснились жилые дома, магазины и, к счастью, автостоянка.
Джош и Джоан жили в трехэтажном доме, с окнами на площадь. Ребекка только еще собиралась нажать на звонок, как дверь распахнулась и, передавая из одних объятий в другие, ее втащили в дом. Прошел целый год с их последней встречи. Тогда они отмечали окончание учебы в Оксфорде.
Джошу повезло, он нашел работу археолога при административном совете Нортумбрии, а Джоан — в фирме близлежащего городка Хэксам. Они жили в небольшом каменном коттедже у реки Тайн, с садом, спускавшимся вниз террасами к тихо журчащей воде. Казалось, дом их звенел, переполненный смехом, любовью и счастьем. Сначала Ребекка позавидовала своим друзьям. Почти каждое утро она вставала с постели после бессонной ночи. Когда же все-таки удавалось поспать, сны ее были заполнены Бенедиктом: прикосновением его рук, жаром его губ, и все это настолько достоверно, что она просыпалась, сгорая от желания, и требовалось какое-то время, чтобы отделить сон от яви. Увы, это и была ее единственная связь с Бенедиктом.
Но постепенно окружавшие ее тишина и красота начали залечивать сердечные раны. Она объездила все графство, паркуясь в разных местах — вдоль дороги, под стеною Адриана — и часами бродила. Осмотрела Римскую крепость, Хаусстэдз и оттуда прошла несколько миль вдоль стены.
Проникаясь памятью веков, стояла она на стене, сооруженной тысячи лет назад людьми, которые пришли вместе с римскими легионерами, и столетиями возвышавшейся стражем этих диких просторов. Здесь она смогла наконец бесстрастно проанализировать последние месяцы своей жизни. Она пережила несчастную любовь. Ну и что? Среди бескрайней вечной красоты Нортумбрии ей легче было понять, что жизнь слишком коротка, чтобы заниматься угрызениями по поводу прошлых ошибок. Пребывание человека на земле так быстротечно сравнительно с вечностью Вселенной, что она лишь усугубит свои ошибки, если позволит нескольким неделям, проведенным с Бенедиктом, бросить тень на всю ее жизнь.
К тому времени, когда она возвратилась в Оксфорд, к ней в какой-то степени вернулся душевный покой и вера в свои силы. Горечь, которую она по-прежнему ощущала, думая о Бенедикте, вероятно, останется с ней навсегда. Но она была по-своему счастлива. У нее были верные друзья и интересная работа в будущем, а может быть, со временем она встретит настоящего друга…
Вот знакомая дверь, выкрашенная красной краской. Ребекка уже собиралась постучать, но не успела — дверь распахнулась, и она оказалась в дружеских объятиях.
— Ребекка! Как я рада тебя видеть! — воскликнула Мэри и повела ее за руку в гостиную. — Но у меня не очень хорошие новости.
— Джонатан? Он здоров?
— Да, с ним все в порядке, он у нас толстеет. — Мэри взглянула с тревогой на юную подругу. — Но этот простофиля, мой муж, свалял такого дурака, что я готова его задушить.
— Руперт? — спросила Ребекка, опускаясь на потертый диван. Она знала, что Руперт слегка не от мира, сего, но не могла поверить, что он сознательно способен подставить своих домашних. — Что он натворил?
— Вчера позвонил Бенедикт Максвелл… Ребекка сглотнула, стараясь подавить моментальную реакцию на это имя, и с наигранной легкостью произнесла:
— Ну и что?
— Он позвонил, чтобы подтвердить, что он будет крестным отцом Джонатана и приедет завтра на крестины. И этот идиот, Руперт, ответил:
«Прекрасно». И поставил меня в известность всего час тому назад. Прости, дорогая. Я пыталась связаться с Бенедиктом, но пока безуспешно.
— И это все? — Ребекка весело рассмеялась, желая успокоить подругу. Но в душе ее поднялась буря. Она не предполагала, что ей предстоит вновь встретиться с Бенедиктом, и уж во всяком случае — не завтра. Каков наглец! Мэри просила их крестить малыша, но тогда они считались женихом и невестой. В любом случае он мог найти причину и вежливо отказаться. Но нет, ему вздумалось поиздеваться над ней.
— Ребекка, я помню, ты мне сказала, что вы оба решили расстаться, но, дорогая, я знаю тебя уже четыре года и понимаю, что тебе далось это нелегко. Если только я смогу что-нибудь сделать, чтоб Бенедикт не приезжал, я это сделаю.
— Не беспокойся, Мэри, ничего страшного, честно. — Но голос ее прозвучал неубедительно. Возвращение в этот дом вновь вернуло все то, от чего она бежала.
Мэри подошла к ней и села рядом. Ребекка не стала протестовать, когда Мэри взяла ее за руки.
— Иногда, моя милая, нужно выговориться. То ли участие и мягкий голос Мэри, то ли долгое вынужденное молчание сыграли свою роль, но в последующие пятнадцать минут она рассказала все, что случилось у нее с Бенедиктом, а также историю с Гордоном.
— Бедное дитя, — простонала Мэри, обнимая ее за плечи.
На мгновение, поддавшись сочувствию старшей подруги, Ребекка позволила себе расслабиться, затем со вздохом распрямила плечи и сказала:
— Я уже оправилась, Мэри. Каникулы помогли мне разобраться во всем. И насчет завтрашнего дня не беспокойся. На крестинах я буду в форме.
— Конечно, не стоит о нем переживать… Но трудно поверить, что Бен оказался таким дерьмом, хотя в некотором роде я и не удивлена. По правде говоря, я ведь знала его только по колледжу, еще юнцом, тогда он был очень сдержанным. А теперь, через четырнадцать лет, какая-то жесткость в нем и мне бросилась в глаза. Хотя что можно ожидать от человека, прошедшего через такой ад, на долгие годы отрезанного от цивилизации? Но сознательно тебя мучить… Нет слов.
— Я думаю то же самое, Мэри. А теперь было бы неплохо поспать. Завтра нам придется нелегко.
И вот наступил еще один прекрасный летний день; солнце беспечно сияло на голубом небе. Ребекка все утро помогала на кухне, бегала туда-сюда, носилась на задний дворик, где устраивали буфет, прилаживала столики на козлах, бралась за все, лишь бы чем-нибудь себя занять и не думать о предстоящей встрече с Бенедиктом.
Наконец Мэри позвала ее наверх, собираться в церковь:
— Остался всего час. Будь готова.
Наблюдая из окна спальни за подъезжавшими машинами, Ребекка мысленно поблагодарила Господа: родители Руперта и Мэри прибыли первыми. По крайней мере, когда Бенедикт появится, ей не придется занимать его разговорами, пока Мэри будет одевать малыша для короткого путешествия в церковь.
Она разгладила руками розовый шелк юбки на узких бедрах. Да, теперь они стали узкими, даже слишком… Она надевала этот костюм лишь однажды, когда обедала первый раз с Бенедиктом. Глупо придавать значение тряпкам, сказала она себе и застегнула пуговки жакета.
За последние недели она похудела: прежде жакет плотно облегал талию, теперь же сидит на ней свободно, а юбка так просто болтается на бедрах. Но это не очень заметно. Она беспокойно покусывала нижнюю губу. Если ее подозрения оправдаются, скоро потеря веса перестанет быть проблемой. Она бросила последний взгляд в зеркало трюмо, поправила аккуратно завитый пучок на затылке и вышла из спальни.
Быстро взглянув на часы, она понесла поднос с напитками в гостиную. Радостный голос Руперта заглушал дверной звонок. К счастью, его теща вскочила и побежала открывать. Должно быть, Бенедикт. Том и Роза Уилтшир, вторая пара крестных родителей, прибыли раньше.
Ребекка почувствовала, как у нее на затылке зашевелились волосы, сердце сбилось с ритма. Хорошенько себя обругав, сделав глубокий вдох и выдох, она развернулась ему навстречу и, никак не выдавая нервного напряжения, спокойно прошлась по комнате с подносом в руках.
— Виски или херес, мистер Максвелл? — спросила она, избегая его взгляда. — Прошу вас.
— Привет, Ребекка.
Ее фиолетовые глаза следили за движением его загорелых рук, обхватывающих пузатый хрустальный стакан.
— Виски, и, пожалуйста, называй меня Бенедиктом.
Она не могла оторвать взгляд от его руки, от черных волос, выбивавшихся из-под манжета белоснежной шелковой рубашки, поверх которой был надет серый шелковый пиджак. Глаза ее проследили за тем, как он подносит стакан к губам, и она непроизвольно облизнула кончиком языка свои губы, мгновенно пересохшие от воспоминания о его поцелуях.
— Пойми, после нашей связи глупо было бы называть меня мистером Максвеллом.
Его слова полоснули ее как ножом. Она наконец взглянула ему прямо в лицо, и на какой-то миг ей показалось, что, кроме них, в комнате никого нет. Его золотистый взгляд был внимательным, в нем и намека не было на торжество, которое могло сопутствовать таким словам.
— На тебе был этот же костюм в день нашего первого свидания. Ты тогда была очень хороша, а теперь еще красивее.
У него хватает духу напоминать ей о прошлом! Фактически он с ней заигрывает. Негодование ее было столь велико, что ей захотелось дать ему пощечину, но она лишь спокойно пожала плечами:
— Неужели? А я и не помню.
— Помнишь. Хотя и делаешь вид, что забыла, впрочем, я так и предполагал. — Он склонился к ней. — У тебя все в порядке, Ребекка?
Все ли у нее в порядке? О Боже, если б он только знал! Прошел месяц со дня их последней встречи, и она уже две недели сама не своя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21