Доступно сайт Wodolei.ru
Но вот что показало совместное исследование, проведенное Хьюстонским университетом США и НИЭИ при Госплане СССР. На старте в 1861 году душевой национальный доход России составлял примерно 40 % по сравнению с Германией и 16 % по сравнению с США. Прошло более 50 лет – и что же? В 1913 году – уже только 32 % от уровня Германии и 11,5 % от американского уровня. Значит, разрыв увеличился. Поэтому слова о вековой отсталости России не были только образным выражением»2. То есть средний русский был не только беднее американца и немца, но с каждым годом становился все беднее и беднее.
А между тем у более подготовленного читателя цифры Хьюстонского университета могут вызвать недоумение. Дело в том, что часто можно встретить несколько иной подход к оценке ситуации, хотя и без ее объяснения. Скажем, Н.Н. Яковлев в книге «1 августа 1914 г.», изданной еще в 1974 году, когда царскую Россию не принято было хвалить, писал:
«По общим экономическим показателям Россия отстала от передовых промышленных стран. Но в то же время российская буржуазия доказала свою оборотистость, умение налаживать производство, когда непосредственно затрагивались ее интересы. Примерно на протяжении тридцати лет до начала Первой мировой войны (с 1885 года) Россия занимала первое место в мире по темпам экономического роста. Если в период 1885–1913 гг. промышленное производство в Англии увеличивалось в год на 2,11 %, в Германии – на 4,5, в США – на 5,2, то в России – на 5,72 %»[3] .
Становится непонятно: как так? Тридцать лет подряд Россия увеличивала свое производство быстрее всех, т. е. как будто бы догоняла самые передовые страны, а разница в среднедушевом доходе русского и американца с немцем все время возрастала. Как так может быть?
Да просто тогда было ненамного лучше, чем сегодня. Тогдашнему последнему царю-придурку навесили лапшу на уши, что России «нужны западные инвестиции», что она должна снять защитные барьеры и «войти в мировой рынок», что «рубль должен быть конвертируемый» и т. д. Николай II согласился со своими уродами-советниками, и в Россию хлынул иностранный капитал. Он действительно строил предприятия по добыче и переработке российского сырья, и объемы производства в России росли быстрее, чем в других странах. Но большая часть этого прироста тут же вывозилась за рубеж в виде процентов за кредиты и дивидендов с западных капиталов, для чего и требовался конвертируемый золотой рубль.
С 1888 по 1908 год Россия имела положительный торговый баланс с остальными странами в сумме 6,6 миллиарда золотых рублей, т. е. ежегодно на 330 миллионов золотых рублей вывозилось больше, чем ввозилось. По тем временам сумма в 6,6 миллиарда рублей в 1,6 раза превышала стоимость всех российских промышленных предприятий и оборотных средств на них в 1913 году. Иными словами, построив два предприятия в России, Запад на деньги России строил три предприятия у себя. (Заграничных предприятий России за рубежом было всего лишь на несколько сот миллионов рублей в виде железных дорог в Китае и на севере Ирана.) Такие тогда были «западные инвестиции». Сегодня они во сто крат хуже.
Поэтому-то среднедушевой доход ограбляемой таким способом царской России рос медленнее, чем среднедушевой доход тех стран, которые своими кредитами и «инвестициями» Россию грабили. Производил-то русский все больше и больше, а получал все меньше и меньше.
Дадим немного конкретики. А. Коний пишет: «Очень хорошо, на фактическом материале показана экономика дореволюционной России, например, в учебнике Э. Лесгафта „Отечествоведение“, изданном в 1913 году. Вот что там говорится о сельском хозяйстве. В 1910–1913 годах в России годовой сбор зерна составил 5 млрд. пудов (82 млн. тонн). Урожайность составляла всего 8 центнеров с гектара. Несмотря на низкие сборы, Россия вывозила ежегодно за границу до 10 млн. т зерна. Но потребляемого хлеба приходилось в России 345 кг на человека в год, а в США – 992 кг, в Дании – 912 кг, Франции – 544, Германий – 432. Сахара же потреблялось в год на одного жителя в России только 6 кг, тогда как в Англии – 32, в США – 30, в Германии и Швейцарии – 16» [4].
Итак, сама имея очень небольшое по сравнению с другими странами производство, Россия тем не менее экспортировала и хлеб, и сахар. Из-за крайне сурового климата (длинная и суровая зима, часто засушливое лето) и географических условий (плохие водные пути и большие расстояния) затраты на производство и сельхозпродукции, и промышленной продукции в России были выше, чем в других странах. И чтобы продавать что-то на экспорт, это что-то нужно было скупать в России по столь низкой цене, что рабочему и крестьянину почти ничего не оставалось. Так и делали, после сбора урожая купцы устанавливали низкие цены на зерно, но крестьянин вынужден был его продавать, поскольку обязан был заплатить налоги. Получалась довольно издевательская ситуация: к примеру, немцы, учтя это обстоятельство и то, что в России нет ввозных пошлин на зерно, покупали в Германии наше же зерно, ввозили его в Россию, здесь мололи и российским же гражданам и продавали. В 1913 году они таким образом вернули в Россию 12 млн. пудов. Пуд – старая мера веса – 16,38 кг.
Рыночная цена печеного хлеба внутри России была гораздо выше экспортной цены. Из пуда зерна получается больше пуда печеного хлеба плюс отруби, в 1913 году в достаточно дешевой Москве пуд печеного хлеба стоил 2 рубля, а пуд вывезенного за границу зерна – 91 коп., т. е. немцам было на чем заработать.
Императорская статистика скудна в плане исследования уровня жизни 85 % населения страны – крестьян – и оперирует в основном только общими цифрами. Со времени после отмены крепостного права (1861 г.) количество населения России более чем удвоилось (по переписи 1858 г. – 74 млн. человек, по расчетам 1914 г. – 178 млн. человек), но количество лошадей в России за это время сократилось на 33 %. Это еще можно понять, поскольку в это время быстро развивалась железнодорожная сеть страны, но как понять, что одновременно количество крупного рогатого скота сократилось на 29 %, а мелкого – на 51%6! Ведь реально получается, что при крепостном праве крестьянин ел мяса в три раза больше, чем при пресловутой свободе и разгуле частного бизнеса. Мясо Россия не поставляла на экспорт из-за трудностей перевозки, мясо Россия импортировала, как сегодня «ножки Буша» и английскую говядину от бешеных коровок (в 1913 г. – на 28 млн. рублей). Поэтому единственным удобным для экспорта товаром было зерно. Вот его и заставляли крестьян выращивать, для чего те запахивали луга, пастбища и сенокосы, снижая поголовье собственного скота. Князь Багратион, полковник Генштаба русской армии (надо думать, потомок героя 1812 года), в 1911 году писал: «С каждым годом армия русская становится все более хворой и физически неспособной… Из трех парней трудно выбрать одного, вполне годного для службы… Около 40 процентов новобранцев почти в первый раз ели мясо по поступлении на военную службу».
А по городским жителям статистика есть. Если при крепостном праве средний горожанин потреблял в день продовольствия энергетической емкостью 3353 ккал, то в 1900–1916 гг. уже 3040 ккал.7. Свободно конвертируемый рубль и алчность частных предпринимателей требовали своего…
Я 22 года проработал на металлургическом заводе. По сравнению с металлургом царских времен нам платили зарплату не полностью, так как государство за нас строило квартиры, отапливало их, оплачивало путевки в дома отдыха, платило врачам и за обучение. А при царе металлург обязан был за все это платить сам и очень немало. (Скажем, юный Сталин с отличием окончил духовное училище, но в семинарию его взяли с условием оплаты обучения (40 рублей в год), общежития и обедов (100 рублей в год), и, по некоторым данным, его отчислили из семинарии не столько ввиду его революционной деятельности, которую еще терпели, сколько из-за того, что ему нечем стало за обучение платить)8. Следовательно, доля зарплаты в себестоимости металла у царского металлурга должна была бы быть намного больше, чем доля зарплаты советского металлурга. У нас на заводе зарплата рабочих и служащих составляла 10–11 % от себестоимости металла, а вот что получается с зарплатой царского металлурга.
При стоимости пуда конвертерной стали (южные заводы) в пределах 70 копеек жалованье рабочих и служащих у бессемеровских конвертеров составляло от 0,99 до 1,25 коп. на пуд, а у томассовских от 1,6 до 2,4 коп. То есть от 1,4 до 3,4 %. Это значит, что для того, чтобы уравнять русскую сталь с ценой тех стран, где производить ее дешевле (а ее везде дешевле производить, нежели в России), из рабочих выжимали все соки, практически ничего им не платя. В конвертерном цехе в 1913 году из 261 человека только три сменных старших мастера получали по 10 рублей за 12-часовую смену, а средний металлург за эту смену получал 1 руб. 68 коп. Это при том, что металлурги всегда были в числе высокооплачиваемых профессий [9].
Сделав рубль свободно конвертируемым (вводя обязательный обмен его на золото) и войдя в мировой рынок (уравняв цены на товары на нем и у себя), царское правительство даже с ввозными пошлинами выжимало из народа все соки, фактически только во имя одной цели: чтобы российские бизнесмены и аристократы могли без проблем покупать на Западе предметы роскоши и прожигать жизнь в тамошних центрах развлечений.
Но продолжим чтение доклада.
Зверев: Вступив в 1914 году в Первую мировую войну и исчерпав в короткий срок все свои бюджетные резервы, царское правительство было вынуждено в начале войны специальным законом отменить размен кредитных билетов на золото и стало прибегать к выпуску бумажных денег в больших размерах для финансирования военных расходов.
В 1914–1915 гг. денежная масса в обращении увеличилась в два с лишним раза; однако состояние денежного обращения было все еще сравнительно благополучным. Некоторое расширение хозяйственного оборота в 1914–1915 гг. под влиянием военных заказов и закупок продовольствия для армии увеличивало потребность оборота в наличных деньгах, что задерживало падение ценности рубля. К тому же значительная часть выпускавшихся бумажных денег уходила в кубышки, а поэтому их влияние на цены сразу не проявилось. Доверие к бумажному рублю, укрепившееся за годы золотого обращения, не было еще подорвано. Но уже в 1916 году началось обесценение денег, что обусловливалось усиливающейся хозяйственной разрухой, сжатием объема товарооборота и одновременно резким возрастанием эмиссии. Денежная масса возросла с 2,4 млрд. рублей к началу войны и 5,7 млрд. рублей на 1 января 1916 года до 10,8 млрд. рублей на 1 марта 1917 года.
Автор: Понятно, что если часть людей уходит на фронт, то товаров производится меньше, а при имеющейся уже массе денег в стране цена на оставшиеся товары должна расти и рубль должен обесцениваться. Но у России были резервы, России в это время все союзники, от США до Японии, давали кредиты, т. е. поставляли в страну товары из-за границы. Тогда в связи с чем рубль так резко пошел вниз? В связи с чем потребовалось печатать и печатать новые объемы денежных знаков?
Зверев об этом не пишет, возможно, чтобы не загружать Сталина тем, что тому и так понятно. Начав доклад с описания финансов царской России, Зверев ставит перед собой очень скромную цель – дать численную базу, чтобы сравнить с ней свою собственную работу в годы Великой Отечественной войны. Но мы давайте рассмотрим эту численную базу несколько подробнее.
Обесценивание рубля в 1914–1917 гг. шло не столько из-за роста потребительского спроса на уменьшающееся количество товаров, сколько из-за того, что в цену товара все в большем и большем объеме закладывалась воровская составляющая – прибыль, которую «частные предприниматели» стремились ухватить у общества по случаю военного времени.
Отвлечемся на минуту. Имеет смысл попробовать присвоить полковнику Путину звание генералиссимуса, как у Сталина, или разжаловать его до звания капитана, как у Петра I, или даже до звания допризывника, как у Ленина. Потому что с полковниками (Ельцин, Путин) России как-то сильно не везет, поскольку и царь Николай II тоже был полковником.
Шла страшнейшая для России Первая мировая война, а в тылу воровал всяк, кто что мог. Ну хоть бы повесил царь десяток воров другим для острастки! Но Николай II был «добрым». На фронтах потери достигали 200–300 тыс. человек в месяц из-за нехватки снарядов, а частный капитал взвинтил на них цены вдвое-втрое против казенных заводов. На казенном заводе 122-мм шрапнель стоила 15 руб., а частники требовали за нее 35. Начальник ГАУ генерал Маниковский пытался прижать грабителей, но его тут же вызвал царь.
Николай II: На вас жалуются, что вы стесняете самодеятельность общества при снабжении армии.
Маниковский: Ваше величество, они и без того наживаются на поставке на 300 %, а бывали случаи, что получали даже более 1000 % барыша.
Николай II: Ну и пусть наживают, лишь бы не воровали.
Маниковский: Ваше величество, но это хуже воровства, это открытый грабеж.
Николай II: Все-таки не нужно раздражать общественное мнение»10.
В конце 1943 года Мариэтта Шагинян написала небольшой сборник очерков «Урал в обороне» и в нем сравнила цифры роста производительности труда на Урале в Первой и в начале Второй мировой войны.
По начальному периоду Великой Отечественной войны она сообщает следующее. Если выработку на одного рабочего Урала в первом (мирном) полугодии 1941 г. принять за 100 %, то во втором полугодии выработка увеличилась до 217,3 %, а в первом полугодии 1942 года – до 329 %[11]. Но интересно даже не это, а то, что Шагинян нашла по этому поводу в архивах. Она пишет:
«Документов об участии Урала в первой германской войне сохранилось много. Это отчеты окружных горных инженеров, архивы частнозаводчиков и акционерных компаний, труды всевозможных съездов, обследования комиссий.
…До весны 1915 года, пока не началось наше отступление в Галиции, об Урале и оборонной промышленности никто особенно не задумывался. Отступление обнаружило острый недостаток у нас вооружения. А тогда требовались войскам главным образом «шрапнель», снаряды, колючая проволока.
1 2 3 4
А между тем у более подготовленного читателя цифры Хьюстонского университета могут вызвать недоумение. Дело в том, что часто можно встретить несколько иной подход к оценке ситуации, хотя и без ее объяснения. Скажем, Н.Н. Яковлев в книге «1 августа 1914 г.», изданной еще в 1974 году, когда царскую Россию не принято было хвалить, писал:
«По общим экономическим показателям Россия отстала от передовых промышленных стран. Но в то же время российская буржуазия доказала свою оборотистость, умение налаживать производство, когда непосредственно затрагивались ее интересы. Примерно на протяжении тридцати лет до начала Первой мировой войны (с 1885 года) Россия занимала первое место в мире по темпам экономического роста. Если в период 1885–1913 гг. промышленное производство в Англии увеличивалось в год на 2,11 %, в Германии – на 4,5, в США – на 5,2, то в России – на 5,72 %»[3] .
Становится непонятно: как так? Тридцать лет подряд Россия увеличивала свое производство быстрее всех, т. е. как будто бы догоняла самые передовые страны, а разница в среднедушевом доходе русского и американца с немцем все время возрастала. Как так может быть?
Да просто тогда было ненамного лучше, чем сегодня. Тогдашнему последнему царю-придурку навесили лапшу на уши, что России «нужны западные инвестиции», что она должна снять защитные барьеры и «войти в мировой рынок», что «рубль должен быть конвертируемый» и т. д. Николай II согласился со своими уродами-советниками, и в Россию хлынул иностранный капитал. Он действительно строил предприятия по добыче и переработке российского сырья, и объемы производства в России росли быстрее, чем в других странах. Но большая часть этого прироста тут же вывозилась за рубеж в виде процентов за кредиты и дивидендов с западных капиталов, для чего и требовался конвертируемый золотой рубль.
С 1888 по 1908 год Россия имела положительный торговый баланс с остальными странами в сумме 6,6 миллиарда золотых рублей, т. е. ежегодно на 330 миллионов золотых рублей вывозилось больше, чем ввозилось. По тем временам сумма в 6,6 миллиарда рублей в 1,6 раза превышала стоимость всех российских промышленных предприятий и оборотных средств на них в 1913 году. Иными словами, построив два предприятия в России, Запад на деньги России строил три предприятия у себя. (Заграничных предприятий России за рубежом было всего лишь на несколько сот миллионов рублей в виде железных дорог в Китае и на севере Ирана.) Такие тогда были «западные инвестиции». Сегодня они во сто крат хуже.
Поэтому-то среднедушевой доход ограбляемой таким способом царской России рос медленнее, чем среднедушевой доход тех стран, которые своими кредитами и «инвестициями» Россию грабили. Производил-то русский все больше и больше, а получал все меньше и меньше.
Дадим немного конкретики. А. Коний пишет: «Очень хорошо, на фактическом материале показана экономика дореволюционной России, например, в учебнике Э. Лесгафта „Отечествоведение“, изданном в 1913 году. Вот что там говорится о сельском хозяйстве. В 1910–1913 годах в России годовой сбор зерна составил 5 млрд. пудов (82 млн. тонн). Урожайность составляла всего 8 центнеров с гектара. Несмотря на низкие сборы, Россия вывозила ежегодно за границу до 10 млн. т зерна. Но потребляемого хлеба приходилось в России 345 кг на человека в год, а в США – 992 кг, в Дании – 912 кг, Франции – 544, Германий – 432. Сахара же потреблялось в год на одного жителя в России только 6 кг, тогда как в Англии – 32, в США – 30, в Германии и Швейцарии – 16» [4].
Итак, сама имея очень небольшое по сравнению с другими странами производство, Россия тем не менее экспортировала и хлеб, и сахар. Из-за крайне сурового климата (длинная и суровая зима, часто засушливое лето) и географических условий (плохие водные пути и большие расстояния) затраты на производство и сельхозпродукции, и промышленной продукции в России были выше, чем в других странах. И чтобы продавать что-то на экспорт, это что-то нужно было скупать в России по столь низкой цене, что рабочему и крестьянину почти ничего не оставалось. Так и делали, после сбора урожая купцы устанавливали низкие цены на зерно, но крестьянин вынужден был его продавать, поскольку обязан был заплатить налоги. Получалась довольно издевательская ситуация: к примеру, немцы, учтя это обстоятельство и то, что в России нет ввозных пошлин на зерно, покупали в Германии наше же зерно, ввозили его в Россию, здесь мололи и российским же гражданам и продавали. В 1913 году они таким образом вернули в Россию 12 млн. пудов. Пуд – старая мера веса – 16,38 кг.
Рыночная цена печеного хлеба внутри России была гораздо выше экспортной цены. Из пуда зерна получается больше пуда печеного хлеба плюс отруби, в 1913 году в достаточно дешевой Москве пуд печеного хлеба стоил 2 рубля, а пуд вывезенного за границу зерна – 91 коп., т. е. немцам было на чем заработать.
Императорская статистика скудна в плане исследования уровня жизни 85 % населения страны – крестьян – и оперирует в основном только общими цифрами. Со времени после отмены крепостного права (1861 г.) количество населения России более чем удвоилось (по переписи 1858 г. – 74 млн. человек, по расчетам 1914 г. – 178 млн. человек), но количество лошадей в России за это время сократилось на 33 %. Это еще можно понять, поскольку в это время быстро развивалась железнодорожная сеть страны, но как понять, что одновременно количество крупного рогатого скота сократилось на 29 %, а мелкого – на 51%6! Ведь реально получается, что при крепостном праве крестьянин ел мяса в три раза больше, чем при пресловутой свободе и разгуле частного бизнеса. Мясо Россия не поставляла на экспорт из-за трудностей перевозки, мясо Россия импортировала, как сегодня «ножки Буша» и английскую говядину от бешеных коровок (в 1913 г. – на 28 млн. рублей). Поэтому единственным удобным для экспорта товаром было зерно. Вот его и заставляли крестьян выращивать, для чего те запахивали луга, пастбища и сенокосы, снижая поголовье собственного скота. Князь Багратион, полковник Генштаба русской армии (надо думать, потомок героя 1812 года), в 1911 году писал: «С каждым годом армия русская становится все более хворой и физически неспособной… Из трех парней трудно выбрать одного, вполне годного для службы… Около 40 процентов новобранцев почти в первый раз ели мясо по поступлении на военную службу».
А по городским жителям статистика есть. Если при крепостном праве средний горожанин потреблял в день продовольствия энергетической емкостью 3353 ккал, то в 1900–1916 гг. уже 3040 ккал.7. Свободно конвертируемый рубль и алчность частных предпринимателей требовали своего…
Я 22 года проработал на металлургическом заводе. По сравнению с металлургом царских времен нам платили зарплату не полностью, так как государство за нас строило квартиры, отапливало их, оплачивало путевки в дома отдыха, платило врачам и за обучение. А при царе металлург обязан был за все это платить сам и очень немало. (Скажем, юный Сталин с отличием окончил духовное училище, но в семинарию его взяли с условием оплаты обучения (40 рублей в год), общежития и обедов (100 рублей в год), и, по некоторым данным, его отчислили из семинарии не столько ввиду его революционной деятельности, которую еще терпели, сколько из-за того, что ему нечем стало за обучение платить)8. Следовательно, доля зарплаты в себестоимости металла у царского металлурга должна была бы быть намного больше, чем доля зарплаты советского металлурга. У нас на заводе зарплата рабочих и служащих составляла 10–11 % от себестоимости металла, а вот что получается с зарплатой царского металлурга.
При стоимости пуда конвертерной стали (южные заводы) в пределах 70 копеек жалованье рабочих и служащих у бессемеровских конвертеров составляло от 0,99 до 1,25 коп. на пуд, а у томассовских от 1,6 до 2,4 коп. То есть от 1,4 до 3,4 %. Это значит, что для того, чтобы уравнять русскую сталь с ценой тех стран, где производить ее дешевле (а ее везде дешевле производить, нежели в России), из рабочих выжимали все соки, практически ничего им не платя. В конвертерном цехе в 1913 году из 261 человека только три сменных старших мастера получали по 10 рублей за 12-часовую смену, а средний металлург за эту смену получал 1 руб. 68 коп. Это при том, что металлурги всегда были в числе высокооплачиваемых профессий [9].
Сделав рубль свободно конвертируемым (вводя обязательный обмен его на золото) и войдя в мировой рынок (уравняв цены на товары на нем и у себя), царское правительство даже с ввозными пошлинами выжимало из народа все соки, фактически только во имя одной цели: чтобы российские бизнесмены и аристократы могли без проблем покупать на Западе предметы роскоши и прожигать жизнь в тамошних центрах развлечений.
Но продолжим чтение доклада.
Зверев: Вступив в 1914 году в Первую мировую войну и исчерпав в короткий срок все свои бюджетные резервы, царское правительство было вынуждено в начале войны специальным законом отменить размен кредитных билетов на золото и стало прибегать к выпуску бумажных денег в больших размерах для финансирования военных расходов.
В 1914–1915 гг. денежная масса в обращении увеличилась в два с лишним раза; однако состояние денежного обращения было все еще сравнительно благополучным. Некоторое расширение хозяйственного оборота в 1914–1915 гг. под влиянием военных заказов и закупок продовольствия для армии увеличивало потребность оборота в наличных деньгах, что задерживало падение ценности рубля. К тому же значительная часть выпускавшихся бумажных денег уходила в кубышки, а поэтому их влияние на цены сразу не проявилось. Доверие к бумажному рублю, укрепившееся за годы золотого обращения, не было еще подорвано. Но уже в 1916 году началось обесценение денег, что обусловливалось усиливающейся хозяйственной разрухой, сжатием объема товарооборота и одновременно резким возрастанием эмиссии. Денежная масса возросла с 2,4 млрд. рублей к началу войны и 5,7 млрд. рублей на 1 января 1916 года до 10,8 млрд. рублей на 1 марта 1917 года.
Автор: Понятно, что если часть людей уходит на фронт, то товаров производится меньше, а при имеющейся уже массе денег в стране цена на оставшиеся товары должна расти и рубль должен обесцениваться. Но у России были резервы, России в это время все союзники, от США до Японии, давали кредиты, т. е. поставляли в страну товары из-за границы. Тогда в связи с чем рубль так резко пошел вниз? В связи с чем потребовалось печатать и печатать новые объемы денежных знаков?
Зверев об этом не пишет, возможно, чтобы не загружать Сталина тем, что тому и так понятно. Начав доклад с описания финансов царской России, Зверев ставит перед собой очень скромную цель – дать численную базу, чтобы сравнить с ней свою собственную работу в годы Великой Отечественной войны. Но мы давайте рассмотрим эту численную базу несколько подробнее.
Обесценивание рубля в 1914–1917 гг. шло не столько из-за роста потребительского спроса на уменьшающееся количество товаров, сколько из-за того, что в цену товара все в большем и большем объеме закладывалась воровская составляющая – прибыль, которую «частные предприниматели» стремились ухватить у общества по случаю военного времени.
Отвлечемся на минуту. Имеет смысл попробовать присвоить полковнику Путину звание генералиссимуса, как у Сталина, или разжаловать его до звания капитана, как у Петра I, или даже до звания допризывника, как у Ленина. Потому что с полковниками (Ельцин, Путин) России как-то сильно не везет, поскольку и царь Николай II тоже был полковником.
Шла страшнейшая для России Первая мировая война, а в тылу воровал всяк, кто что мог. Ну хоть бы повесил царь десяток воров другим для острастки! Но Николай II был «добрым». На фронтах потери достигали 200–300 тыс. человек в месяц из-за нехватки снарядов, а частный капитал взвинтил на них цены вдвое-втрое против казенных заводов. На казенном заводе 122-мм шрапнель стоила 15 руб., а частники требовали за нее 35. Начальник ГАУ генерал Маниковский пытался прижать грабителей, но его тут же вызвал царь.
Николай II: На вас жалуются, что вы стесняете самодеятельность общества при снабжении армии.
Маниковский: Ваше величество, они и без того наживаются на поставке на 300 %, а бывали случаи, что получали даже более 1000 % барыша.
Николай II: Ну и пусть наживают, лишь бы не воровали.
Маниковский: Ваше величество, но это хуже воровства, это открытый грабеж.
Николай II: Все-таки не нужно раздражать общественное мнение»10.
В конце 1943 года Мариэтта Шагинян написала небольшой сборник очерков «Урал в обороне» и в нем сравнила цифры роста производительности труда на Урале в Первой и в начале Второй мировой войны.
По начальному периоду Великой Отечественной войны она сообщает следующее. Если выработку на одного рабочего Урала в первом (мирном) полугодии 1941 г. принять за 100 %, то во втором полугодии выработка увеличилась до 217,3 %, а в первом полугодии 1942 года – до 329 %[11]. Но интересно даже не это, а то, что Шагинян нашла по этому поводу в архивах. Она пишет:
«Документов об участии Урала в первой германской войне сохранилось много. Это отчеты окружных горных инженеров, архивы частнозаводчиков и акционерных компаний, труды всевозможных съездов, обследования комиссий.
…До весны 1915 года, пока не началось наше отступление в Галиции, об Урале и оборонной промышленности никто особенно не задумывался. Отступление обнаружило острый недостаток у нас вооружения. А тогда требовались войскам главным образом «шрапнель», снаряды, колючая проволока.
1 2 3 4