Не берите трубку, и все! Пусть себе звонит!
Дети, конечно же, пообещали не подходить к телефону. И не открывать, если кто-то позвонит в дверь.
Фру Йорансон, похоже, немного успокоилась.
— Ну хорошо, — сказала она и рассмеялась. — Надеюсь, вам повезет с этими цветами больше, чем мне.
— Надеюсь, — ответил Давид. — Во всяком случае, мы постараемся.
— Уж это точно, — добавил Юнас, сделав наивное лицо. — Все будет исполнено в лучшем виде. Можете на меня положиться!
Но спокойствия фру Йорансон это не прибавило. Она без особой радости посмотрела на Юнаса.
— Ведь вам же не обязательно приходить сюда всем вместе, правда? — спросила она, взглянув на Аннику.
— Нет, конечно, — ответила Анника. — Приходить буду в основном я… ну и Давид, потому что он больше всех нас интересуется цветами.
Юнас было запротестовал, но Анника строго посмотрела на него, и фру Йорансон наконец успокоилась. Она проводила ребят в прихожую. Было заметно, что она торопится и хочет, чтобы дети поскорее ушли.
— Я еду поездом, — сказала она, — а поезд не будет ждать!
Уже закрывая дверь, она вдруг что-то вспомнила.
— А кто-нибудь из вас бывал здесь раньше? — спросила она.
Дети ответили, что нет.
— То есть вы в этом доме впервые? — повторила фру Йорансон.
Они подтвердили — да, впервые. Фру Йорансон, похоже, окончательно успокоилась и кивнула им на прощание.
— До свидания, до свидания! — сказала она и закрыла дверь.
Юнас поднес микрофон к губам:
— Итак, дорогие слушатели, этими любезными словами фру Йорансон мы заканчиваем на сегодня наш репортаж из Селандерского поместья.
Анника недовольно посмотрела на него.
— Надеюсь, ты выключал магнитофон, пока мы там были?
— Конечно, нет, — ответил Юнас и вытащил кассету. — Очень любопытно. Эта женщина выдает себя каждым словом. Очень подозрительная особа.
Давид шел молча и размышлял о цветке и о своем сне. Что ж, ничего удивительного — он был уверен, что узнаёт это место.
МЕЛОДИЯ
Давид стоял на кухне и ждал, когда вернется отец и они сядут ужинать. Сегодня он сам купил продукты и приготовил ужин. Обычно они готовили по очереди, но во время каникул это было обязанностью Давида.
Папа писал сюиту для хора, которую надо было закончить к августу. Это была работа на заказ, а он никогда не успевал вовремя доделать заказы. Каждый раз отец сильно нервничал, работа не клеилась, и он тянул до последнего дня. Сванте Стенфельдт любил свою работу, но из-за того, что время было ограничено, она давалась ему с трудом.
Давид приготовил жаркое из говядины с луком. Пахло вкусно. Он настежь открыл кухонную дверь, чтобы запах дошел до отца и заставил его оторваться от пианино. Давид не хотел звать его, потому что тогда отец мог разозлиться и весь ужин ворчать, что никто, мол, и представить себе не может, что за кромешный ад эта работа, которую нужно закончить к сроку, установленному не им самим. Но вот звуки фортепиано затихли.
— Чертовски вкусно пахнет! — отец вошел на кухню и сел за стол.
Они никогда много не говорили за едой — каждый был погружен в свои мысли. Но это не значит, что отец с сыном не общались — ведь, чтобы общаться, необязательно постоянно болтать. К тому же они не всегда молчали. Случалось так, что они говорили наперебой, не давая друг другу и слова вставить.
Вдруг отец посмотрел на Давида и спросил:
— А что ты делаешь целыми днями? Тебе не очень одиноко?
Давид никогда не страдал от одиночества, у него были Юнас и Анника, и к тому же он всегда легко находил себе какое-нибудь занятие.
— У меня не возникает проблем, чем заняться в свободное время, если ты это хотел узнать, — ответил он.
— Да нет, просто я подумал, что никогда не спрашиваю, как у тебя дела. Я знаю, конечно, что ты страшно много читаешь, но вообще…
— А вообще у меня все хорошо, — улыбнулся Давид. — Не беспокойся.
Они доели, и Давид начал мыть посуду.
— Может, я?.. — отец встал и хотел подойти к раковине.
— Отстань! Иди работай!
Вскоре снова зазвучало пианино — отец записывал новую мелодию. Обычно Давид никогда не вмешивался в его работу, но тут вдруг музыка показалась ему до странности знакомой. Он выключил воду, вошел в папин кабинет и стал слушать.
— Что это за мелодия?
— Тебе нравится?
— Да, красивая, но откуда ты ее знаешь?
— Откуда я ее знаю? — Отец непонимающе посмотрел на Давида. — Сочинил, разумеется.
— Она для сюиты?
— Конечно. А почему ты спросил? По-твоему, не годится?
— Нет-нет, просто любопытно… Когда ты ее придумал?
— Сегодня утром. Она зазвучала в моей голове, как только я проснулся, но пока что я не успел ее проработать.
— Ты уверен?
— Уверен… в чем? Что ты хочешь сказать?
— То есть… ты действительно не играл ее раньше?
Отец пристально посмотрел на него и покачал головой.
— Я же сказал! Не вижу тут ничего странного. У тебя такой вид, будто ты с неба свалился!
— Да нет, просто мне показалось, что я слышал эту музыку раньше, но, наверное, я ошибся.
Давид вернулся в кухню, и отец продолжил работу.
Но тут зазвонил телефон, и он нетерпеливо ударил обеими руками по клавиатуре.
— Скажи, что я занят! Перезвоню потом!
— Да, да…
— Я не могу подойти!
— Хорошо, хорошо, я подойду!
Но звонили не папе. Это был Юнас, который обнаружил загадочные вещи на пленке и хотел прийти.
— А Анника? Что она делает?
Анника была занята — она расклеивала ценники на товары в магазине.
— Я работаю! Хватит трепаться! Сейчас же повесь трубку! — вспылил отец. Стало ясно, что пригласить Юнаса с магнитофоном сейчас невозможно.
— Слушай, я сам приду к тебе. Папа работает.
— Идет, — ответил Юнас. — А то он только будет нам мешать. Нужно, чтобы было совсем тихо, когда мы будем слушать пленку. Давай быстрей! Дело нешуточное, вот увидишь.
Давид повесил трубку и вошел в комнату. Отец был готов взорваться от ярости.
— Отключи телефон! Этот проклятый аппарат зарубит мою работу! — выпалил он.
Давид отключил телефон.
— Я схожу ненадолго к Юнасу, — сказал он. Отец поднял глаза от клавиатуры и рассеянно посмотрел на него.
— Да, иди, конечно, я не против, — разрешил он. Ему стало стыдно за свою несдержанность.
«Я не против». Давид еле сдержал смех. Как это на него похоже. Интересно, что было бы, если бы сейчас притащился Юнас.
— Тогда пока. Ты идешь сегодня к Линдроту?
— К этому эксплуататору! Нет, я буду работать дома. Придется полночи вкалывать.
Отец тяжело вздохнул. Он явно хотел, чтобы его пожалели.
— Бедняга, — произнес Давид.
— Да, да, да, вот так-то… Но ты иди, развлекайся!
Он сказал это так, будто бы Давид собирался на грандиозную вечеринку, а ему самому предстояло сидеть взаперти и вкалывать. Да еще в невидимом присутствии грозного эксплуататора Линдрота.
Давид сочувственно посмотрел на него, но про себя улыбнулся. Он отлично знал, что на самом-то деле отец обожает работать в одиночестве. И уж Линдрот точно не был никаким эксплуататором.
Но даже заикаться об этом было бессмысленно — отец сказал бы, что к его работе не относятся всерьез.
ШЕПОТ
— Но ведь скажи, тетка не в себе! Напала на меня — ни с того ни с сего — из-за каких-то часов и ракушек! Ненормальная!
Юнас с Давидом слушали пленку, записанную тайком дома у фру Йорансон.
— А теперь послушай следующую запись! — сказал Юнас. — Это самая первая — та, которую я сделал вечером, под окном. Ну, с телефонным разговором. Кашель тоже записался, это тот же кашель, что в лодке. Наверное, это тень кашляет! Тихо, слушай!
Он поставил пленку с начала. Давиду пришлось прослушать всех сверчков, шмелей, навозных жуков и прочих тварей, которых записал Юнас, а еще звук воды в речке, ветер, поезд и тому подобное.
— Какое качество звука! — гордо сказал Юнас.
В комнату вошла Анника. Она пришла уже в самом конце и услышала собственный голос: «Как странно, потянуло холодом…»
Дальше была тишина, но в ней слышались какие-то слабые звуки, смутно похожие на шепот, хотя различить слова было невозможно. Юнас и Анника решили, что это просто помехи, но Давид явно слышал человеческий шепот.
Потом снова голос Анники, немного напуганный: «Что такое? Давид, что случилось?» И Давид: «Ничего, все в порядке. Но ты права, действительно похолодало». Потом Анника сказала, что пора домой, и Юнас выключил магнитофон.
— Вот, слышал? — сказал он. — Правда ведь, подозрительно с этим телефонным разговором?
Телефонный разговор? Давид не понял. Его мысли были заняты совсем другим.
— Можешь еще раз включить конец? — попросил он. — То есть с того места, где ты слез с дерева, и Анника говорит, что похолодало.
Юнас не понял, что тут такого интересного, но выполнил просьбу Давида. Ему пришлось прокрутить этот кусок несколько раз.
— Ну что тут странного? — спросил Юнас.
— Да, расскажи нам, пожалуйста, — подхватила Анника.
— Вы что, не слышите? Разве вы не слышите шепот? На пленку попал какой-то посторонний голос.
Юнас снова прокрутил запись и согласился с Давидом.
— Ничего себе! — сказал он.
Но Анника только фыркнула: ей все это не нравилось, и никакого шепота она не слышала.
— Шум какой-то, только и всего, — произнесла она.
Но Давид все больше и больше убеждался в своей правоте. Теперь он начал различать слова. И Юнас тоже: он ясно слышал, что там какие-то слова, но не мог их разобрать.
— Значит, в саду кроме нас кто-то был! Жуть какая! — сказал Юнас, вздрогнув.
— Да никого там не было, Юнас, — ответила Анника, — мы были одни. Если бы там кто-нибудь шептался, мы бы обязательно услышали.
— Но если никого не было… как же тогда этот голос попал на пленку?
Юнас уставился на них.
— Жуть какая! — повторил он. — Ничего себе! Они снова прослушали пленку.
— Это явно женский голос, — осторожно произнес Давид.
Анника снова только фыркнула.
— Неужели это можно определить по шепоту? — усомнилась она.
— Да, — ответил Давид, — я могу. — Теперь он был более чем уверен. И Юнас тоже.
— Да ну, ерунда, — возразила Анника. — Никакой это не голос, просто какой-то шум, вот и все.
Юнас недовольно посмотрел на нее.
— Попробуй только повторить это еще раз! — сказал он.
Они снова включили магнитофон. Теперь было слышно очень отчетливо. Даже Анника засомневалась, правда, сразу же нашла новое объяснение:
— Неудивительно, что на пленке появились новые голоса, ведь Юнас без конца ее перематывал.
Но Давид ее не слушал.
— Мне кажется, я различаю слова! — возбужденно заговорил он.
— Да, и я тоже! — подхватил Юнас. — С ума сойти!
— Юнас тебе просто подыгрывает, — сказала Анника. — Он готов услышать все, что ты ему скажешь, Давид.
Анника была возмущена. Она не хотела соглашаться с тем, чему нет объяснения. Поэтому она накинулась на обоих. Давид не обратил на это никакого внимания, но Юнаса такое отношение задело. Он не просто готов согласиться с Давидом. У него есть собственное мнение.
— Тогда скажи первый, что она там говорит! — вызывающе сказала Анника.
— Ну-у, — начал Юнас, — она говорит: «В липкой темноте…». Потом ничего не слышно, а потом она добавляет очень тихо: «я или не я».
Анника прыснула со смеху, но Давид кивнул. Версия Юнаса была вполне правдоподобной, но сам он услышал по-другому.
— Да вы оба ненормальные, — разозлилась Анника. — Все, с меня хватит!
Она собралась уходить, но Давид остановил ее.
— Не делай поспешных выводов, Анника, — сказал он. — Здесь без терпения не обойтись. Нужно просто очень внимательно слушать.
Анника молча села.
Давид еще раз включил запись.
— Мне кажется, она говорит следующее: «В летней комнате… я… Эмилия…».
Юнас серьезно кивнул. Да, отчасти он был согласен с Давидом. Он считал, что первые слова Давид понял неправильно. Но был готов заменить слова «я или не я» на «Эмилия», так что в результате выходило: «В липкой темноте Эмилия». Это, конечно, гораздо лучше. И получалось целое предложение.
Анника рассмеялась. Ее не удивило, что Юнаса вполне устраивало такое толкование.
— Конечно, ведь Юнас Берглунд только и думает, что о конфетах, — съязвила она.
— Кто бы говорил! — Юнас угрожающе двинулся в ее сторону.
— Хватит ругаться, — сказал Давид. — Ведь это же просто потрясающе!
Юнас благодарно посмотрел на него. Да он и не мечтал о таком повороте событий. Честно говоря, если бы не Давид, то он бы не заметил шепота на пленке, ведь его внимание было приковано к фру Йорансон. Но все оказалось куда интереснее.
Он снова включил магнитофон.
— Ну что, Анника, ты и теперь ничего не слышишь?
Они выжидающе смотрели на Аннику. На этот раз им казалось, что слышно очень отчетливо!
Голос сказал либо: «В липкой темноте Эмилия», как послышалось Юнасу, либо: «В летней комнате… я… Эмилия» — как думал Давид.
— Ну, Анника? Что скажешь? Ты по-прежнему ничего не слышишь?
— Нет, почему же… слышу какой-то шум, — засмеялась Анника и быстро вышла из комнаты.
Она не собиралась тратить время на разные глупости. Ей нужно было идти назад в магазин, работать.
КОМПОЗИЦИЯ
Когда Давид вернулся домой, отец все еще сидел за пианино и обрабатывал ту же мелодию. Он был так погружен в работу, что ничего не слышал.
Давид прямиком направился к себе в комнату и лег. Несмотря на ранний час, он ужасно устал. И сам не заметил, как задремал.
Но вдруг он встал с совершенно ясной головой и пошел к отцу. Давиду вдруг показалось, что отец стал играть неправильно, что он изменил мелодию.
Обычно он никогда не мешал отцу работать, но сегодня отвлекал его уже во второй раз.
— Послушай, Сванте! — произнес Давид и запнулся. Вообще-то он никогда не называл отца по имени, но тот ничего не заметил.
— Да? — отозвался он.
— Ты изменил мелодию, — сказал Давид. — Почему?
Отец оторвался от пианино.
— Я должен попробовать разные варианты. С такими мелочами приходится много возиться. Со стороны кажется, что сочинять музыку просто, но это не так.
— А по-моему, ты играешь неправильно! — сказал Давид, удивившись своей наглости. Однако отец, похоже, не обиделся.
— Не думаю. Я пока еще точно не решил, как она должна звучать, — ответил он и продолжил играть.
Но Давид чувствовал, что не может просто так это оставить.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4 5