Я иду по ковру, ты идешь, пока врешь, мы идем, пока врем… Другой линии поведения попросту нет. Риск, конечно, но если этот лощеный хмырь пашет на Джинна, и вовсе завалишь дело…»
– Рискуете… – процедил полковник, сверля его неприязненным взглядом.
– Такова се ля ви, – сказал Костя нормальным тоном, без особого вызова. – Поймите вы одно, герр оберст: мы уже битые-перебитые, и огонь, и воду прошли, не говоря уж о медных трубах. Других не берут в космонавты, как когда-то пелось… Так до чего мы с вами договорились?
Глава вторая
Борцы за свободу
Полковник Тыннис смотрел сквозь него с непонятным выражением. Глаза у него были прозрачные, холодные и словно бы даже мечтательные.
– А интересно было бы с вами поработать по полной программе, – сказал он задумчиво. – Как следует…
– А смысл? – спросил Костя почти миролюбиво. – Газеты шум вмиг подымут, кто-нибудь настырный станет выяснять, что вы делали до девяносто первого года… не с неба ж вы упали?
– Я не о том. Несгибаемых нет, знаете ли.
– Вот тут я с вами совершенно согласен…
Тихо отворилась дверь, и вошел подтянутый полицай во всем блеске нашивок и ремней, что-то стал говорить полковнику, пару раз при этом кивнув на Костю. Тот добросовестно вслушивался, но понять, конечно, ничего не смог.
Выслушав, полковник отослал верзилу барственным кивком, досадливо пожал плечами:
– Жаль, не получилось у нас задушев ной беседы. Там, внизу, целая делегация, поминают уголовный кодекс и конституцию, в точности как вы давеча, требуют освободить верного сподвижника героических борцов за свободу…
– Ну так и освобождайте, – сказал Костя.
Он готов был поклясться, что разукрашенный полицай появился в кабинете отнюдь не просто так, не по собственному побуждению, – аккурат секунды за три-четыре до его явления на сцене правая рука полковника, полускрытая столешницей, сделала едва заметное движение. Будто кнопку под столом нажимала. Вообще-то бездарный по замыслу и исполнению спектакль: уж настоящий питерский бандюк вел бы себя еще нахальнее с каким-то чухонским мусором, на что же полковник, собственно говоря, рассчитывал? Полковник снизошел до нормального человеческого тона, он даже встал:
– Господин Тулупов, приношу свои извинения по поводу этого неприятного инцидента. Недоразумение было вызвано недостаточно проверенной оперативной информацией, поступившей из ненадежного, как выяснилось, источника.
– Говоря по-простому, настучала на меня какая-то паскуда?
– Возможно, вы несколько вульгаризируете ситуацию, но в общем и целом… – Полковник казенно улыбнулся: – Еще раз приношу вам извинения, вы, разумеется, вправе подать жалобу в соответствии с существующими…
– Да ладно, перетопчемся, – махнул рукой Костя, непринужденно кладя себе в карман полковничьи сигареты – так, из мелкой вредности.
Полковник проводил свой табачок печальным взглядом, но ничего не сказал, сопутствуя до двери. Они спустились вниз, где тот же усатый хмырь в сержантском чине вывалил на стол все отобранное. Из принципа Костя так педантично осматривал свои немудреные вещички, заводя глаза к потолку и шевеля губами, словно прикидывая откровенно, чего же не хватает, что сержант не выдержал, поторопился заверить:
– У нас нишефо не пропадает.
– Ну, поверим, поверим… – задумчиво сказал Костя, особенно тщательно пряча в карман конвертик с орденом.
Сделал ручкой полковнику и браво направился к выходу, нарочно задев плечом спешившего куда-то полицая – и довольно чувствительно, так что тот охнул за спиной, прошипел:
– Са куррат… Руса шорта…
Остановившись и обернувшись, Костя произнес самым светским тоном:
– Ах, простите, кажется, я был несколько неуклюж…
Запаренно покосившись на него, полицай безнадежно махнул рукой и побежал дальше, а Костя, посвистывая, спустился по ступенькам.
Там его дожидался форменный комитет по встрече: белый БМВ Скляра, черный «ровер» Каюма. Скляр со своим бесстрастным вислоусым водителем (явно стремившимся подражать в этом плане Тарасу Бульбе), Каюм с Серегой и еще какая-то неизвестная, но весьма симпатичная блондиночка в тесных джинсиках и синей майке с огромными алыми буквами: «GEROICAS CHECENAS WOLIS!» (что, как нетрудно догадаться, означало «Свободу героической Чечне!»). На чеченку она походила примерно так же, как Костя – на дирижера симфонического оркестра. «Еще одна активистка, – вяло констатировал он, – боксерша по переписке, мать ее за ногу…»
Именно блондиночка резво вырвалась вперед, ухватила его за руку:
– Господин Тулупов, извините, бога ради, за этот печальный инцидент. Наша организация непременно разберется, что это – головотяпство или рука Москвы…
Гл аза у нее были красивенькие и глупенькие.
– Да ладно, – великодушно отмахнулся Костя. – Забыли уже. Извините, мы тут парой словечек перемолвимся…
Он взял Скляра повыше локтя и отвел в сторону. Тот спокойно шел – высокий такой мужик, поджарый, несуетливый, чем-то неуловимо похожий то ли на мало пьющего комбайнера, то ли на справного механика какой-нибудь автоколонны. Пролетарий от сохи, одним словом, по первому впечатлению – обстоятельный и мастеровитый работяга, мечта одиноких бабенок средних лет…
Если только не заглядывать в засекреченные досье, где рисуется несколько иной облик бывшего десантного капитана бывшей непобедимой и легендарной, после распада Союза очень уж быстро проникшегося «жовто-блакитными» идеями в их самом крайнем выражении, претворявшимися некогда в жизнь Бандерой и Коновальцем. И закрутилось. Бывший капитан отчего-то особенно прикипел душою к дудаевским орлам, а потому засвечивался то в Абхазии, то на нелегальной переброске стволов из третьих стран, в прошлую чеченскую кампанию был почти что в руках, но ухитрился выскользнуть.
А впрочем, критически рассуждая, одиноких дамочек вряд ли остановило бы и досье. Им-то какое дело до того бедолаги, которого молодчики Скляра располовинили бензопилой в Абхазии, до прочих трупов, оставленных экс-капитаном с той самой обстоятельной мастеровитостью? Женская душа – потемки…
– Ну? – спокойно сказал Скляр.
– Баранки гну. Ты во что меня втравил?
– Я? – Скляр невозмутимо поднял бровь.
– А кто же еще? Эти тихари меня подловили аккурат на выходе из ювелирки. Куда я, между прочим, по твоей просьбе ходил. Сделал одолжение, надо же…
– Брось. Обошлось же.
– Обошлось? – Костя подпустил в голос блатной истерики. – А ты знаешь, что их чухонский полковник мне лепил? И питерскую братву припомнил, и погоняло настоящее назвал, и много чего еще… Не люблю я такие совпадения…
– Пакет при тебе? – так же спокойно спросил Скляр.
– Нет, пропил! – огрызнулся Костя, сунул руку в карман и на ощупь высвободил орден из мятой бумаги. Так и подал, без пакетика. – Держи свою цацку…
Тебе кто разрешал разворачивать? – тихо, недобро спросил Скляр тоном, совершенно не годившимся в разговоре с бравым питерским братком.
– А я и не разворачивал. Нужны мне твои побрякушки… Это тот старый ежик, ювелир, совал мне под нос и хвастался, как он все чисто сделал. А я глазами хлопал, я ж понятия не имею, чтоґ он там должен был делать… Что, вот кстати?
– Не твое дело. – Скляр проворно сунул орден во внутренний карман куртки. – Забыли. Понятно?
– У меня к тебе ма-ахонькая просьбочка, – сказал Костя вовсе уж недружелюбно. – Ты ко мне больше с просьбами не лезь. Усек, усатый? Тебе делаешь одолжение, как человеку, а ты потом цедишь через губу, словно лишнюю шестерку нашел. Да у меня в Питере такие, как ты, за моими блядями «тампаксы» выметают…
Он добросовестно выполнял инструкции Каюма: поссориться со Скляром по любому удобному поводу, зацепиться за все, что только возможно, вынести конфликт на люди (имелся в виду, конечно, здешний сплоченный коллектив). Увы, повода никак не подворачивалось – зато теперь какой роскошный появился…
– Что-о?
Ты глазами-то не сверкай, не сверкай, – сказал Костя, всем своим тоном выражая презрение к собеседнику. Благо по легенде он, ясное дело, представления не имел, кто такой Скляр и сколько на нем жмуриков. – У меня в Питере, говорю, такие, как ты, сосали да причмокивали…
Краем глаза он зорко следил за верхними конечностями Скляра и легко перехватил правую, едва она рванулась к физиономии. Чуть вывернув кисть приемчиком, которого Скляр определенно не знал, с тем же хамским напором прошипел:
– Костями не махай, чмо, а то поломаю, как сухую макаронину. Сидишь тут, чухонкам попки гладишь, пока путевые ребята для тебя рискуют…
Он видел, что Скляра проняло всерьез. Как многие, прошедшие и Крым, и Рым, Скляр никак не мог похвастать крепкими нервами и заводился с полоборота. Костя с удовольствием наблюдал, как «пан сотник» на глазах бледнеет от ярости.
– Это ты-то рискуешь? – сквозь зубы, все же пытаясь держать себя в руках, шепотом сказал Скляр. – Чем рискуешь, бандюга? Триппер поймать? Попался б ты мне в Абхазии, собственные яйца сжевал бы без соли и перца…
– Ну, я б тебя в Питере тоже не чаем с какавой поил бы… Ты мне зубы не заговаривай своей Абхазией, скажи лучше, как вышло, что аккурат после твоего порученьица меня заграбастала здешняя Чека, и откуда они обо мне столько знали? У нас тут все схвачено. Пока работали сами, не было ни хлопот, ни печалей, а как только с тобой связались…
Он давно уже взял на полтона ниже, чтобы не перегнуть палку и не доводить до драки в общественном месте, – к ним и так уже опасливо приглядывались чистенькие, чинные прохожие, а на углу к тому же маячил полицай.
– Тебя же отпустили?
– Ну, отпустили. А откуда они обо мне столько знают?
– Уймись, дурак, – сказал Скляр, чьи мысли, похоже, двигались в том же направлении. Он тоже покосился на прохожих и полицая. – Мне, наоборот, нужно было, чтобы ты принес эту штуку, – он легонько похлопал себя по карману, – без всяких инцидентов…
– Темнишь ты что-то, хохляндия, – сказал Костя с таким видом, словно уже остыл и помаленьку отрабатывал назад. – Тоже мне, важное дело – орденок. В Питере и не такими на каждом углу торгуют…
– А за «хохляндию»…
– А за «бандюгу»? Ты что, дядя, прокурор? Ты ко мне статью прикладывал? Или доказательства имеешь?
– Ладно, замяли, – отмахнулся Скляр.
– Замяли-то замяли, но с Джинном я своими соображениями нынче и поделюсь.
– Это какими, интересно?
– Да всякими, – сказал Костя многозначительно.
– Полная твоя воля, не смею препятствовать.
«Порядок, – подумал Костя. – Как писали в старинных романах, граф и маркиз расстались врагами, пылая благородным гневом…»
Скляр хотел еще что-то сказать, но в кармане у него залился пронзительными трелями мобильник, и он, досадливо отмахнувшись, отвернулся, отошел подальше, на ходу прикладывая телефон к уху.
Костя проводил его острым, быстрым взглядом. «Пан» Скляр вряд ли подозревал, что не так уж и далеко, по ту сторону границы, работала хитрая аппаратура, державшая под круглосуточным надзором в числе других и этот самый мобильничек. Электромагнитные поля не признают границ и суверенитетов, не делая исключения и для этой малость шизанувшейся на своем суверенитете и национальном самосознании кукольной республики. Километрах в пятидесяти отсюда уже писали разговор, а может, и вычислили к этому времени Склярова собеседника, звони он хоть из Антарктиды. За здешнюю компанию взялись всерьез, а это сулило компании массу сюрпризов…
Насвистывая, он вернулся к машинам, мимоходом подмигнул очаровательной белокурой активистке, запрыгнул в «ровер». Каюм рванул с места в хорошем стиле боевика – с визгом покрышек. Полицай в белых ремнях бдительно погрозил ему пальчиком.
– Везет операм, – сказал Костя. – Машинку ему подобрали нехилую, золотишком увешали. А мы, грешные, как пешком улицы полировали, так и полируем…
– Положение обязывает, – щурясь, сказал Каюм. – Я мало того, что авторитет, еще и лицо, так сказать, идейно приближенное. Молодой, растущий кадр, ваххабит казанский. А вы двое – бандюки, через границу оружие прете, пехота…
– Вот я и говорю…
На очень короткое время, в несущейся машине, эти трое могли быть самими собой – оперативником ФСБ, коего долго и старательно вводили в окружение Джинна, и его охраной, его прикрытием из широко известного в узких кругах отряда «Вымпел». Надо отметить, что бывают ситуации и потруднее: когда спецназовцы не знают, кого именно они прикрывают, – под наблюдение взяты несколько объектов, и точка, можно гадать до скончания века, кого именно нужно беречь, а с кем, поступи вдруг приказ, сделать все наоборот. Иногда вплоть до конкретного распоряжения начальства так и не угадаешь, кто есть кто. Здесь, слава богу, без всяких недомолвок – трое в одном флаконе, что твои мушкетеры…
– Как там было?
– Интересные дела, – сказал Костя. – Этот полковничек – если он и вправду полковничек, а не, скажем, унтер…
– Вправду.
Ну? Так вот, он мне старательно выложил мою же собственную легенду. Краткая биография братка Утюга. К сотрудничеству склонял, к противоестественным сношениям типа стукачества. Они, мол, хозяева гостеприимные, борьбе чеченского народа за полную незалежность вполне сочувствуют, но для порядка желали бы знать, чем борцы дышат и что у них за закрытыми дверями происходит…
– Вообще-то вполне естественное побуждение любой спецуры.
– А кто спорит? – пожал плечами Костя. – Но откуда он так быстро вытащил мою «подлинную харю», то бишь Утюга? Есть у них агентурка на Руси, кто ж спорит, но не смогли бы так быстро прокачать данные, влезть в систему … И потом. Какое тут запугивание, какая перевербовка? Если он профессионал – а на то смахивает, – должен же был понимать, что крутой мэн из криминала не потечет в момент, едва ему расскажут, кто он такой есть и какую кличку носит. А он…
– Слушай, Костик из будущего, – сказал Каюм. – Вот тебе очень простая инструкция. Отныне и впредь не забивай себе голову этим инцидентом. Абсолютно не забивай. Понятно?
– Понятно, – сказал Костя дисциплинированно.
Разумеется, ни черта тут не понятно.
1 2 3 4 5