— Ты велик и мудр, учитель, — пробормотал сектант. — Только тебе дано видеть то, что скрыто от простых смертных. Шерстобитов снисходительно улыбнулся. Ему нравилась лесть. А новости были действительно хорошие. У «Храма Сверхнового Завета» существовали серьезные проблемы с пропагандой. Популярные издания не хотели иметь никаких дел с сектантами, а собственные издания секты были непопулярны и постоянно находились под угрозой закрытия из-за новой политики властей в религиозной сфере. А тут такая удача. Человек, который имеет начальный капитал и хочет создать журнал, популярность которого заранее гарантирована в силу выбора тематики. Но при этом начального капитала ему не хватает, и, следовательно, он скорее всего согласится оказывать некоторые услуги «Храму Сверхнового Завета», если тот подкинет ему деньжат, подыщет рекламодателей и обеспечит «крышу».Последнее можно сделать с помощью Корня, который, похоже, очень заинтересован в дружбе с сектой. На днях, например, от Корня принесли интересную идейку: пусть Шерстобитов совращает в секту одиноких владельцев недвижимости, а недвижимость потом продается под контролем группировки Корня. Доходы пополам, плюс надежная «крыша» для Шерстобитова и всех его затей. Корень, разумеется, планировал в конечном итоге полностью подмять секту под себя, но Шерстобитов был умен и верил, что сможет перехитрить неотесанного бандита. А за свою безопасность «Верховный Понтифик» нисколько не беспокоился.он прекрасно понимал, что без него секта будет для Корня бесполезна. Сектанты станут почитать мертвого Шерстобитова больше, чем живого, а о Корне забудут, словно и нет его. А если узнают, что в смерти Учителя виноват именно Корень, то и мстить начнут. и никакими угрозами, никакими карательными мерами Корень положение дел не изменит. Фанатики тем и отличаются от прочих людей, что не боятся никаких угроз и гонений, поскольку верят, что после смерти немедленно окажутся в раю. Шерстобитов, вступив в сговор с Корнем, больше выиграл, чем проиграл. Наоборот, это Корень оказался в проигрыше, но он об этом еще не подозревает. И надо ковать железо, пока оно горячо. Подумав так, Шерстобитов бросил взгляд на почтительно склонившегося сектанта и веско произнес.— Я не хочу, чтобы этот фотограф раньше срока видел лица старших жрецов, не говоря уже о лицезрении моей особы. Я не хочу, чтобы он раньше срока становился одним из нас. Мы должны уметь использовать грехи непросветленных людей на благо мира праведности, но мы не должны ронять свое достоинство праведников, общаясь с этими сосудами греха.— Да, учитель, — покорно произнес сектант, склоняясь еще ниже.— Поэтому к нему пойдешь ты. Пойдешь и скажешь, что он сможет использовать наших девушек без всякой платы и даже получать плату от нас и покровительство наших друзей, без которого он не сможет начать никакого дела. Но для этого он должен согласиться на некоторые наши условия. Слушай и запоминай.. 27 Несколько месяцев назад из Белокаменского изолятора временного содержания на свободу вышел некий Василий Михайлович Сухарев, 1960-го года рождения, убийца четырех человек и одновременно друг людей, имеющих власть и деньги.История была препротивнейшая. Опера, вычислившие Сухарева и собравшие по крупицам всевозможные доказательства его вины, от души плевались и матерились, но ничего поделать не могли. На заключительной стадии следствия свидетели вдруг стали менять показания, всячески демонстрировать сомнение, и получилось так, что передавать это дело в суд не было никакого смысла. Его все равно отправили бы на доследование без всяких перспектив на успех. Свидетелей можно понять. Все они были люди случайные, к убитым никакого отношения не имеющие, и когда им предложили деньги за изменение показаний, в противном случае пригрозив большими неприятностями вплоть до внезапной смерти включительно, они, естественно, деньги взяли и показания изменили.Так Сухарев оказался на свободе к радости богатых и влиятельных друзей (а был Василий Михайлович, вдобавок ко всему прочему, отцом любимого мальчика племянницы вице-губернатора) и к яростному негодованию оперов. Один из них, принимавший в поимке Сухарева особенно активное участие, вообще с матами бросил на стол начальнику угрозыска заявление об уходе и пошел работать в частную охрану. И вот теперь опера решили взять реванш. Конечно, они вряд ли поступили бы так без особой на то причины — самосуд у нас карается по закону, да и мало ли убийц гуляет на свободе из-за недостатка улик. Это только «Трибунал» может гоняться за ними по темным подворотням с ножиками и пушками, а угрозыску это как-то даже не к лицу. Но теперь появилась оперативная необходимость. Ростовцев и Сажин решили подставить Сухарева, чтобы добраться до «Трибунала». Они, может, и сочувствовали «Трибуналу» в его нелегкой борьбе — но три шкуры за возросшее число убийств в городе драли именно с них, и по этой причине «Трибунал» был им как кость в горле. Из всех убийц, ушедших от наказания, Сухарев казался операм наиболее мерзким — и это при том, что его преступления были фактически доказаны и вполне тянули на высшую меру. Так что Ростовцев и Сажин между собой решили: если Сухарева убьют — невелика потеря. Хотя ради собственного спокойствия этого лучше избежать. И, никому ни слова не говоря, два опера составили письмо в «Трибунал» и еще одно .— в органы внутренних дел. Последнее они распечатали на каком-то левом принтере и отослали по обыкновенной почте. А первое отправили позже — сразу после того, как начальник угрозыска сообщил Ростовцеву, что в ГУВД пришла анонимка насчет того, кто будет очередной жертвой «трибунальщиков». Генерал Шубин, как обычно, приказал расширить и углубить, а также активизировать и принять меры — короче, приложить максимум усилий для ликвидации банды, именующей себя «Трибуналом», и использовать для этого сложившуюся ситуацию.Очевидно, на генерала давили и сверху, и снизу, и сбоку, особенно же — из Администрации области и города, где слишком много людей было накрепко повязано с криминальными структурами. Конечно, Сухарев тоже был связан с криминальными и властными структурами, но ведь генерал не знал, что все это дело подстроено его собственными подчиненными.Он думал, что получен сигнал из постороннего источника, и отреагировал на этот сигнал соответственно — приказал выделить людей для наблюдения за Сухаревым и пресечения любых попыток его убийства. Высоких покровителей Сухарева генерал Шубин, однако, беспокоить не стал — и за это его тоже вряд ли могли упрекнуть. В конце концов он не находится на содержании у мафии, и даже от самого губернатора области зависит лишь фактически, но никак не юридически — официально начальник ГУВД подчиняется только министерству внутренних дел. Да ведь он к тому же не ради себя старается, а ради самого Сухарева, который по собственной вине попал в переплет. Официальное правосудие он сумел обмануть, но «Трибунал» таким способом не проведешь. А кто от него может спасти? Только милиция, которая бережет всех нас в меру своих скромных сил. 28 Макс Игрунов, сын генерала, хотел избить и трахнуть Ларису Бабушкину. Сначала избить, а потом трахнуть. Или наоборот — последовательность процедур в данном случае дело второстепенное. И не то чтобы она так уж сильно привлекала его. Вокруг было полно баб в сто раз лучше, и Макс постоянно их бил и трахал. Подобно воинам варварских орд он не представлял одно без другого, и из всех видов секса предпочитал изнасилование. И почему-то считал, что бабам это нравится. То, что Лариса отказывается ему подчиниться, больно било по самолюбию Макса. К семнадцати годам он успел привыкнуть, что его либо уважают, либо боятся. Если не его лично — то его отца, что почти одно и то же. Правда, с тех пор, как Макс отказался после девятого класса поступать в Суворовское училище и наперекор воле отца пошел в ПТУ, в его отношениях с отцом наступило охлаждение. Но Макс все равно не верил, что отец может оставить его в беде. Ведь это ударило бы уже по самолюбию самого генерала и даже могло испортить его карьеру. Но все-таки Макс был не совсем идиот, и когда у Ларки в квартире поселился новый мужик, он решил не лезть напролом. Мало ли что. Хоть вид у мужика и помятый, но именно у таких всегда полно дружков, которые не прочь подраться, которым нечего терять и которым плевать на генеральский авторитет с высокой колокольни. А потом во дворе появился лейтенант в полевой форме — афганке, пилотке и погонах с невзрачными звездочками. Лейтенант Цыганенко специально так оделся, чтобы меньше походить на генеральского адъютанта. Лейтенант начал с бабушек, целыми днями сидящих во дворе — и не ошибся. Лишь только он заикался о дезертире, который согласно анонимному сообщению может скрываться в квартире номер 25, как старушки начинали выкладывать информацию.— Нет, сынок, не было у Ларки дезертиров. Вообще-то у нее сейчас мужик живет, но на вашего бегуна не похож. Тому ведь лет двадцать поди, а этому — все сорок. И по фотографии не похож. Я вашего по телевизору видела… Все, к кому Цыганенко обращался со своими вопросами, думали, что речь идет о Чудновском, и лейтенант, подчиняясь приказу генерала Игрунова, не пытался без надобности их разубеждать.— И давно она с ним живет? — интересовался он насчет сорокалетнего мужика и немедленно получал ответ.— Не, недавно. А раньше с ней другой жил. Водолаз, кажись.— Аквалангист, — тут же поправляет другая бабка.— И что с ним случилось?— А убили его. Может, просто побить хотели, а он головой ударился и помер. Но все равно — он хороший парень был, сам бы драться не полез.— Хороший, — кивает другая бабка. — Вежливый. с нами всегда здоровался. Сам бы не полез…— А акваланг его Ларка продала потом. Она же санитаркой в больнице работает, а жить на что-то надо. Детдомовская она. Еще с матерью Лешкиной ругалась, та все орала, что Ларка права не имела его вещи продавать.— А сама бы пропила, да и все. Пьет она, мать-то Лешкина. А Ларка — девка хорошая, работящая и не пьет совсем.— А кто убил, не нашли? — наконец удается вставить слова лейтенанту.— Да где же их найдешь. Тут у нас училище под боком, — («ПТУ», — поправляет более образованная бабка). — Кажный день кого-нибудь побьют или сначильничают.— Шпана, — встречает в разговор еще одна старушка. — А все потому, что строгости никакой не стало. Раньше такого не было. Лейтенант Цыганенко мог бы напомнить, что после войны, к примеру, бывало и не такое. Сам он, правда, в те времена даже в проекте не значился, но его собственная бабушка много рассказывала любимому внуку о бурной молодости покойного дедушки. Однако лейтенант не стал вступать со старушками в дискуссию. Главное он узнал: Лариса Бабушкина жива, а ее прежнего друга забили насмерть парни из ПТУ, среди которых вполне мог быть и сын генерала Игрунова. Правда, поскольку Лариса и Алексей не успели сочетаться законным браком, потерпевшей она не считалась и ее слова не имели для следователей никакого значения. Кроме старушек лейтенант поговорил с местными милиционерами — якобы желая выяснить, не мог ли Алексей Черкизов быть дезертиром, сбежавшим из мотострелковой дивизии несколько месяцев назад. А когда проникшийся к нему симпатией опер сказал, что Лариса Бабушкина, вообще-то, ненормальная, Цыганенко попросил показать ему что-нибудь написанное ею собственноручно — дескать, надо проверить, не могла ли она по ненормальности своей сама на себя написать донос насчет дезертира. Так он выяснил, что письмо генералу Игрунову написала действительно Лариса.Попутно он узнал, что следователь Степанов собирается закрыть дело о гибели Алексея Черкизова, списав все на несчастный случай во время драки. То есть с этой стороны опасности ждать не приходится. Неприятности могут случиться, только если Лариса каким-то образом выйдет на влиятельных врагов генерала Игрунова. А это крайне маловероятно. Поэтому Цыганенко к Ларисе не пошел — мало ли, вдруг человек в военной форме подействует на нее, как красная тряпка на быка, Сейчас она вроде бы успокоилась .— следователю не звонит, в милицию не заходит. Может, все и обойдется. Если кого и следует опасаться, то скорее матери Алексея Черкизова. Если до нее дойдут слухи, что сына убил Максим Игрунов, то она может навести шороху. Однако старушки говорят, что эта дама крепко поддает и имеет специфический круг общения. Так что шансов связаться с врагами генерала у нее не больше, чем у Ларисы, а в милиции ее просто не станут слушать. Рассудив так, Цыганенко связался с генералом и изложил ему свои соображения.— Хорошо, приезжай в штаб, — ответил Игрунов-старший. — Будем думать. Лейтенант Цыганенко не учел только одного — того, что Макс Игрунов знает адъютанта своего отца в лицо. А Макс, направляясь из «путяги» домой и проходя мимо райотдела милиции, видел, как Цыганенко вышел оттуда и зашагал к метро. 29 — Его Божественная светлость рекомендует вам начать не с журнала, а с газеты.Это проще и дешевле. Посланец «Верховного Понтифика Востока и Запада» говорил холодно, практически без эмоций, но Арик Чудновский слушал его очень внимательно.— Если я правильно понимаю, у вас есть несколько тысяч долларов, — сказал посланец. — Иначе вся затея не имеет смысла. Мы сможем помочь вам только в том случае, если у вас уже будет зарегистрированное издание, фирма, помещение и оргтехника. И хотя бы один отпечатанный номер, который можно предъявить рекламодателям.— Это понятно, — произнес Арик. — Деньги я найду. Но мне понадобятся ваши девушки и разрешение использовать их фотографии по моему усмотрению. У меня есть канал, по которому эти снимки можно выгодно продать.— Это само собой, — сказал сектант. — Его Божественная светлость дозволяет тебе фотографировать девушек бесплатно и использовать эти снимки, как тебе будет угодно.— Тогда все в порядке. Если, конечно, рекламодателям не нужно, чтобы газета вышла сразу миллионным тиражом.— Это не нужно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22