Тот оставался холостяком до 45 лет и, казалось, никогда не женится. Он жил в замке своего дяди с сестрой, старой девой Глорией. Он заводил любовные интрижки с крестьянскими девушками и произвел на свет много незаконнорожденных. Он был небольшого роста, худощав, со светлой эспаньолкой. Людвиг был предоставлен самому себе, читал старые книги по истории, религии, генеалогии. Он курил фарфоровую трубку, пил один, один охотился и избегал благородных балов. Дела имения он вел твердой рукой и был уверен, что управляющий никогда не воровал у него. Соседи считали его педантом, а некоторые наполовину не в своем уме. Когда Акша приняла христианскую веру, он предложил ей – теперь Марии – выйти за него замуж. Сплетники говорили, что Людвиг влюбился в ее наследство. Священник и другие убеждали Акшу отклонить предложение Людвига. Он был потомком польского короля Лещинского. Глория, которая была старше Людвига на 10 лет, противилась этому браку, но на сей раз Людвиг не послушал ее.
Евреи Красноброда опасались, что Акша станет их врагом и настроит Людвига против них, как случалось со многими обращенными, но Людвиг продолжал торговать с евреями, продавал им рыбу, зерно и скот. Зелик Фрамполер, еврей, живущий в имении, торговал для своего хозяина. Глория оставалась владетельницей замка.
В первые недели после женитьбы Акша и Людвиг совершали совместные прогулки в двухместном экипаже. Людвиг даже начал посещать соседних помещиков и говорил, что устроит бал. Он исповедовался о всех своих приключениях с женщинами и пообещал вести себя как богобоязненный христианин. Но прошло не так много времени, как он опять вернулся к старому: порвал с соседями, снова начал свои шашни с крестьянскими девушками и снова начал пить. Тяжелое молчание нависло над мужем и женой. Людвиг избегал спальни Марии и она не беременела. Со временем они перестали обедать за общим столом, и если Людвигу надо было что-то сказать Марии, он посылал с запиской слугу. Глория, которая завеывала деньгами, выдавала невестке один золотой в неделю; состояние Марии принадлежало теперь ее мужу. Для Акши стало ясно, что Бог карает ее и что ничего не остается, как ждать смерти. Но что с ней будет после смерти? Будет ли она поджариваться на ложе из иголок или будет брошена в адскую пустыню? Перевоплотится ли она в собаку, мышь, мельничный камень?
Из-за того, что ей нечем было занять свободное время, Акша проводила весь денв и часть ночи в библиотеке мужа. Людвиг не обновлял ее и книги были старые, переплетенные в кожу, дерево или в изъеденный молью бархат и шелк. Страницы пожелтели и покрылись бурыми пятнами. Акша читала истории о древних королях, далеких странах, о всевозможных сражениях и интригах между князьями, кардиналами, герцогами. Она погружалась в рассказы о крестовых походах, о черной чуме. Мир корчился от грехов, но он был также полон и чудес. Звезды на небе воевали между собой и поглощали одна другую. Кометы предсказывали катастрофы. Ребенок рождался с хвостом; на женщине нарастали чешуя и плавники. В Индии факиры ступали по раскаленным углям не обжигаясь. Другие позволяли закапывать себя живьем и затем выходили из могил.
Странно, но после той ночи, когда Акша обнаружила в своей подушке корону из перьев, она не получала другого знамения от сил, правящих вселенной. Она больше не слышала дедушки и бабушки. Были периоды, когда Акша хотела обратиться к дедушке, но она не осмеливалась поминать его имени своими нечистыми устами. Она предала еврейского Бога и уже не верила больше языческому Богу, и потому воздерживалась от молитвы. Однажды, когда фрампольский Зелик пришел в имение и Акша увидела его в окно, она хотела спросить о еврейской общине, но боялась, как бы он не посчитал за грех говорить с ней, а Глория не обвинила ее в общении с евреями.
Годы накручивались. Волосы Глории стали белыми и голова тряслась. Эспаньолка Людвига стала седой. Слуги старели, глохли, наполовину слепли. Акше, или Марии, было за 30, но она уже считала себя старухой. С годами она все больше и больше убеждалась, что обратиться ее побудил дьявол и именно он соорудил эту корону из перьев. Но дорога назад была отрезана. Русский закон запрещал обращенному вновь вернуться к старой вере. Известия о евреях, которые доходили до нее, были плохими; то синагога в Красноброде сгорела, то мясные лавки. Достойные домовладельцы и старейшины общины повесили сумы на плечи и пошли побираться. Каждые несколько месяцев случалась эпидемия. Возвращаться уже было некуда. Она часто задумывалась о самоубийстве, но как это сделать? У нее не хватало мужества повеситься или перерезать вены; яда у нее также не было.
Постепенно Акша пришла к выводу, что вселенной управляют черные силы. Не Бог был хозяином, а сатана. Она нашла толстую книгу о черной магии, которая содержала подробное описание заклинаний и магических формул, которые вызывают духов, демонов и домовых; жертвоприношения Асмодею, Люциферу и Вельзевулу. Здесь были описания Черной Мессы: рецепт состава, которым ведьмы натирают свои тела, когда, собравшись в лесу, пожирают человеческое мясо и летают по воздуху на метлах, на сошниках, на колесах, в сопровождении сонмищ дьяволов и других ночных тварей, у которых рога и хвосты, крылья летучих мышей и свиные рыла. Очень часто эти твари возлегали с ведьмами, отчего рождались чудища.
Акша вспомнила еврейскую поговорку: «Если не можешь пройти над, пройди под». Она потеряла свое место в будущем мире, поэтому она решила получить радость от того немногого, что у нее в жизни осталось. По ночам она стала призывать дьявола, готовясь заключить с ним союз, как до нее делали мгогие отвергнутые женщины.
Однажды среди ночи, когда Акша проглотила дозу зелья из меда, слюны, своей крови, вороньих яиц, сдобренных шишкой кипариса и мандрагорой, она почувствовал на своих губах холодный поцелуй. В отсвете предрассветной луны она увидела обнаженную мужскую фигуру – высокий и темный, с длинными спутанными волосами, с рожками самца и двумя выпирающими клыками, как у кабана. Он склонился над ней, шепча: «Что прикажет госпожа? Можешь просить половину моего царства».
Его тело просвечивало, как паутина. От него несло помойной ямой. Акша едва не сказала: «Ты мой раб, приди и возьми меня». Вместо этого она пробормотала: «Мои дедушка и бабушка».
Дьявол расхохотался: «Они прах».
«Ты сплел корону из перьев?»
«А то кто же».
«Ты обманул меня?»
«Я обманщик»,– ответил дьявол, хихикая.
«Где же истина?»– спросила Акша.
«Истина в том, что нет истины».
Дьявол слегка помедлил и затем исчез. Остаток ночи Акша провела то наяву, то в дреме. К ней обращались голоса. Груди ее набухли, соски отвердели, живот раздулся. Боль сверлила череп. Зубы оскалились, а язык так распух, что она испугалась, как бы не раскололось небо. Глаза вылезли из орбит. В ушах стоял грохот, как от удара молота по наковальне. Она чувствовала сильную боль, как от тяжкой работы. «Я рожаю демона!»– вскрикнула Акша. Она стала молиться Богу, от которого отреклась. Наконец она заснула, а когда проснулась в предрассветной тьме, все ее боли исчезли. Она увидела деда, строящего в ногах кровати. На нем было белое одеяние с капюшоном, такое же, которое он надевал накануне Йом Кипура, когда благословлял Акшу перед уходом на молитву. Свет лился из его глаз и осветил ее вину. «Дедушка»,– невнятно сказала Акша.
«Да, Акша. Я здесь».
«Дедушка, что мне делать?»
«Беги. Покайся».
«Я погибла».
«Никогда не бывает слишком поздно. Найди человека, которого ты оскорбила. Стань еврейской дочерью».
Позднее Акша не могла вспомнить: действительно дедушка говорил с ней, или она поняла его без слов. Ночь закончилась. Рассвет слегка окрасил окна. Птицы щебетали. Акша осмотрела простыню. Крови не было. Она не родила демона. Впервые за много лет она вознесла благодарственную молитву на иврите.
Она встала, помылась в ванне и покрыла голову шалью. Людвиг и Глория отняли все ее состояние, но она сохранила бабушкины драгоценности. Она завернула их в носовой платок и положила в корзинку вместе с рубашкой и нижним бельем. Людвиг или опять проводил ночь у одной из своих наложниц, или отправился поутру на охоту. Глория лежала больная в своей спальне. Служанка принесла Акше завтрак, но она едва притронулась к нему. Затем она покинула усадьбу. Собаки лаяли на нее, как на незнакомую. Старые слуги смотрели с удивлением на помещицу, которая вышла из ворот с корзинкой на руке и платком на голове, как у крестьянки.
Хотя имение Мальковского было недалеко от Красноброф, Акша большую часть дня провела в дороге. Она присела отдохнуть и умыла руки в ручье. Она повторила по памяти благодарственную молитву и съела ломтик хлеба, который взяла с собой.
Возле Краснобродского кладбища стояла избушка Эбера, могильщика. Снаружи его жена стирала в лохани белье. Акша спросила ее: «Это дорога на Красноброд?»
«Да, сюда прямо».
«Что слышно в деревне?»
«Кто вы?»
«Я родственница реб Нафтоле Холишицера».
Женщина вытерла руки о передник: «От этой семьи не осталось ни души».
«Где Акша?»
Старуха затряслась: «Отец наш Небесный! Пусть бы ее схоронили самую первую».. И она рассказала об обращении Акши. «Она уже получила свое наказание в этом мире».
«Что с этим ешиботником, с которым она была помолвлена?»
«Кто знает? Он не из этих мест».
Акша спросила, где могила ее стариков, и старуха показала на два надгробия, склонившихся одно к другому и поросших мхом и сорняками. Акша простерлась перед ними и оставалась так до вечера.
Три месяца Акша бродила от одной иешивы к другой, но не нашла Цемаха. Она просматривала записи в книгах общин, опрашивала стариков и раввинов и все безрезультатно. Поскольку не в каждом городе была гостиница, ей часто приходилось спать в ночлежках. Она лежала на соломенном тюфяке, покрывшись рогожей и тихонько молилась, чтобы явился ее дедушка и сказал, где найти Цемаха. Но он не подавал никаких признаков. В темноте старики и больные кашляли и ругались. Дети кричали. Матери проклинали. Хотя Акша и воспринимала это как часть наказания, она не могла преодолеть своего унижения. Руководители общин ругали ее. Они могли заставлять ее целыми днями ожидать приема. Женщины относились к ней подозрительно – почему это она разыскивает мужчину, у которого уже наверняка есть жена и дети, или который, возможно, уже в могиле? «Дедушка, почему ты допустил меня до этого?– вскрикивала Акша.– Или покажи мне путь, или пришли за мной смерть».
Одним зимним днем, когда Акша сидела в гостинице в Люблине, она спросила хозяина, слышал ли он о человеке по имени Цемах – небольшом, смуглом, бывшем ученике иешивы и ученом. Один из обитателей гостиницы сказал: «Вы имеете в виду Цемаха, учителя из Ицбика?»
Он описал Цемаха, и Акша поняла, что нашла того самого, которого искала. «Он был обручен»,– сказала она.
«Я знаю. Которая обратилась. А кто вы?»
«Родственница».
«Что вам от него нужно?– спросил гость.– Он беден и впридачу упрям. Всех его учеников увели от него. Он неуправляемый и неуравновешенный человек».
«Есть у него жена?»
«У него уже было две. Одну он замучил до смерти, другая ушла от него».
«Есть у него дети?»
«Нет, он бездетный».
Гость собирался еще что-то сказать, но пришел слуга и позвал его.
Глаза Акши наполнились слезами. Дедушка не оставил ее. Он вел ее правильным путем. Она пошла нанять экипаж до Ицбика и увидела перед гостиницей крытый экипаж, готовый отправиться. «Нет, я не одинока,– сказала она себе.– Каждый шаг известен на небесах».
Сначала шли мощеные дороги, но скоро они превратились в грязные тракты с выбоинами и канавами. Ночь была сырая и темная. Часто пассажирам приходилось выбираться и помогать кучеру вытаскивать экипаж из грязи. Все бранили его, но Акша со смирением сносила тяготы. Падал мокрый снег и задувал холодный ветер. Каждый раз, когда она вылезала из экипажа, она по
лодыжки проваливалась в грязь. В Ицбик они они прибыли поздно вечером. Вся деревня утопала в болоте. Избы были полуразрушены. Кто-то показал Акше дорогу к дому учителя Цемаха – дом был на бугре возле мясных лавок. Хотя и была зима, кругом стояла вонь от гниения. Возле лавок шныряли собаки.
Акша заглянула в окно дома Цемаха и увидела ободранные стены, грязный пол и полки потрепанных книг. Фитиль в миске с маслом был единственным источником света. За столом сидел небольшой человечек с черной бородой, густыми бровями, желтым лицом и выпирающим носом. Он близоруко склонился над большим фолиантом. На нем была ермолка на подкладке, стеганный жакет, под которым виднелся грязный ватин. Пока Акша стояла и смотрела, из щели вылезла мышь и прошмыгнула на кровать, на которой был тюфяк, набитый истертой соломой, подушка без наволочки и изъеденная молью овчина вместо одеяла. Хотя Цемах и постарел, Акша узнала его. Он почесался. Поплевал на кончики пальцев и вытер их о лоб. Да, это был он. Акша одновременно хотела и плакать и смеяться. На мгновение она повернула лицо в темноту. Впервые за последние годы она услыхала голос бабушки: «Акша, беги отсюда».
«Куда?»
«Обратно к Исаву».
Затем она услыхала голос деда: «Акша, он спасет тебя от бездны».
Акша никогда не слыхала, чтобы дедушка говорил с такой горячностью. Она ощутила пустоту, которая бывает перед обмороком. Она облокотилась на дверь и та открылась.
Его глаза навыкате пожелтели.
«Что тебе нужно?»– прохрипел он.
«Вы реб Цемах?»
«Да, а кто вы?»
«Акша из Красноброда. Когда-то ваша невеста . . .»
Цемах молчал. Он открыл искривленный рот, обнажив единственный зуб, черный как крючок. «Обратившаяся?»
«Я опять вернулась к евреям».
Цемах подпрыгнул. Он исторг ужасный крик: «Пошла вон из моего дома. Пусть имя твое сгниет!»
«Реб Цемах, пожалуйста, выслушайте меня».
Он подбежал к ней со сжатыми кулаками. Миска с маслом опрокинулась, свет исчез.
«Грязная блудница!»
СИНАГОГА В ХОЛИШИЦЕ была переполнена. Это был день накануне новолуния, и все собрались вознести молитвы. Из женского угла доносились набожные речитативы.
1 2 3 4