Грею всегда удавалось их спасти, и независимо от их внешних данных он давал им кров – «хотя бы на две-три недельки, чтобы они встали на ноги». До постели, как правило, доходило много позже. На ноги-то они в конце концов вставали, только не на свои, а на его. Он крутился, как белка в колесе, занимался для них готовкой, уборкой, заботился о них, искал им врачей и психотерапевтов, устраивал в реабилитационные центры либо сам пытался спасти их от пьянства. Подбрасывал им деньжат, а сам едва сводил концы с концами. Они находили у него безопасное пристанище, доброту и утешение, он отдавал им всего себя – но при одном условии: если у них не было детей. С детьми Грей общаться не умел. Они приводили его в ужас, причем так было всегда. Дети служили напоминанием о его непростом детстве, а вспоминать о нем Грею не хотелось. Общение с детьми или с семьями, имеющими детей, лишний раз напоминало ему, насколько ущербной была жизнь его собственных родителей.Женщины, с которыми Грей знакомился, поначалу не производили впечатление неблагодарных тварей и даже уверяли, что всю жизнь будут ему признательны. Они были классические неумехи, как правило, истерички, и в их жизни царила полная неразбериха. Его романы длились от месяца до года. Грей устраивал своих женщин на работу, приводил в порядок, представлял людям, готовым помочь, и всякий раз они либо оказывались в клинике или психушке, либо уходили от него к кому-то другому. У него никогда не возникало желания жениться, но появлялась привязанность, и, когда спустя некоторое время они уходили, он испытывал разочарование. Правда, ненадолго. Для Грея это не было неожиданностью. Такая уж у него была натура – заботиться о других, и, как всякий нежный отец, он был внутренне готов к тому, что птенцы рано или поздно вылетят из гнезда. Только всякий раз, к его великому недоумению, это обретало какие-то неуклюжие и болезненные формы. Женщины редко уходили из его жизни с тактом и изяществом. Они крали его вещи, закатывали шумные ссоры, так что соседи вызывали полицию, будь у него машина – они бы и шины ему прокалывали; вышвыривали в окно вещи либо учиняли такой скандал, что ему делалось и неловко, и обидно. Он не слышал от них ни слова благодарности – за то, что тратил на них свое время, деньги и душевное тепло. И в конечном итоге очередное расставание вызывало у него облегчение. В отличие от Адама и Чарли, молоденькие девушки его никогда не интересовали. Его больше привлекали женщины за сорок и непременно с серьезными психическими отклонениями. Грей говорил, ему импонирует их беззащитность, он испытывал к ним глубокую жалость. Адам советовал ему предложить свои услуги Красному Кресту или какому-нибудь центру экстренной психологической помощи, где он мог бы до конца реализовать свои душевные наклонности, вместо того чтобы превращать свою жизнь в бесконечное спасение психически неуравновешенных женщин среднего возраста.– Ничего не могу с собой поделать, – смущенно оправдывался Грей. – Мне всегда кажется, что, кроме меня, им помощи ждать неоткуда.– Вот-вот. Тебе еще везет, что никто из этих психованных тебя до сих пор не зарезал во сне.Сказать по правде, одна такая попытка была, но, к счастью, неудачная. Греем владело непреодолимое желание спасать мир, а особенно – страдающих женщин. Кончалось же все тем, что почти все те женщины, с кем он встречался, бросали его ради других мужчин. И стоило очередной пассии уйти, как появлялась следующая, причем тоже в состоянии глубокого отчаяния. Вся его жизнь мгновенно в очередной раз переворачивалась с ног на голову. Это были американские горки, к которым он уже давно привык. По-другому он никогда и не жил.В отличие от Чарли и Адама, чьи родители вели респектабельный и консервативный образ жизни (у Адама – на Лонг-Айленде, а у Чарли – на Пятой авеню), Грей, когда рос, где только не побывал. Его усыновила при рождении супружеская пара, входившая в состав одной из самых знаменитых на тот момент рок-групп. Он воспитывался – если это так можно назвать – среди величайших рок-музыкантов своего времени, которые уже лет с восьми норовили угостить его то косячком, то пивком. У его родителей была и приемная дочь. Сына они назвали Грей, а дочку – Спэрроу. Вместе получалось что-то вроде Серого Воробышка. Когда Грею было десять, мама с папой «переродились» и ушли с эстрады. Они отправились в Индию, затем в Непал, пожили на Карибах и четыре года провели на Амазонке, где их домом стала обыкновенная пирога. От того времени у Грея остались воспоминания о страшной нищете, свидетелями которой они были, о туземцах, с которыми встречались. Наркотики он тоже помнил. Его сестра потом стала буддистской монахиней, вернулась в Индию и отдала себя служению голодающим в Калькутте. Сам Грей в восемнадцать лет сошел с лодки – в буквальном и фигуральном смысле – и уехал в Нью-Йорк, чтобы посвятить себя искусству. У родителей тогда еще водились деньги, но он решил испытать себя в самостоятельной жизни и провел несколько лет, обучаясь живописи в Париже, после чего вернулся в Нью-Йорк.К тому времени родители перебрались в Санта-Фе, а когда Грею исполнилось двадцать пять, они усыновили мальчика из племени навахо и назвали его Бой. К Серому Воробышку прибавился Мальчик. Усыновление было сопряжено с определенными трудностями, но в конце концов племя согласилось отдать ребенка. Грею он казался симпатичным мальчишкой, но в силу разницы в возрасте виделись они крайне редко. Когда Бою было восемнадцать, приемных родителей не стало, и он вернулся в племя. С тех пор прошло семь лет, и, хотя Грей знал о местонахождении брата, они никогда не общались. Раз в несколько лет он получал письмо из Индии, от Спэрроу. Они никогда не были особенно близки, их юность прошла в противостоянии причудам и выходкам эксцентричных родителей. Он знал, что Спэрроу много лет искала настоящих отца и мать – наверное, мечтала о нормальной семье. Она нашла их в Кентукки, обнаружила, что у нее с ними ничего общего, и с тех пор с ними больше не виделась. У Грея никогда не возникало желания искать собственных родителей, он не хотел добавлять в свой безумный коктейль новых чудиков. Хватало и тех, с которыми вырос, и женщин, с которыми он встречался. Их неурядицы, которыми он так горячо занимался, были из того же разряда, что злоключения его детства и юности, и он чувствовал себя в этой обстановке как рыба в воде. Но одно Грей знал твердо: он не хочет иметь детей и подвергать их таким же испытаниям. Пусть детей заводят другие, такие, как Адам, которые в состоянии дать им достойное воспитание. Про себя Грей знал, что ему это не под силу, у него не было перед глазами примера хороших родителей, не было настоящей семьи как образца для подражания. Зачем иметь детей, если ничего не можешь им дать? Им владело одно желание – писать картины, и это у него неплохо получалось.Каковы бы ни были его гены, кто бы ни были его настоящие родители, Грей был наделен от природы недюжинным талантом, и, хотя в деньгах он никогда не купался, его работы были заметным явлением в живописи. Критики единодушно признавали его достоинства. Но из-за того, что в жизни у него вечно все шло кувырком, он так и не смог стать художником успешным и состоятельным. То, что в молодости заработали его родители, они потом спустили на наркотики и странствия. Грей привык обходиться малым, отсутствие денег его не тревожило. Что имел, он всегда отдавал другим, тем, кто, по его мнению, больше нуждался. И ему было все равно, купается ли он в роскоши на яхте у Чарли или мерзнет в своей студии в нью-йоркском районе Митпэкинг. Есть в его жизни в данный момент женщина или нет, его тоже не особенно волновало. Его главным интересом была работа. И друзья.Грей уже давно убедился, что, хотя женщины временами и обладают определенной привлекательностью и ему даже нравится ощущать рядом теплое тело, способное согреть студеной зимней ночью, все они в той или иной степени сумасшедшие, во всяком случае, те, которые оказывались в его постели. Да и друзьям заведомо было известно: если женщина с Греем, она почти наверняка тронутая. Это был его крест, его всю жизнь неудержимо тянуло к эксцентричным особам, что и неудивительно после того ненормального детства, какое ему выпало. И он был убежден, что единственный способ снять это заклятие или лучше сказать – проклятие, наложенное на него его чокнутыми приемными родителями, это не обрекать на безумный образ жизни еще и своих детей. Грей любил приговаривать, что оказывает человечеству большую услугу тем, что зарекся иметь детей. Этот зарок он никогда не нарушал. И знал, что не нарушит и впредь. Он говорил, у него на детей аллергия, а у них – на него. В отличие от Чарли Грей не искал идеальной женщины, он был бы рад найти когда-нибудь одну нормальную. А пока те, что встречались на его пути, наполняли его жизнь приключениями, а при расставании – и чувством облегчения, которое испытывал не только он, но и его друзья.– Итак, чем займемся сегодня? – спросил Чарли, когда все трое позавтракали и распластались на палубе.Солнце стояло высоко, был уже почти полдень, погода – лучше не бывает. Адам сказал, что хочет пройтись по магазинам, купить что-нибудь для детей. Дочь обожала подарки, сын же был неприхотлив. Оба обожали отца, хотя с матерью и отчимом были в прекрасных отношениях. У Рэчел и ее педиатра было двое общих детей, которых Адам предпочитал не замечать, хотя он и знал, что Аманда с Джекобом их очень любят. Адам о них и слышать не желал. Он так и не простил Рэчел ее измену. И никогда не простит! Он давно убедился, что все женщины стервы. Мать вечно пилила отца и отзывалась о нем весьма нелестно. Отец всегда молча сносил попреки. Сестра Адама была похитрее матери и всего добивалась нытьем. Или же выпускала коготки и шипела. Адам был убежден, что идеальных женщин не существует и надо идти своей дорогой. Пока ему удавалось не задерживаться долго возле одной юбки. Но по-настоящему он расслаблялся и притуплял бдительность только на борту этой яхты, в компании Грея и Чарли. Или же со своими детьми.– В час магазины закроются на обед, – напомнил Чарли. – Можем съездить после перерыва, ближе к вечеру.Адам припомнил, что в Сен-Тропе магазины открываются после сиесты только в половине четвертого, а то и в четыре.Они только что позавтракали, хотя Адам, после вчерашних излишеств, осилил только один круассан и кофе. Желудок вообще был слабым местом Адама – несколько лет назад у него нашли язву. Это была обратная сторона нервной работы, но он не роптал. За долгие годы он поднаторел в деле отстаивания интересов спортсменов и звезд, эта работа нравилась ему и приносила удовлетворение. Он вносил за своих клиентов залог, когда они попадали в кутузку, договаривался об условиях их концертных турне, вел бракоразводные дела, следил за выплатой алиментов их бывшим женам и любовницам и подписывал бумаги о содержании их внебрачных детей. Он чувствовал себя востребованным, постоянно был в форме и не желал себе другой работы. И вот теперь он наконец в отпуске. Адам обычно брал отпуск дважды в год – месяц на яхте у Чарли в августе был святым делом, а еще он выкраивал недельку зимой, чтобы отправиться с Чарли на Карибы. Грей в этом путешествии никогда не участвовал, в его память навечно въелись воспоминания о безумной жизни на Карибах с приемными родителями, и он говорил, что ничто не заставит его туда вернуться. Конец августа Адам неизменно посвящал недельному отдыху с детьми и путешествовал с ними по Европе. В этот раз он, как всегда, должен был встретиться с ними в последнюю неделю месяца. Дети сядут в Нью-Йорке на самолет, прилетят за ним в Ниццу, после чего они втроем отправятся на неделю в Лондон.– А что вы скажете, если мы на время сбавим обороты и бросим якорь? Встанем, к примеру, напротив пляжа и двинем на катере на берег, пообедаем в «Клубе 55», а? – предложил Чарли, и все дружно закивали. Это был их обычный план действий в Сен-Тропе.На борту яхты у Чарли были все мыслимые развлечения для гостей – водные лыжи, гидроцикл, небольшой парусник, доски для виндсерфинга, оборудование для подводного плавания. Но трое друзей большую часть времени просто наслаждались бездельем. Они проводили время за обедом и ужином, за выпивкой и общением с женщинами, немного плавали. А вот спали, наоборот, очень много. Особенно Адам, который всегда приезжал вымотанный до предела и говорил, что единственное место и время, где ему удается нормально выспаться, – это яхта Чарли в августе месяце. Только тут его наконец отпускали все заботы. Правда, он ежедневно получал факсы из конторы и регулярно проверял электронную почту. Но все секретари, помощники и партнеры знали, что беспокоить его в августе можно только в случае крайней необходимости. Кто осмелится – пусть пеняет на себя. В августе Адам наконец позволял себе забыть о делах и клиентах. Все, кто его знал, понимали, что после трудов праведных он заслужил передышку. Зато потом, в сентябре, с ним было намного проще иметь дело. Заряда положительных эмоций, полученных в компании с друзьями, ему хватало на много недель, а то и месяцев.Трое друзей познакомились на почве филантропии. Фонд Чарли организовывал сбор средств на приют в Верхнем Вестсайде для женщин и детей, ставших жертвами домашнего насилия. Организатор этого мероприятия искал выход на одного известного рок-музыканта, чтобы привлечь его к участию, и связался с Адамом, как с его представителем. Адам с Чарли встретились за обедом, чтобы обсудить детали, и обнаружили, что у них много общего.Адаму удалось уговорить своего именитого клиента принять участие в концерте, что давало возможность рассчитывать на значительные пожертвования. На том же мероприятии была выставлена на аукцион одна из работ Грея – тот сам ее отдал на благотворительные нужды, хотя для него это была огромная жертва, ведь он практически лишался полугодового дохода. После мероприятия он вызвался расписать стену в одной солидной фирме, работающей под эгидой фонда.
1 2 3 4 5 6 7