Кэти явно было неуютно рядом с родственниками своего мужа, о чем она не преминула ему сообщить. И Мюриэл была на удивление холодна с ней, хотя вообще-то ей это было несвойственно. Когда Питер указал на это своей сестре, та неловко пробормотала, что Кэти совсем из другого мира. Будучи женой Питера, она даже не познакомилась с его отцом. Одетая в дорогое черное пальто и отделанную мехом шляпу, она, казалось, была очень раздражена тем, что ей пришлось приехать в такую глушь, и Мюриэл это заметила, окончательно расстроив своего брата. Они даже поссорились из-за этого, и в конце концов оба расплакались. Чтение завещания только усугубило и без того напряженную ситуацию. Отец оставил ферму Мюриэл и Джеку, и Кэти не смогла скрыть своего гнева в тот момент, когда адвокат закончил чтение последней воли покойного.– Как он мог с тобой так поступить? – спрашивала она Питера, оказавшись с ним наедине в его старой спальне, где дощатый пол был застелен линолеумом, а стены покрыты потрескавшейся расписанной штукатуркой. Это мало напоминало дом, который Фрэнк купил им в Гринвиче. – Он же лишил тебя наследства!Кэти была возмущена до глубины души, и Питер попытался как-то объяснить ей происшедшее. Он понимал это гораздо лучше своей жены.– Это все, что у них есть, Кейт. Это жалкое, забытое Богом место. Здесь вся JHX жизнь. У меня есть карьера, хорошая работа, ты. Мне не нужна ферма. Я никогда не хотел владеть ею, и папа это знал.Питер не считал это неуважением или несправедливостью. Он хотел, чтобы ферма досталась Мюриэл. Для них она значила все.– Ты мог бы продать ее и разделить с ними деньги, чтобы они могли переехать в более симпатичное место, – оскорбленно ответила Кейт, заставив Питера еще раз убедиться в том, что она ничего не понимает.– Они этого не хотят, милая, и скорее всего именно этого папа и боялся. Он не желал, чтобы мы продавали ферму. На то, чтобы купить ее, он потратил всю жизнь.Кейт не стала ему говорить, каким бедствием, по ее мнению, это было, но ее мысли были написаны у нее на лице, и между супругами воцарилось молчание. Кейт считала, что ферма в еще худшем состоянии, чем выходило из рассказов Питера. Она почувствовала облегчение от сознания того, что они никогда больше сюда не вернутся. После того как старый Хаскелл лишил своего сына наследства, ей больше нечего было сказать. Кейт решила, что Висконсин стал частью отдаленного прошлого. Ей хотелось, чтобы Питер поскорее уехал отсюда.Мюриэл все еще казалась очень расстроенной, когда они возвращались в Нью-Йорк, и у Питера возникло странное чувство, что он прощается не только с отцом, но и с ней тоже. Кейт как будто только это и было нужно, хотя она ни разу не сказала ему об этом в открытую. Его жене словно хотелось, чтобы он был связан только с ней, чтобы его корни и его пристрастия, его верность и любовь – все принадлежало ей. Казалось, Кейт ревнует его к Мюриэл и к тому куску его жизни, который она собой воплощает. То, что Питер не получил свою долю в имуществе отца, было хорошим поводом покончить с этим раз и навсегда.– Ты правильно сделал, что уехал отсюда несколько лет назад, – тихо сказала Кейт, когда они ехали обратно. Она делала вид, что не замечает слез, лившихся по щекам Питера. Ей хотелось только одного – добраться до Нью-Йорка как можно быстрее. – Питер, здесь тебя ничто не держит, – твердо добавила она.Он хотел было возразить жене, сказать ей, что она не права, но он знал, что это не так, что Кейт все правильно почувствовала, и теперь ему не оставалось ничего другого, как испытывать чувство вины. Он больше не принадлежал своей родине. Он никогда ей не принадлежал.И когда в Чикаго они сели в самолет, он почувствовал облегчение, прокатившееся по его телу сладкой волной. Ему снова удалось сбежать. На каком-то глубинном душевном уровне он страшно боялся того, что отец оставит ферму ему и он будет вынужден управлять ею. Но отец оказался мудрее, чем думал Питер, и лучше него знал, что его сыну это не нужно. Родительская ферма больше не волновала Питера Хаскелла. Она ему не принадлежала и не могла его поглотить, чего он так страшился. Наконец-то он был свободен. Теперь это была головная боль для Джека и Мюриэл.И когда самолет, оторвавшись от земли, взял курс на аэропорт Кеннеди, Питер вдруг понял, что сама ферма и все, что она собой символизировала, осталось позади. Оставалось надеяться только на то, что вместе со всем этим он не потерял и сестру.Во время полета он молчал и в течение нескольких последовавших после этого недель так же молча оплакивал своего отца. Питер почти не делился своими переживаниями с Кейт, по большей части из-за того, что она, как ему казалось, не хочет этого слышать. Пару раз он позвонил Мюриэл, но она всегда была занята детьми или помогала Джеку по хозяйству. На разговоры у нее времени не хватало, но когда однажды она все-таки улучила минутку, Питеру совсем не понравилось то, что его сестра говорила про Кэти. Критические замечания Мюриэл в адрес его жены еще сильнее расширили пропасть между ними, и через некоторое время Питер перестал ей звонить. Он целиком погрузился в работу и нашел убежище в том, что происходило в его кабинете. Его дом был здесь. Вся его жизнь в Нью-Йорке казалась ему совершенной. Он идеально вписался в «Уилсон-Донован», в круг новых друзей, в общественную жизнь, которую вела Кейт. Как будто он родился здесь и ничего иного у него до этого не было.Нью-йоркские друзья считали Питера своим. Он был интеллигентным и остроумным человеком, и окружающие смеялись над ним, когда он говорил, что вырос в деревне. В большинстве случаев ему просто никто не верил. Он был больше похож на бостонца или жителя Нью-Йорка. И у него очень хорошо получалось делать все то, что от него ожидали Донованы. Фрэнк настоял на том, чтобы они жили в Гринвиче, штат Коннектикут, как он сам. Он хотел, чтобы «его детка» была поближе к нему, да и сама Кэти к этому привыкла и не мыслила свою жизнь иначе. «Уилсон-Донован» размещалась в Нью-Йорке, и у молодых была там квартира, но вообще Донованы всегда жили в Гринвиче, в часе езды от Нью-Йорка. Питер быстро привык каждое утро вскакивать в поезд вместе с Фрэнком. Ему нравилось в Гринвиче, он полюбил их дом и свою жизнь с Кэти. В основном они прекрасно общались друг с другом, и единственным поводом для разногласий было то, что, по мнению Кейт, Питер должен был бы получить в наследство ферму и продать ее. Но они давно уже перестали спорить на эту тему, уважая суждения друг друга.Была и еще одна вещь, которая причиняла Питеру беспокойство, – то, что Фрэнк купил им их первый дом. Питер пытался было возражать, но потом решил не расстраивать Кэти, которая умоляла его позволить ее отцу сделать это. В конце концов она победила. Кейт хотелось иметь большой дом, чтобы поскорее нарожать детей, а Питер, разумеется, не мог себе позволить купить жилище такого размера, к которому привыкла его богатая жена. Именно этого-то Питер так и боялся в свое время. Но Донованы провернули все это дело очень деликатно. Отец Кэти назвал уютный тюдоровский дом «свадебным подарком». Питеру он казался настоящим особняком. Достаточно большой, чтобы разместить в нем троих или четверых детей, с красивой крышей, столовой, гостиной, пятью спальнями, комнатой для игр, рабочим кабинетом и уютной кухней в деревенском стиле. Да, их новое жилище никак не могло сравниться с тем рассыпающимся старым домом в Висконсине, который отец Питера оставил его сестре. И Питер робко признавался сам себе, что он полюбил этот дом.Кроме того, мистер Донован планировал нанять домработницу и кухарку, но тут Питер встал на дыбы и объявил, что сам будет стряпать, если понадобится, но не позволит Фрэнку оплачивать им прислугу. Постепенно Кэти сама научилась немного готовить, но когда подошло Рождество, она уже так страдала от токсикоза, что не могла ничего делать и основная работа по дому легла на плечи Питера. Его, впрочем, это совсем не раздражало – счастливый супруг с нетерпением ожидал появления первого ребенка. Надвигающееся событие казалось ему чем-то вроде некоего мистического обмена, особым утешением за утрату отца, которую он все еще в глубине души очень сильно переживал.Для них обоих это было начало счастливых и плодотворных восемнадцати лет. За первых четыре года у них родились три сына, а после этого жизнь Кэти наполнилась самой разнообразной деятельностью – благотворительными комитетами, родительскими советами и прочим, – и ей это нравилось. Мальчики тоже занимались тысячей разных вещей – футболом, бейсболом, плаванием; через некоторое время Кэти вступила в совет директоров Гринвичской школы. Она была совершенно поглощена общественной жизнью и очень обеспокоена состоянием мировой экологии, а также другими материями, которыми Питер тоже хотел бы интересоваться, но не успевал. Он обычно говорил, что Кэти занимается глобальными проблемами за них обоих. Ему нужно было только одно – отдавать все свои силы работе.Но и об этом его жена тоже очень много знала. Мать Кэти умерла, когда девочке было три года, и она с детства привыкла быть товарищем своему отцу. Став взрослой, она знала все о его бизнесе, и когда она вышла замуж за Питера, ситуация совершенно не изменилась. Временами Кейт узнавала какие-то внутренние новости компании еще раньше, чем Питер. А если он делился с ней теми или иными событиями, зачастую, к его удивлению, обнаруживалось, что для нее это давно не новость. Постепенно это начало создавать проблемы, но в принципе Питер охотно смирился с местом, которое в их жизни занимал Фрэнк. Взаимная связь отца и дочери оказалась гораздо крепче, чем он ожидал, но ничего плохого в этом не было. Фрэнк был справедливым человеком и всегда знал меру, высказывая свое мнение. Во всяком случае, Питер так думал, пока Фрэнк не попытался посоветовать ему, в какой детский садик отправить их сына. Тут уж Питер вежливо, но твердо заявил, что сам будет решать подобные вопросы, что и делал – или по крайней мере пытался, – пока его дети не окончили школу. Но бывали случаи, когда отец Кэти был совершенно непреклонен, и Питера особенно расстраивало, что его жена периодически встает на сторону Фрэнка, хотя она и пыталась быть дипломатичной.Тем не менее привязанность Кэти к отцу с годами становилась все сильнее, и она соглашалась с ним гораздо чаще, чем этого хотелось бы Питеру. Это был единственный повод для жалоб в их в общем-то счастливом браке. В его жизни было столько радости, что он не чувствовал себя вправе страдать из-за периодических схваток с Фрэнком за власть. Анализируя свою жизнь, Питер понимал, что радости с лихвой перевешивали боль или невзгоды.Единственным событием, опечалившим его всерьез, была смерть сестры. Как и их мать, она умерла от рака, только в гораздо более раннем возрасте: Мюриэл было всего двадцать девять лет. Она тоже не имела возможности лечиться. Они с мужем отличались особой гордостью бедняков и не звонили ему во время ее болезни. Когда Джек наконец связался с ним, Мюриэл была уже на смертном одре, и Питер с сокрушенным сердцем примчался в Висконсин. Через несколько дней она умерла. Не прошло и года, как Джек продал ферму, женился вторично и переехал в Монтану. В течение нескольких лет Питер ничего не знал о том, где он поселился и что случилось с детьми его сестры. А когда наконец Джек объявился, Кейт сказала, что слишком много воды утекло и что он должен забыть о его существовании. Питер послал Джеку деньги, ради которых тот и звонил, но так и не выбрался в Монтану, чтобы повидать детей Мюриэл. Он понимал, что они его не узнают. У них была новая мама, новая семья, и Питер знал, что Джек позвонил ему только потому, что ему нужны были деньги. У него никогда не было особой привязанности к брату его покойной жены, как, впрочем, и у Питера к нему, хотя Питеру хотелось бы общаться со своими племянницами и племянниками. Но он был слишком занят и не смог выбрать время для поездки в Монтану. Они стали для него частью другой жизни. В какой-то степени было проще последовать совету Кейт и пустить все на самотек, хотя у Питера возникало чувство вины всякий раз, когда он вспоминал об этом.У Питера была своя жизнь, своя семья, и ему было о чем заботиться и что защищать – и за что бороться. И первая серьезная битва разразилась тогда, когда их старший сын Майк должен был перейти в старшие классы. Несколько поколений Донованов учились в Эндоверском интернате, и Фрэнк считал, что Майк должен поступить туда же, а Кэти с ним соглашалась. Но Питер был против. Он хотел, чтобы мальчик жил дома с родителями до поступления в колледж. Однако на этот раз победил Фрэнк. Решающее слово оставалось за самим Майком, которого мать и дедушка убедили в том, что, если он не поедет в Эндовер, ему никогда не удастся попасть в приличный колледж, не говоря уже о бизнес-школе, и он упустит возможность найти в будущем достойную работу и приобрести нужные связи. Питеру это казалось смешным. В качестве аргумента он говорил, что окончил Мичиганский университет, вечернюю школу в Чикаго, никогда не учился в бизнес-школе и ни разу не слышал об Эндовере, когда рос на ферме в Висконсине. «И я всего добился», – сказал он с улыбкой. И действительно, он управлял одной из крупнейших корпораций страны. Но Питер был совершенно не готов к тому, чтобы услышать ответ Майка:– Но ты же женился на этом, папа. Это совсем другое дело.В глазах Питера Майк мог без труда прочитать, какую боль он причинил отцу. Мальчик быстро поправился, говоря, что ничего такого в виду не имел и что двадцать лет назад все было «по-другому». Но оба понимали, что Майк прав. И в конце концов он отправился в Эндовер, а теперь, подобно дедушке, готовился к поступлению в Принстон. Пол тоже учился в Эндовере, и только Патрик, самый младший, поговаривал о том, чтобы доучиваться дома или поехать в Экзетер, – только для того, чтобы не повторять путь своих братьев. На раздумья у него оставался еще год, и периодически он изъявлял желание учиться в интернате в Калифорнии. Питер хотел что-то изменить в этой ситуации, но понимал, что не может ничего поделать.
1 2 3 4 5