вскочил, погасил сигарету и поспешил в студию, где застал режиссера, внимательно изучающего последние изменения.
Режиссером был его давний знакомый — голливудский ветеран, пришедший в сериал после постановки множества телевизионных фильмов, имевших успех. Обычно «мыльные оперы» на телевидении не снимали такие маститые режиссеры, но Билл знал, что делает, когда брал его: Аллан Мак-Лафлин был требователен к себе и другим. Видя, что он серьезно беседует с Сильвией и актером, игравшим роль Джона, Билл тактично остался стоять в углу, откуда, не мешая, имел возможность за всем наблюдать.
— Билл, кофе? — спросила миловидная молоденькая ассистентка, на протяжении года проявлявшая к Биллу интерес. Он ей нравился. Многие обнаружили бы в нем сходство с этаким «плюшевым мишкой»: высокий, сильный, душевный, умный, привлекательный, хотя и не красавец, улыбчивый и обходительный, несмотря на огромные нагрузки и интенсивность, с которой работал.
— Нет, спасибо, не надо, — улыбнулся Билл и покачал головой.
«Симпатичная девчушка… но только как ассистентка», — подумал он и тут же выбросил ее из головы. Здесь он мог только работать: сосредоточиться на том, что происходит перед камерами, или на мыслях о будущих поворотах сюжета.
Билл вновь переключил свое внимание на режиссера. Он заметил, что Сильвия учит текст, а исполнители ролей Хелен и Джона тихо беседуют. Двое актеров были одеты в полицейскую форму, а на «жертве» — торговце наркотиками, которого предстояло «убить», уже была окровавленная рубашка, выглядевшая очень натуралистично. Актер смеялся и обменивался шуточками с одним из монтировщиков декораций. Это был его последний день в сериале, ему не надо было учить роль: по замыслу он появлялся перед камерой уже мертвым.
— Две минуты, — произнес какой-то голос достаточно громко, чтобы все слышали, и у Билла слегка засосало под ложечкой. Так случалось всегда. Это чувство было ему знакомо с тех пор, когда он, молодой актер, еще учился в колледже. И в Нью-Йорке Биллу всегда становилось не по себе за час до поднятия занавеса перед началом его пьесы. Теперь, спустя десять лет после рождения сериала, его все так же перед эфиром мучило волнение: что, если все сорвется?.. если упадет рейтинг?.. если никто не будет смотреть?.. если уйдут все актеры?.. если они забудут свои роли?.. если… Поводы для страхов были бесконечны.
— Одна минута!
Под ложечкой засосало сильнее. Билл оглядел помещение. Сильвия, прикрыв глаза, в последний раз повторяет слова и пытается сосредоточиться, Хелен и Джон заняли свои места и готовы к грандиозному скандалу, с которого начинается серия. Торговец наркотиками в окровавленной рубашке за кадром уплетает большущий сандвич «пастрами»… В полной тишине ассистент режиссера поднял руку с растопыренными пальцами, показывая количество секунд, оставшихся до трансляции. Четыре… три… две… одна… Спазм под ложечкой. Рука опускается…
Хелен и Джон отчаянно ругаются, язык бранный, но в пределах цензурности, ситуация на грани взрыва, Джон знает слова, и все же временами они, как всегда, импровизируют. Чаще всего Хелен, но у нее это хорошо получается, и Билл не возражает, поскольку она не сильно отдаляется от текста и не подводит других актеров… Проходит четыре минуты драматического спектакля, хлопает дверь, и наступает рекламная пауза. Хелен сходит с площадки бледная как полотно. Их работа хоть и коротка, но интенсивна, диалоги и ситуации настолько реальны, что актеры сами верят в них. Билл ловит ее взгляд и улыбается. Она, как всегда, хорошо поработала, прекрасная актриса.
Снова поднимается вверх рука. Полная тишина. Ни звука, ни шороха, даже ключи ни у кого не звякнут в кармане. Джон отправляется в загородный дом к торговцу, наркотиками, который анонимно звонил Хелен и сообщил ей о романе мужа с ее сестрой. Раздаются выстрелы — мужчина в окровавленной рубашке распростерт на полу, он, безусловно, мертв. Крупным планом лицо Джона, его глаза убийцы. Рядом стоит Воун. Следующий кадр: Воун, необыкновенно красивая, в маленькой, но шикарно обставленной квартирке, которую снял для нее Джон. Девушка прощается с выходящим от нее мужчиной. Без слов понятно, что она занимается проституцией. Крупным планом глаза Воун — озабоченные, прекрасные и несколько остекленевшие.
Билл внимательно следит за тем, как разворачиваются события, потом наступает рекламная пауза, и он расслабляется. Каждый день у него перед глазами разыгрывается новая пьеса, новая драма, раскрывается новый мир. Эта магия не перестает его интриговать. Иногда он задает себе вопрос, почему работает, почему сериал пользуется таким успехом? Может быть, потому, что он сам им так увлечен? Изредка он думает, что бы случилось, если бы он продал концепцию сериала или бросил его?.. Остался в Нью-Йорке, занялся чем-нибудь другим, по-прежнему был бы женат на Лесли, жил с ней и сыновьями… Появились бы у них еще дети? Писал бы он пьесы для Бродвея? А может, они все равно бы развелись? Трудно загадывать…
Убедившись, что все идет хорошо и ему не надо дожидаться конца съемки, Билл вышел из студии и медленно направился к себе в кабинет. Он был утомлен, но ощущал удовлетворение и уверенность, что ближайшие серии также должны пройти хорошо. Билл любил сериал за то, что тот не позволял ему лениться и благодушествовать. Здесь нельзя было двигаться по накатанной колее, использовать готовые рецепты или повторяться. Нужно было ежедневно, ежечасно заботиться о свежести своего детища, иначе оно бы просто умерло. Биллу нравилось это каждодневное испытание своих сил. Сегодня все удалось, он вернулся к себе в офис, уселся на диван и стал глядеть в окно.
— Как там дела? — спросила Бетси, бывшая его секретаршей уже почти два года, что на телевидении считалось чуть ли не вечностью.
— Все о'кей. — Билл выглядел довольным. Под ложечкой больше не сосало, наступило приятное состояние удовлетворенности. — От руководства телекомпании известий не было?
Он послал некоторые новые идеи относительно дальнейшего развития сериала и ждал ответа, хотя знал, что руководство, конечно же, разрешит ему действовать по своему усмотрению.
— Еще нет. По-моему, Леланд Харрис и Натан Стейнберг куда-то уехали.
Это были боги, от которых зависела его жизнь, — всеведущие, всесильные, всевидящие. С Натаном Билл время от времени ездил на рыбалку, и, хотя бытовало мнение, что он прохвост, Билл его, в общем-то, любил и не мог пожаловаться на плохое к себе отношение.
— Вы сегодня уйдете пораньше? — с надеждой взглянула на него Бетси. Иногда, когда Билл приходил в офис на рассвете, то уходил около пяти, но это случалось редко, и теперь он только покачал головой и направился в противоположный угол кабинета, к письменному столу, рядом с которым на отдельном столике помещалась его старая пишущая машинка фирмы «Роял» — одна из немногих вещей, оставшихся от отца.
— Я, наверное, еще останусь. — Написанное сегодня утром сработало, а это значит — им придется вносить много изменений в следующие серии. — Барнеса придется полностью вычеркнуть. Мы его просто убили. Воун грозит тюрьма, не говоря о том, что у Хелен открываются глаза на Джона. Еще немного, и она узнает, что ее младшая сестра благодаря ее дорогому муженьку пристрастилась к наркотикам и стала лгуньей.
Билл радостно улыбался, вытянув ноги под письменным столом, откинувшись на спинку кресла и заложив руки за голову. Он был доволен и расслаблен.
— Вы помешаны. — Бетси надулась и вышла из кабинета, а потом опять просунула в дверь голову: — Заказать вам что-нибудь из столовой на вечер?
— Господи… теперь я знаю, что ты хочешь отравить меня. Оставь на своем столе пару сандвичей и термос с кофе. Я возьму, когда проголодаюсь.
Но чаще всего Билл обращал внимание на время лишь к полуночи, и тогда уже не хотел есть. Бетси часто удивлялась, как он не умирает с голоду, когда утром обнаруживала в кабинете полные пепельницы, дюжину чашек с остывшим кофе и с полдюжины разбросанных оберток от «Сникерсов».
— Вы бы поехали домой и поспали.
— Спасибо, мамуля, — ухмыльнулся Билл, а Бетси снова закрыла дверь. Она была замечательная особа, и Билл очень ценил ее.
Он все еще улыбался, думая о Бетси, когда дверь снова открылась. Билл поднял глаза и увидел Сильвию в костюме и гриме. У него всегда захватывало дух от ее потрясающей внешности. Рослая, стройная, с полной, высокой силиконовой грудью, словно просящей, чтобы мужские руки касались и ласкали ее, невероятно длинноногая, она была почти такого же роста, что и Билл. Густые черные волосы до талии, матово-белая кожа, зеленые кошачьи глаза — на такую девушку мужчины заглядывались бы везде, даже в Лос-Анджелесе, где актрисы, фотомодели и просто красивые девушки, в порядке вещей. Но Сильвия Стюарт не была просто красоткой. Билл считал ее работу очень большим вкладом в успех сериала.
— Ты хорошо поработала, малышка. Просто здорово, молодец. Впрочем, как всегда.
Сильвия улыбалась, а он встал, вышел из-за письменного стола и ласково поцеловал ее. Она села в кресло, положив ногу на ногу, чем заставила сердце Билла биться чаще.
— Господи, ты создаешь нерабочую обстановку, когда так одета. — На Сильвии было маленькое черное платье, в котором она играла последнюю сцену серии, — сногсшибательное и сексапильное. Костюмеры одолжили его у модельера Фреда Хеймана. — Надела бы лучше джинсы с футболкой.
Но вид Сильвии в сверхоблегающих джинсах сводил все мысли Билла к тому, как бы ее поскорее раздеть.
— Костюмеры сказали, что я могу его поносить. Ей каким-то образом удавалось выглядеть невинно и в то же время чувственно,
— Это здорово.
Билл улыбнулся ей и снова сел за письменный стол.
— Оно тебе идет. Может, мы на следующей неделе выберемся куда-нибудь поужинать, и ты сможешь его надеть.
— На следующей неделе? — переспросила она с видом ребенка, которому только что сообщили, что любимая игрушка сдана в ремонт до вторника. — А почему мы не можем пойти сегодня?
Сильвия надула губы, чем позабавила Билла. В таких сценах она была неподражаема. Это была изнанка ее потрясающей, пленительной внешности.
— Ты, наверное, заметила, что в сегодняшней серии произошли кое-какие изменения сюжета и твоя героиня попадает в тюрьму. Авторам диалогов предстоит переписать кучу сцен, и я хочу быть на месте, чтобы кое-что написать самому или по крайней мере проследить за их работой.
Любой, знавший Билла, мог догадаться, что он в ближайшие несколько недель будет работать по восемнадцать — двадцать часов в сутки: подсказывать, убеждать, самостоятельно переписывать, но в конце концов выдаст действительно стоящий материал.
— А в эти выходные мы никуда не сможем выбраться?
Она то и дело меняла положение своих бесподобных ног, чем вызывала некоторое стеснение у Билла в джинсах, и, казалось, по-прежнему не понимала его.
— Нет, не сможем. Если мне повезет и все будет о'кей, может, в воскресенье мы немного поиграем в теннис.
Губы надулись еще больше. Сильвия явно была не в восторге.
— Я хотела бы слетать в Лас-Вегас. Ребята из «Моего Дома» всей компанией собираются туда на уик-энд.
Сериал «Мой Дом» был их главным конкурентом.
— Я ничего не могу поделать, Сильвия. Мне надо работать.
Затем, зная, что будет лучше, если она уедет, а не останется и будет хныкать, Билл предложил ей отправиться со всеми в Вегас:
— Почему бы тебе не полететь с ними? Ты завтра в сериале не занята. Там может быть здорово. А мне все равно придется здесь торчать весь уик-энд.
Он жестом показал на четыре стены своего кабинета. Хотя был только четверг, Билл знал, что по крайней мере еще три-четыре дня придется контролировать работу авторов, пишущих диалоги.
Сильвию, казалось, обрадовало, что он ее отпускает.
— А ты прилетишь в Вегас, когда закончишь? Иногда ее бесхитростность трогала Билла. Вообще-то тело Сильвии привлекало его больше, но он с гордостью отмечал и другие достоинства своей подруги. Она была хорошей девушкой, однако не могла равняться с Биллом по интеллекту, да и он понимал, что не всегда отвечает ее запросам. Ей нужен был кто-то, кто был свободен, мог с ней развлекаться, ходить на вернисажи, вечеринки и поздние ужины в «Спаго». Билл же большую часть времени был привязан к сериалу, писал новые сцены или из-за усталости не хотел никуда идти и никогда не был любителем голливудских вечеринок.
— Не думаю, что, когда закончу, у меня еще останется время, чтобы куда-то срываться. Увидимся в воскресенье вечером, когда ты вернешься.
Билла такой расклад очень устраивал. Хотя ему и было совестно, что он сваливает ее с плеч долой, но лучше знать, что она где-то счастлива и весела, чем каждые два часа отвечать на звонки с вопросами, когда же он закончит работу.
— О'кей. — Сильвия, довольная, встала. — Ты нисколечко не возражаешь?
Она чувствовала себя немного виноватой, что оставляет его, но Билл только улыбнулся и проводил ее до двери кабинета.
— Нет, не возражаю. Только не дай ребятам из «Моего Дома» завербовать себя.
Сильвия рассмеялась, и на этот раз Билл крепко поцеловал ее в губы.
— Я буду скучать.
— Я тоже, — ответила Сильвия, но ее взгляд был задумчивым, и, у Билла мелькнула мысль, не случилось ли чего. Он уже видел что-то подобное в глазах других женщин, начиная с Лесли, — нечто невысказанное, имеющее отношение к одиночеству. Билл заметил, но не собирался ничего предпринимать. Он считал, что в тридцать девять лет уже поздно заниматься ломкой.
Сильвия ушла, и Билл вернулся к работе. Его ждали буквально горы сценарного материала, и, когда он наконец оторвался от машинки, на улице было уже темно, часы показывали десять. Биллу вдруг ужасно захотелось пить. Он встал из-за стола, прибавил в офисе освещения и налил себе содовой. Бетси наверняка оставила ему на своем столе кучу сандвичей, но Билл не чувствовал голода. Когда работа шла хорошо, она словно питала его. Билл с удовлетворением взглянул на стопку исписанных листов и откинулся в кресле, потягивая содовую.
1 2 3 4 5 6