Взяв половину платы вперед, она проводила Анну в заднюю часть дома, в спальню. И простыни, и одеяла были отвратительно грязными, а на полу темнели пятна крови. Никто и не подумал подтереть их после предыдущей клиентки, побывавшей у этой повитухи.Старуха вымыла руки в тазу, стоявшем в углу комнаты, и извлекла откуда-то поднос с инструментами. Она уверяла, что все инструменты вымыты дочиста и Анне нечего бояться. Однако от одного их вида Анна так испугалась, что больше не смела взглянуть ни на поднос, ни на старуху.– Мой папаша были доктор, – пояснила повитуха происхождение инструментов, но Анна не желала ничего слушать. Все, что ей было нужно, – поскорее покончить с этим. Ведь она понимала: Николай обязательно постарался бы ей помешать, если бы узнал, да и теперь вряд ли простит то, что она совершила. Впрочем, сейчас ей нельзя об этом думать.Самое ужасное состояло в том, что оба хотели этого ребенка, но она понимала, что не посмеет его родить. Они не имели права даже мечтать о детях, и Анна обязана была сделать этот шаг ради них обоих – несмотря на предстоящие страх и мучения, несмотря на то что может просто погибнуть. И пока она размышляла над тем, насколько вероятен такой исход, повитуха велела ей раздеваться. Трясущиеся руки отказывались повиноваться. Но вот наконец на ней осталась одна рубашка, и Анна улеглась на липкие от грязи простыни. Старуха осмотрела ее и довольно кивнула. Как и Николай, она сумела нащупать маленький, едва заметный комочек в самом низу живота.Ничто из прежней жизни не могло бы подготовить Анну к унижению и ужасу, уготованным ей в эту минуту. Ничто из их отношений с Николаем не могло иметь с этим ничего общего, и Анну тут же стало рвать. Однако это нисколько не смутило самозваную повитуху, и она все так же уверенно пообещала Анне, что все будет сделано в два счета. Правда, она предупредила, что как только Анна сможет стоять на ногах, ей придется уйти. Если потом начнутся неприятности, пусть позовет доктора, но не вздумает соваться сюда. Повитуха не считала себя обязанной разбираться в чужих проблемах. Она делает, о чем ее просят, а уж с прочим изволь справляться сама. И старуха мрачно повторила несколько раз, что если Анна попытается вернуться, ей все равно никто не откроет.– Ну, пора, – решительно сказала она.Такие повитухи, как эта, вообще не любили подолгу возиться со своими клиентками и старались избавиться от них как можно скорее, чтобы не нарваться на неприятности. То, что Анна все еще корчилась от рвоты, ее не остановило, и Анна сама попросила минуту передышки, после чего знаком дала понять, что готова. Ужас намертво запечатал ей уста.По требованию старухи Анна постаралась взять себя в руки. Ее чуть ли не силком прижали к кровати и грубо приказали не дергаться. Но у Анны так дрожали ноги, что она едва могла ими двинуть. И никакие предупреждения не могли подготовить ее к острой боли, пронзившей ее в ту же секунду, когда старуха принялась орудовать своим инструментом. Анна уставилась в потолок, стараясь не кричать, стараясь не задохнуться в новом приступе рвоты, пока повитуха кромсала что-то у нее внутри. Жуткая боль не прекращалась, и постепенно комната поплыла у нее перед глазами. В конце концов Анна не выдержала и провалилась в блаженное беспамятство. Внезапно ее встряхнули, и оказалось, что на лбу у нее лежит мокрая тряпка, а старуха повторяет, что Анна может идти.– По-моему, я не смогу сейчас встать, – слабо прошептала она.В комнате застоялась вонь от рвоты, и при виде стоявшей возле кровати посудины со свежей кровью Анна снова чуть не потеряла сознание. Но старуха заставила ее подняться и помогла напялить платье, не желая больше ждать. Анна почти ничего не соображала от боли, слабости и ужаса, а старуха деловито пихала ей между ног какие-то рваные тряпки. Кое-как передвигая ноги, Анна поплелась в ту комнату, где ждала ее подруга. Она с трудом различала лицо Валерии сквозь застилавшую глаза пелену и как-то отстраненно удивилась, что они провели в этом отвратительном доме не больше часа. Валерия смотрела на нее с тревогой и вместе с тем с облегчением. Уж ей-то отлично было известно, что чувствует сейчас ее подруга, – она сама прошла через такое.– Отведи ее домой да уложи в постель, – велела повитуха, распахнув перед ними дверь.Им повезло: удалось почти сразу поймать извозчика. Позже Анна как ни старалась, так и не смогла восстановить в памяти их обратный путь в балетную школу. Все, что сохранилось у нее в сознании, – как она без сил повалилась на кровать, с ужасом чувствуя между ног пропитанные кровью тряпки и обмирая от жгучей боли внизу живота, порожденной стараниями самозваной повитухи. Больше Анна не могла думать ни о чем: ни о Николае, ни о потерянном ребенке, ни о том, что с ней сейчас происходит. Она с жалобным стоном скорчилась на жесткой кровати и через секунду потеряла сознание. Глава 7 Когда Николай навестил ее вечером того же дня, он увидел, что Анна дремлет у себя на кровати, даже не сняв платья. Не имея ни малейшего понятия о том, где она была и что сделала, Николай поначалу обрадовался столь крепкому и здоровому сну, пока не присмотрелся повнимательнее. Черты ее лица заострились и стали мертвенно-бледного цвета, а губы слегка посинели. Николай попытался нащупать пульс – и охнул от ужаса. Он захотел разбудить Анну, но не смог. И испугался еще больше, когда понял, что принял за глубокий сон не менее глубокий обморок. Чутье, обострившееся за годы медицинской практики, заставило Николая откинуть одеяло. Анна лежала в луже собственной крови. Судя по всему, кровотечение началось уже несколько часов назад.На этот раз он не колебался ни минуты. Поймав кого-то из балерин, Николай велел ей бежать за санитарной каретой, а сам принялся срывать с Анны платье. Она выглядела полумертвой, и невозможно было угадать, как много крови вытекло за это время, но, судя по промокшему насквозь тюфяку, ее было пролито немало. А обрывки тряпок, обнаруженные у нее между ног, говорили сами за себя. Николай понял, что случилось.– О Господи… Анна… – Он не мог сделать ничего, чтобы остановить кровотечение. Здесь требовалась помощь хирурга, хотя и это не гарантировало, что ей удастся выжить.В спальню к Анне прибежала мадам Маркова, как только до нее дошла ужасная новость. Ей было достаточно одного взгляда на то, что происходило в этой комнате, чтобы обо всем догадаться. Николай сидел возле кровати Анны, обливаясь слезами и не выпуская ее руки. Но стоило мадам переступить порог, как горе и беспомощность породили вспышку безумного гнева.– Как вы это допустили? – сурово спросил он у мадам Марковой. – Вы знали об этом? – Его обличающий голос дрожал от ярости и боли.– Я ничего не знала, – так же яростно парировала она, – и вам наверняка было известно больше, чем мне! Должно быть, она улучила минуту и ушла, когда мы все были в церкви, – горестно добавила мадам Маркова. Она боялась за жизнь Анны не меньше, чем Николай.– Как давно это было?– Четыре или пять часов назад.– Господи… Вы понимаете, что за это время она могла истечь кровью и умереть?!– Я отлично это понимаю.Оба они так любили Анну и так переживали из-за нее, что готовы были вцепиться друг другу в горло. Но к счастью, вскоре подъехала санитарная карета, и Николай доставил Анну в больницу, пользовавшуюся доброй славой, и изложил врачам то немногое, что знал сам. Анна не могла рассказать, что случилось, поскольку так и не пришла в сознание, когда ее клали на хирургический стол. Прошло целых два часа, пока наконец хирург вышел в убого обставленную комнату, где молча сидели мадам Маркова и Николай, не спускавшие друг с друга убийственных взоров.– Как она? – встрепенулся Николай, тогда как мадам Маркова обратилась в слух.Судя по лицу хирурга, новости были малоутешительные. Анна потеряла слишком много крови, и ей пришлось делать переливание.– Если она выживет, – с расстановкой сказал хирург, – то скорее всего еще сможет иметь детей. Вопрос в том, выкарабкается ли она сегодня. Кровопотеря очень велика. Кто бы это ни сделал – он попросту убийца. – Врач подробно рассказал Николаю, что больная по-прежнему истекает кровью, несмотря на все их попытки это остановить. Кроме того, до сих пор остается опасность заражения. И хирург обратился к мадам Марковой: – Положение крайне тяжелое. Ей придется пробыть у нас несколько недель, а то и больше, если она вообще выкарабкается. Подождем до утра: если за ночь она не скончается, то можно будет сказать более определенно. А на данный момент мы сделали все, что могли.Мадам Маркова тихо плакала, слушая эти суровые слова.– Ее можно повидать? – нерешительно спросил Николай, с трудом подавляя приступ паники. Ведь хирург не скрывал своих опасений, что больная скончается от потери крови.– Вряд ли вы сможете ей чем-то помочь, – произнес врач. – Она до сих пор не пришла в себя и наверняка не скоро очнется.– Я бы очень хотел быть с нею, когда это произойдет, – твердо промолвил Николай.Чудовищность происшедшего не укладывалась у него в голове. Он ничего не знал и не смог ее остановить. Он все еще считал, что вместе они нашли бы какой-то выход. Он думал об этом всю ночь, прокручивая в голове то один вариант, то другой. Во всяком случае, Анне не следовало рисковать жизнью и пытаться справиться с проблемой в одиночку. Николай не желал верить, что иного выхода быть не могло.Тем не менее его пропустили в хирургическую палату, где Анна оставалась до сих пор. Несмотря на переливание крови, ее лицо показалось Николаю все таким же мертвенно-бледным. Он осторожно пристроился возле кровати и взял ее за руку. Ласково сжимая хрупкие пальцы, он со слезами вспоминал, как был счастлив с Анной и как сильно ее любил. Он был готов своими руками прикончить мерзавца, сотворившего с ней такое. Мадам Маркова сидела одна в приемном покое, терзаемая точно такими же чувствами и страхами, но им не дано было утешить друг друга в общем горе. И пока Анна вела борьбу за жизнь, ее наставница и ее любовник оставались на разных полюсах земли, погруженные каждый в свои раздумья.Около полуночи Анна жалобно застонала и вздрогнула. Пересохшие губы отказывались повиноваться, и ей с большим трудом удалось приоткрыть глаза и повернуть голову. Она тут же увидела Николая и вспомнила, несмотря на слабость, что с нею было и что она сделала с их ребенком. В ее груди зародилось глухое рыдание.– Ох, Анна… прости меня… – Он плакал, как дитя, прижимая ее к груди и моля простить его за то, что с нею стало. Он и не подумал ее ни в чем упрекать. Все равно было уже поздно, и Анна успела заплатить за свою опрометчивость слишком высокую цену. – Как это случилось? Почему ты сперва не поговорила со мной?..– Я… знала… ты не позволишь… это сделать… Прости… – Она тоже обливалась слезами.Так они вместе оплакивали своего ребенка, которому не суждено было увидеть свет. Но теперь главным для Николая было помочь Анне поправиться. Судя по ее виду, это будет не так-то легко, и пройдет немало времени, прежде чем Анна окончательно оправится. Однако к утру хирург сказал, что больше не опасается за ее жизнь, и Николая затопила волна облегчения. Он даже поспешил донести радостную весть до мадам Марковой, хотя не испытывал к ней ни малейшего сочувствия. Наставница не сдержала радостных слез, но вынуждена была уехать, так и не повидав Анну. И хирург, и Николай считали, что она еще слишком слаба, чтобы допускать посетителей к ней в палату.Сам же Николай провел рядом с Анной весь день и только вечером ненадолго уехал домой, чтобы привести себя в порядок, проведать Алексея и убедиться, что доктор Боткин управляется за двоих. Он объяснил, что должен поехать к одному другу, который тяжело заболел и не может обойтись без врача. Пожилой коллега не стал задавать Николаю лишних вопросов, поскольку и так догадался, о каком друге идет речь.– Она поправится? – осторожно поинтересовался доктор Боткин. Он еще никогда не видел на осунувшемся лице Николая такого отчаяния. Ночь, проведенная возле Анны, ему тоже далась нелегко.– Я надеюсь, – тихо промолвил он.Поздно вечером он уже снова был в больнице и не отходил от Анны ни на шаг, не смыкая глаз от тревоги и горя. А она пребывала в полубредовом состоянии: то бормотала что-то невнятное, то обращалась к каким-то неведомым людям, а чаще всего отчаянно звала его по имени и умоляла помочь. От этих жалоб у Николая разрывалось сердце, и он не посмел покинуть Анну. Так он и просидел всю ночь, не выпуская ее руки и стараясь побольше думать о будущем и о детях, которые у них непременно будут.Кровотечение удалось остановить только через два дня, и тогда переливание крови стало приносить видимые плоды. Но Анна была все еще слишком слаба, и Николай добровольно сделался сиделкой, кормил ее с ложечки и давал лекарства. Он даже спал здесь же, на жесткой деревянной кушетке. Теперь, когда ей действительно стало получше, он мог позволить себе хоть немного поспать. Бессонные ночи измотали Николая, но он был несказанно благодарен судьбе за то, что Анна выжила.– Как ты себя чувствуешь сегодня? – ласково спросил он, всматриваясь в темные круги у больной под глазами. Его все еще пугал серый оттенок ее кожи.– Немножко лучше, – солгала Анна. Она не могла припомнить, чтобы кто-то из балерин в их школе так тяжело болел в схожей ситуации, и, хотя не раз слышала о женщинах, скончавшихся от подобной процедуры, не имела четкого представления о том, какому риску себя подвергает. Впрочем, она все равно пошла бы на этот риск, даже если бы знала все наверняка. Интуиция подсказывала ей, что иного решения быть не могло и, несмотря на всю любовь Николая, им нельзя было иметь ребенка. Это означало бы конец всему: его семейной жизни, ее карьере. В их жизни для ребенка попросту не оставалось места. Они и для себя-то до сих пор не смогли найти места, хотя любили друг друга по-прежнему. Все, чем они могли похвастаться, – редкие свидания украдкой да вера и надежда на общее будущее. Вряд ли это можно было считать подходящими условиями для того, чтобы растить ребенка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26