Джонатан снова вскочил и похвалился, что, мол, есть у него, как бы это сказать, близкий друг, филантроп, открывший студию звукозаписи в здании старинной церкви… (При этих словах даже Сальвадор пришел в негодование. Говорю же, Джонатан – не наш человек.)
Наконец, сестра Эрин огласила предложение направить меня в Лондон, чтобы я хоть как-то образумила Мораг (большинство взглядов устремилось на меня; я обвела глазами собравшихся, храбро улыбаясь и стараясь не краснеть). Сестра Фиона Б. поднялась и сказала: вот-вот, самое время задуматься о духовном разладе нашей заблудшей сестры, а не только о способах ее водворения обратно. Это предложение было встречено аплодисментами и возгласами «аллилуйя»; и Сальвадор, и Аллан нехотя кивнули.
Сестра Бернадетта выразила мнение, что я, как священная особа, Богоизбранница, не должна подвергаться опасности – мыслимое ли дело отправлять меня в Царство Грешников?
– Вавилондон! – возопила сестра Анджела и забилась в конвульсиях, лопоча что-то нечленораздельное.
(Сестра Анджела легко возбудима и склонна к припадкам. Заботливые братья и сестры осторожно, но твердо скрутили ей руки.)
Брат Хэрб тоже высказался в том смысле, что меня отпускать не резон; но если до петли дойдет, я все же сгожусь для этого поручения больше других, а риска будет меньше – как-никак, помазана Богом.
Обсуждение затянулось; когда слово предоставили мне, я выразила самую искреннюю готовность отправиться в Лондон и усовестить Мораг, если на то будет общая воля. С этим и вернулась на свое место.
В молельне впору было зажигать светильники. Через некоторое время Сальвадор объявил, что скрепя сердце склоняется к единственно возможному решению – просить меня выйти из Праведных Пределов в Города Неверных, чтобы укрепить веру Мораг. Тут же была намечена внеурочная служба для обсуждения новых обстоятельств, которые могли вскрыться за неделю, и для рассмотрения дополнительных предложений по выходу из тупика. Тем не менее главная ответственность лежала теперь на мне, и нам оставалось только довериться Создателю, дабы я не осталась без защиты и наставления в походе к Непросвещенным.
Повинуясь взгляду дедушки, я встала и подтвердила, что почту за честь взять на себя эту миссию, смиренно приму неизбежное временное изгнание и отправлюсь в путь, как только это будет признано целесообразным. Выскочивший вперед Аллан объявил, что мы – он сам, Калли, Астар, Малькольм, Калум и я, с нашим Попечителем во главе, удаляемся для обсуждения следующего шага. Решительно поднявшись, я предложила, чтобы к нам присоединился брат Индра, и все с этим согласились.
Собрание окончилось заключительной молитвой, и дежурные по кухне побежали готовить запоздалую вечернюю трапезу, которая включала индийские пирожки «самоса», начиненные шотландским хаггисом, шотландскую брюкву с индийскими специями, кровяную колбасу под томатно-кориандровым соусом «бхаджи» и индийские творожные кубики «панир» с овсянкой и шпинатом.

***

Мало-помалу занимался рассвет. В крепнущем хоре утренних звуков я продолжала грести сквозь клочья тумана, между илистыми, поросшими травой речными берегами, откуда на меня озадаченно взирали коровы. Тучные и малоподвижные, они даже переставали жевать свою жвачку, чтобы промычать что-то мне в спину.
– Сами вы «му», – не сдержалась я.
Дорожный мешок, лежавший на коленях, мешал грести; я оттолкнула его от живота, стиснула коленями и переправила в недра автомобильной камеры, к которой Индра приварил в качестве днища кусок резины, чтобы у меня не промокала задница. Мешок жалобно шуршал, пока я загоняла его под себя; грести стало намного легче.
Содержимое котомки составляли: экземпляр «Правописания» (с самыми последними исправлениями Сальвадора, торопливо внесенными мною от руки в соответствии с нашими заметками); старые, потрепанные, но изящные томики в кожаных переплетах – «Путь паломника» Джона Беньяна, «Уэверли» Вальтера Скотта, «Потерянный рай» Джона Мильтона и «Сокровищница знаний» Мондера; несколько пузырьков с ценными снадобьями (речной ил, печная зола, мазь из морских водорослей); походный гамак; спальный мешок, компактная Сидячая доска, всевозможные карты, миниатюрный фонарик со свечой; маленькая жестянка со спичками, устойчивыми к ветру и воде; несколько конвертов, бумага, марки и карандаш; перочинный ножик; пачка из двадцати девяти купюр по одному фунту; сухой паек в вощеном пакете; бутылка воды; самые необходимые туалетные принадлежности и сменная одежда.
Последний военный совет нашего подкомитета был призван решить, каким способом мне надлежит добираться до Эдинбурга. Я уже определила для себя вид транспортного средства и сумела отстоять свою точку зрения, несмотря на возражения кое-кого из участников. Брат Индра, недолго думая, согласился проверить и подправить автомобильную камеру и пошел заниматься делом.
Заранее изучив старые карты, я наметила путь к дому Герти Поссил; у меня также появилась мысль, как проделать и гораздо более длительное путешествие – до Лондона, по юго-востоку Англии. Мои аргументы одержали верх.
Прежде чем продолжить свой рассказ, попытаюсь объяснить, почему – учитывая важность и срочность моей миссии – я не прибегла к более быстрому и очевидному способу передвижения: например, не села на скорый поезд прямого сообщения и не вызвала такси, чтобы доехать до аэропорта в Глазго или Эдинбурге. Тут потребуется небольшое богословское отступление.

***

Бог не принадлежит ни к мужскому, ни к женскому полу, но имеет черты обоих полов, равно как и всего остального на свете.
О Боге у нас всегда говорят просто «Бог», но при этом употребляют местоимение третьего лица во множественном числе, дабы мы помнили о таинственной и в конечном счете невыразимой природе Их сущности.
Бог всеведущ, но это относится к отдаленному будущему, то есть к области стратегии, а не тактики (в противном случае существование времени было бы излишним).
Бог также всемогущ, но, выбрав для создания нашей Вселенной экспериментально-творческую модель, Они не склонны вмешиваться в происходящее, разве что события приблизятся к апофеозу счастья либо, наоборот, к апокалипсическому кошмару.
Для Бога наша Вселенная служит чем-то вроде снежного пейзажа или содержимого пробирки, далеко не единственных на этом свете; у Них есть много других миров, и, хотя Они нас любят и не оставляют своей заботой, мы не являемся единственным предметом Их любви и попечения.
Человек видится Богу ущербным ребенком; Они любят его и ни за что не отвергнут, но Они не могут без сожаления думать о несовершенстве своего чада.
Дьявола не существует, есть лишь тень самого человека, которая омрачает лучезарное величие Бога.
В человеке живет частица Божественного духа, но, хотя Бога можно назвать совершенным, Их совершенство происходит от Их бесконечной всеохватности; следовательно, эта сторона Божественных качеств у человека отсутствует.
Человек является Божьим созданием, сотворенным, чтобы служить Им и надзирать за Вселенной, но его настолько затянула трясина земного существования, что он оказался испорчен своим собственным интеллектом и взялся изменять второстепенные вещи, которые лишь кажутся значимыми, вместо того, чтобы попытаться выполнить более трудную, но в основе своей гораздо более благородную задачу, для которой его предназначил Бог. В этом отношении человек похож на дитя, которое резво ползает, но не хочет встать и научиться ходить.
Человек должен учиться ходить, ища опору в своей духовности, а не ползать, ища опору в своих технических новшествах, пока эти новшества – выступающие материальным выражением его духовной тени – не разрушили его окончательно.
Конечная цель, для которой Бог предназначил человека, не известна и даже не постижима в нашем нынешнем состоянии; мы должны духовно повзрослеть, прежде чем сможем осознать, что Бог уготовил нашему духовному роду; все прежние понятия о Небесах (а также о преисподней), о Втором Пришествии, о Судном дне являются ребяческими уступками нашему собственному невежеству. Постижение конечной цели Бога входит в задачи будущих пророков.
Каждого из нас после смерти ожидает воссоединение с Господом; освобождаясь от тесной и замкнутой телесной оболочки, мы сливаемся со Вселенной. Новые души берутся из океана духа, который и есть сам Бог во Вселенной, и подчас ничтожная частица памяти о каком-то предыдущем существовании оказывается способной пройти через неотделимые друг от друга мучительные потрясения: смерть-распад и рождение-преображение; отсюда возникла заманчивая, но по сути чудовищно пустая и самонадеянная теория реинкарнации.
Существует возможность достижения Человеком совершенства перед лицом Бога; ведь человеческая природа не остается застывшей; подобно тому, как она меняется в процессе эволюции, точно так же она может измениться, если прислушиваться душой к голосу Бога.
Твое тело и есть твоя душа (при этом ее средоточие – это мозг, как точечный контакт в старом детекторном радиоприемнике). Мы пока достоверно не знаем, как он работает, и, возможно, никогда не сможем понять без непосредственной помощи Бога.
Плотская любовь представляет собой единение душ и потому священна.
Все священные книги и все религии содержат зерна истины, воспринятые от Божественного разума, но политика и деньги искажают сигнал, и ключ в том, чтобы снизить помехи и спокойно прислушаться к своей душе (которая для нас служит радиоприемником, что дарован Богом).
В некоторые (якобы случайные, но на самом деле закономерные) психологические моменты можно услышать, как с тобой говорит Бог; к примеру, если кто-то стоит в поле, уставившись бессмысленным, казалось бы, взглядом в пространство, не следует его беспокоить (могу добавить, что, как следствие, того или иного члена Общины нет-нет да и принимают за пугало).
«Прием» – так называется этот процесс.
Вполне естественно, что некоторые люди слышат Глас Божий более отчетливо, чем другие, и за это их обычно величают пророками.
Первое видение, или озарение, пророка будет, скорее всего, самым пронзительным, но в то же время и наиболее искаженным примесью всего, что пророк пережил до этого. Следовательно, самое раннее толкование такого откровения будет наименее точным, в значительной степени отравленным предрассудками и заблуждениями пророка. Полный рассказ, истинное послание выявляется постепенно, с течением времени, путем пересмотров, исправлений, последующих интерпретаций, даже заметок на полях – в этом видны настойчивые попытки Бога прояснить для человека Их сущность через несовершенный приемник, коим служит человеческая душа.
До того как нашему Основателю открылось все вышеизложенное, другие пророки успели поведать немало правдивого и полезного, однако их учения, втиснутые в прокрустово ложе основных религий, вскоре утратят изрядную долю своей силы.
По этой причине лучше всего относиться к откровениям и учениям других с уважением, но в то же время осмотрительно, всецело полагаясь на учение нашего собственного Попечителя и прислушиваясь к Голосу, который звучит внутри нас, – к Гласу Божьему.
Благодать и успокоение таятся в отдаленных закоулках жизни, к которым нет прямого пути; они прячутся в незаметном, скрытом и неоцененном; в расщелинах; в промежутках между булыжниками, которыми вымощена жизнь (это положение называется Принципом окольных путей, или Принципом опосредованности).
Таким образом, кто идет к цели окольными путями, не так, как все остальные, пусть даже без видимой причины, тот исполнится добродетели и откроет себя для просвещения.
Чем меньше наша жизнь будет связана оковами общепринятых условностей и стандартов, тем меньше глушения и помех мы испытаем со стороны механизмов цивилизации, а в результате повысим свою чувствительность к сигналам, посылаемым Богом.
Родиться двадцать девятого февраля – это неплохое начало.

***

Ну как, теперь картина проясняется? Вместо того чтобы сесть на поезд, автобус или попутку до Эдинбурга, я гребу вниз по течению извилистой, мутной реки, не располагающей к водному туризму, и намерена прошагать пешком полгорода, как только доберусь до места, – все это необходимо для сохранения святости моей миссии. Такой способ передвижения очистит путь и в конечном счете увеличит шансы на успех, поскольку мое странствие, в глазах Бога, не омрачено суетой, а душа, насколько это возможно, не отравлена мышиной возней Непросвещенных.
Я продолжала грести, окутанная туманным, светлеющим утром, и по-прежнему плыла мимо пастбищ, но уже различала шум автомагистрали и видела крыши фермерских построек над высокими, поросшими травой берегами. Позади осталось место, где прежде, видимо, был висячий пешеходный мостик – о нем напоминала пара бетонных опор, похожих на обелиски, разлученные грязно-бурой рекой. Около Крейгфорт-Хауса путь перегородила запруда из древесных обломков и прочего мусора. В этой схватке я едва не потеряла шляпу, когда тулья зацепилась за серую ветку, с которой клочьями свисали водоросли. Проплыв под несколькими мостами, я завернула за следующую излучину, где в реку Форт впадает ее приток Тейт. По правую руку от меня располагалась военная база. Алюминиевые остовы катеров, выкрашенные в защитный цвет и сложенные в ряд на траве, были единственными плавательными средствами, которые попались мне на пути.
Сверху нависло серое днище виадука; у меня над головой в искрящемся тумане прогрохотала одинокая фура. В тот же миг течение усилилось, я приблизилась к каким-то маленьким низменным островкам и проплыла мимо двух рыбаков, стоявших на первом песчаном участке левого берега, попавшемся на моем пути. Тут я услышала шум стремительно прибывающей воды и поняла, что впереди находится дамба.
Прилив уже начался, и пороги были не слишком заметными; мое суденышко пару раз налетало на подводные камни, и признаюсь, сердце ушло в пятки, когда меня подхватил бурлящий поток и обрушил вниз по широкому пенящемуся водопаду.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4 5 6 7 8