Карен Хокинс: «Навеки твой»

Карен Хокинс
Навеки твой


Проклятье Маклейн – 2



OCR and Spellсheck: ANGELUS
«Навеки твой»: АСТ, АСТ Москва; Москва; 2008

ISBN 978-5-17-055957-2, 978-5-9713-9832-5 Аннотация Обвенчаться в Шотландии много легче, чем в Англии, – вот почему этот гористый край стал истинным раем для бежавших влюбленных.Чтобы спасти подругу детства Венецию Оугилви от поспешного брака с явным охотником за приданым, Грегор Маклейн несется в далекое Нагорье.Венеция совсем не рада его вмешательству. Она просто в бешенстве. Однако не зря говорят, что от ненависти до любви – один шаг.Когда снежная буря заточает Грегора и Венецию в крошечной сельской гостинице, оба они понимают: воспоминание о детской дружбе – всего лишь прикрытие для взрослой страсти. Страсти, которая, не позволит им отказаться друг от друга… Карен ХокинсНавеки твой Глава 1 Да, я верю в проклятие Маклейнов. Если бы вы видели вспышку ослепительно белого света и слышали удар грома над замком Маклейнов в ясный летний день, как видела и слышала я, вы бы тоже поверили. Старая Нора из Лох-Ломонда – трем маленьким внучкам однажды в холодный зимний вечер – Проклятие! Бентли! Где вы?Этот крик, или, скорее, рев, эхом отозвался в утреннем воздухе, перекрыв топот лошадей и грохот экипажей па улицах Мейфэра, самого фешенебельного района в Лондоне.Изумленный Грегор Маклейн даже отступил па шаг от резной входной двери Оугилви-Хауса и, запрокинув голову, посмотрел на распахнутое трехстворчатое окно.Было слишком раннее время для драматических происшествий. Во всяком случае, в большинстве жилых домов. Впрочем, для Оугилви-Хауса драмы и даже трагедии – дело вполне обычное. Члены этого семейства были неумны, излишне чувствительны и до крайности склонны к возбуждению. Ничто не привлекало Грегора к этому дому, за исключением их единственной дочери Венеции. Спокойная, разумная, она крайне редко проявляла, открытое недовольство чем бы то ни было и обладала способностью не поддаваться неприятным тенденциям в поведении собственных родителей. За годы дружеских отношений с Венецией Грегор обнаружил в ее натуре лишь один существенный недостаток: стремление слишком настойчиво вмешиваться в жизнь окружающих.– Бентли! – еще громче прозвучал возглас мистера Оугилви, напоминавший рыдание.Грегор еще раз постучал в дверь. Чем скорее он заберет с собой Венецию на утреннюю прогулку, тем скорее избавится от набирающей силу очередной вспышки помешательства в этом доме.Дверь распахнулась. Дворецкий, обычно невозмутимый, на этот раз испустил вздох облегчения.– Милорд, я так рад… вы и представить себе не можете… У нас было такое ужасное утро…Грегор молча прошел мимо бормочущего что-то дворецкого. В Оугилви-Хауее даже увольнение повара или браслет, положенный не на то место, приводили к сценам, достойным театральных подмостков, – бесконечным препирательствам, патетическим восклицаниям, взаимным обвинениям и даже к обильным слезам. На основании долговременного опыта он пришел к выводу, что разумнее всего попросту не, обращать никакого внимания на все эти эскапады.– Я зашел за мисс Венецией, чтобы пригласить ее на утреннюю прогулку верхом. Полагаю, она уже готова?От тяжелого, глухого удара где-то на верхнем этаже дома зазвенели хрустальные подвески люстры.Грегор хмуро взглянул на лестничную площадку и с некоторым беспокойством спросил:– Скажите, мисс Венеция, как обычно, ждет меня в комнате для завтраков? Нам надо поторопиться, чтобы попасть в парк до того, как его наводнят светские хлыщи.Бентли наморщил лоб и залепетал:– Но, милорд, мисс Оугилви не… – Бентли не успел договорить.В этот момент с верхней площадки лестницы донесся оглушительный треск, за которым последовал истошный Крик:– Бентли, прикажите подать карету!Грегор, в свою очередь, устремил на дворецкого строгий взгляд:– Вы что-то начали говорить о мисс Оугилви?В ответном взгляде дворецкого он увидел тревогу и страх.– Она исчезла, милорд, и мы не знаем, где ее искать!– Что?!– Да, милорд, – сказал Бентли, в отчаянии стиснув руки. – Мисс Оугилви внезапно покинула дом ранним утром, никому ничего не сказав. – Он опасливо оглянулся в сторону лестницы и еле слышно добавил: – Она оставила лорду Оугилви записку, которая, привела его в неистовство.– Вам известно, что было в записке?Дворецкий покачал головой.Как это странно. И как не похоже на Венецию…Наверху хлопнула дверь. Мистер Оугилви выскочил на лестничную площадку и помчался вниз по ступенькам. Обычно он являл собой образец элегантности, но в данный момент на нем были измятые кальсоны и халат нараспашку. Ноги босые, ночной колпак сбился на макушку, а седые нечесаные волосы торчали во все стороны.– Бентли! – возопил Оугилви, размахивая измятой бумажкой. – Вы что, не слышали?! Мы должны… Венеция не может… она… о нет! – Голос его дрогнул. Мистер Оугилви плюхнулся на нижнюю ступеньку и обхватил голову руками. – Что мне делать? Ну что мне теперь делать?!Грегор молча и не двигаясь с места смотрел на отца Венеции. Оугилви не так давно целую неделю пролежал в постели, когда пропал его премированный пудель, он был уверен, что собаку похитили ради того, чтобы потребовать за нее выкуп. Пес, разумеется, вернулся домой через неделю, отощавший и грязный, но совершенно счастливый; с собой он привел предмет своей любовной страсти – трехногую беспородную шавку. Рожденные ею щенки оказались, как и следовало ожидать, весьма безобразными.Мать Венеции, как говорится, была скроена и сшита на тот же фасон, как и ее муж. Увольняла слуг за малейшую провинность; заявляла, что умирает, если у нее, не дай Бог, заболит голова; впадала в болезненное уныние, если ей казалось, будто кто-нибудь из ее знакомых относится к ней неуважительно, и разыгрывала трагедии, достойные провинциального театра, если обнаружит на шляпке пятно.Грегор наблюдал бессчетное количество разнообразных сцен, однако ни одна из них не вызвала у него участия. Да он и не позволил бы себе тратить душевную энергию на подобные пустяки, тем более что всегда и все кончалось благополучно без посторонней помощи.Несмотря на жалобные всхлипывания мистера Оугилви, Грегор сомневался, что Венеции угрожает опасность. Скорее всего она просто забыла о своем обещании отправиться с ним на прогулку верхом и ушла на пешеходную прогулку. Наверняка пришлет ему записочку с извинениями, и все вернется на круги своя.Но как бы то ни было, Грегор решил, что ему пора удалиться.– Мистер Оугилви, позвольте мне попрощаться с вами. Вы очень расстроены, и вам надо побыть одному.– Нет! – Отец Венеции с умоляющим видом протянул к нему руку. – Лорд Маклейн! Прошу вас – не ради меня, а ради спасения Венеции. Она… – Что-то булькнуло у него во рту, как будто слова застревали в горле. – Пожалуйста, – продолжал он, глядя на Грегора. Глаза его наполнились слезами. – Пожалуйста, помогите мне ее найти.Глядя на Оугилви, Грегор почувствовал холодок в сердце. В глазах пожилого джентльмена застыл неподдельный ужас.Грегора бросало то в жар, то в холод.– Что случилось? – резко спросил Грегор.– Она… она…Оугилви снова обхватил голову руками и разрыдался.Грегор уперся сжатыми кулаками в бока. В этот момент грянул гром, ветер с силой ударил в оконные рамы. Грегор направился к лестнице, громко стуча каблуками по мраморным плитам пола. Остановившись перед стариком, Маклейн повторил свой вопрос:– Оугилви, что случилось с вашей дочерью?Мистер Оугилви поднял голову:– Она ушла из дома. Ее похитили. По моей вине.Эти слова отравили воздух в прихожей живым, перехватывающим дыхание страхом. Снова налетел ветер, более яростный и холодный, чем в первый раз. Он взвыл у самой двери и проник через щель внизу у пола в дом, остудив лодыжки мужчин.– Каким образом такое могло случиться по вашей вине?Губы у Оугилви дрожали, когда он наконец заговорил после долгой и мучительной паузы.– Он… он… сказал мне, что хотел бы сбежать с Венецией, а я… я… я поощрил его, считая, что это может показаться ей романтичным. Я не думал, что он сделает это без ее согласия. Я думал…– Как его имя? – перебил старика Грегор, стиснув зубы.– Рейвенскрофт.Грегор мгновенно представил себе юнца с вялым подбородком. Юнец вечно пыжился, стараясь казаться старше своих лет.– Этот щенок? И вы его поощряли?Оугилви густо покраснел.– Он был по-настоящему увлечен Венецией, а она всегда его привечала.– Она привечала всех и каждого. – Взгляд Грегора остановился на записке в руке у Оугилви. – Это ее письмо?С глазами, полными слез, Оугилви вручил ему измятый листок.– Вы должны понять, Маклейн, – произнес он дрожащим голосом. – Лорд Рейвенскрофт хотел жениться на Венеции, а она такая застенчивая и…Грегор смял листок в пальцах.– Черт побери!В записке, кое-как нацарапанной чудовищно неразборчивым почерком Венеции, она всего лишь сообщала, что едет в сопровождений лорда Рейвенскрофта в Стерлинг проведать маму, которая ее попросила об этом. Этот дурак, должно быть, сообщил Венеции, что ее мать заболела.Мистер Оугилви вытер слезы дрожащей рукой.– Не могу поверить, что он такой негодяй! Мне он казался порядочным, достойным…Но Грегор уже не слушал его. Повернувшись, он зашагал к входной двери.– Маклейн! – Оугилви вскочил и выбежал следом за Грегором на крыльцо, даже не заметив, что погода, теплая и ясная всего час назад, превратилась в бурное ненастье и что яростный ветер сорвал с его головы ночной колпак и понес по мокрой от дождя грязной дороге. – Куда вы, Маклейн?– Искать вашу дочь!Грегор выхватил из руки лакея поводья лошади и одним рывком бросил себя в седло.– Но как? Ведь вы даже не знаете, с чего начать!– Я слышал, что Рейвенскрофт живет на Сент-Джеймс-стрит. Попробую начать оттуда.– Ну а если вы их найдете? Что делать дальше?– То, что следует, черт побери! – огрызнулся Грегор с самым мрачным видом. – А вы тем временем ждите здесь и держите рот на замке. Никто не должен знать, что она ушла из дома.– Но…– Рот на замке, Оугилви! До моего возвращения.Не дожидаясь ответа, Маклейн развернул коня и пустил в галоп.Оугилви обхватил себя руками за плечи, пытаясь защититься от холодного ветра, не в силах оторвать взгляд от быстро удалявшегося Маклейна.– Что я натворил? – прошептал он, снова заливаясь слезами. – Венеция, дорогая моя девочка, где же ты?
Довольно далеко от тех мест, где началось действие нашего повествования, молодой лорд Рейвенскрофт, сидя в наемной карете, которая тряслась по ухабистой дороге, прижимал к груди раненую руку.– Вы изувечили меня! Я истекаю кровью, как недорезанная свинья!– Не извращайте фактов, будьте столь любезны. – Раскачиваясь от толчков бешено несущейся кареты, мисс Венеция Оугилви достала из ридикюля носовой платок и вытерла булавку украшенной жемчужинами серебряной броши. – Я вовсе не изувечила вас, хотя будь у меня под рукой нож, я могла бы поддаться искушению и нанести вам рану посерьезнее, чем укол булавкой.Рейвенскрофт с досады сунул в рот сжатый кулак и прикусил костяшки пальцев.– Что бы это ни было, я не давал вам повода.– Я предупреждала вас, чтобы вы не воображали себя лакомым кусочком.– Я ничего подобного не воображал! Я просто говорил, что люблю в… – Рейвенскрофт недоговорил, заметив, что Венеция снова замахнулась на него булавкой. Глаза у него округлились от ужаса, словно в руке у нее он увидел кинжал.Венеция опустила руку и вздохнула:– Право же, Рейвенскрофт, эти пустые химеры по меньшей мере непривлекательны.– Пустые химеры? Венеция, как вы можете говорить…– Для вас я мисс Оугилви, – строго напомнила девушка.Рейвенскрофт слегка подвинулся на сиденье, подальше от булавки.– Послушайте, Вене… ох, простите, мисс Оугилви. Я… мне очень жаль, если я в своих декларациях несколько перешел границы дозволенного.– Вы зашли слишком далеко, особенно если учесть данные печальные обстоятельства.Он растерянно моргнул и поспешил ухватиться за прикрепленную к потолку кареты кожаную петлю, поскольку в этот момент экипаж сильно тряхнуло на ухабе.– Печальные обстоятельства?Некоторое время Венеция созерцала его с подчеркнутой серьезностью, потом заговорила:– Неужели вы забыли, ради чего мы путешествуем по этой ужасной дороге с опасной скоростью? Моя бедная мама тяжело больна.– Ах да, это… – Рейвенскрофт нервно подергал галстук. – Ваша матушка. Полагаю, я оказался не то чтобы забывчивым, это мне несвойственно, однако я был… Да, я был настолько поглощен страстью, что забыл о вашей матери. Но всего лишь на минуту, – поспешил он добавить. – Я отлично помню, что мы намерены посетить вашу тяжелобольную матушку в доме у вашей бабушки в Стерлинге.Венеция полагала, что не следует удивляться короткой памяти Рейвенскрофта, особо сообразительным его не назовешь. Тем не менее интуиция ей подсказывала, что во всем происходящем есть нечто неправильное, какая-то фальшь. Но она пока не может разгадать эту загадку.– Не следует ли нам остановиться в ближайшей гостинице, посмотреть, что с вашей рукой?Рейвенскрофт решительно замотал головой:– Нет. Нам нельзя останавливаться.– Почему? – прищурилась Венеция.– Потому что… мы можем опоздать. К тому же разумнее было бы подождать, пока стемнеет.Венеция нахмурилась. Ее подозрения усилились. Надо было расспросить обо всем поподробнее, прежде чем пускаться в дорогу, но когда Рейвенскрофт ворвался утром в комнату для завтраков с запиской в руке и с выражением совершенного отчаяния на лице, она не стала раздумывать. Записку прислал ее отец, он требовал, чтобы Венеция немедленно уехала в сопровождении Рейвенскрофта на помощь матери.Привыкшая к тенденции мамы принимать малейшую конвульсию за смертельный спазм и к безошибочной способности отца избегать какой бы то ни было ответственности, Венеция сочла требование не слишком удобным и приятным для себя, но нисколько не удивилась. Она сменила костюм для верховой езды на дорожное платье, быстро уложила в чемодан необходимые вещи и успела до того, как сесть в карету, нацарапать отцу утешительное послание, заверив его, что сделает все, о чем он просит.
1 2 3 4 5 6