Ведь совершенно очевидно, что кто-то хочет его смерти. Так зачем же поощрять какие-то ее чувства к нему, когда он в любой момент может умереть?
Неужели он хочет, чтобы она скорбела по нему, и что он за беспринципный, несчастный ублюдок, если вообще задается этим вопросом? Черт побери! Нет, он не хочет, чтобы Джиллиана скорбела по нему, – он не хочет умирать! Долгая и счастливая жизнь внезапно стала желанной наградой, которая оказалась для него вне пределов досягаемости, и его злило, что он не знает, сможет ли до нее дотянуться.
Грант вошел в свою лабораторию и застал там Лоренцо, удобно расположившегося в кресле.
– Чем я заслужил этот сердитый взгляд, мой друг? Мисс Камерон жаловалась на мой уход? Поэтому у тебя такой свирепый вид?
– Я не злюсь на что-то конкретное, просто раздражен.
– Не прелестная ли мисс Камерон – причина твоего раздражения?
Лоренцо – его лучший, самый близкий друг, но есть некоторые вещи, которыми Грант не делится даже с ним, тем более своими чувствами к Джиллиане.
– Женщины не стоят усилий, затраченных на то, чтобы выносить их присутствие, – только и сказал он.
– Напротив, мой друг. Женщины – то единственное, что стоит затраченных усилий. Если ты этого еще не понял, мне тебя искренне жаль. Пусть ты граф, но ты воистину бедный человек.
– Почему, черт побери, все только и делают, что напоминают мне о моем титуле?
– Потому что ты сам напоминаешь всем о нем. Тем, как ты держишься, как говоришь и даже как смотришь. По-моему, ты стал больше графом с тех пор, как вернулся в Шотландию, чем когда был в Италии.
– На мне лежит огромная ответственность и масса обязательств, Лоренцо Особенно сейчас.
– Я понимаю твое горе, мой друг. Нелегко терять тех, кого любишь. Но ты не почтишь их память и не утешишься, если сделаешь себя несчастным. Уверен, твои братья не хотели бы, чтобы ты перестал чувствовать.
Последнее, что Грант желал обсуждать, так это свои чувства. Они и без того кружили вокруг него, затягивали в свои водоворот, грозя утопить разум.
– Как тебе здешняя кухня, сносна? – спросил он.
– Более чем. Тот, кто строил этот твой Дворец удовольствии, не был экономным. Глаза твоей новой кухарки загорелись, когда она увидела место, где ей придется работать. Мне думается, она будет просто счастлива никогда не покидать этого места.
– А как испытуемые?
– Ну и странное же задание ты мне дал, мой друг. Не могу дождаться, когда расскажу Элизе, что мне было поручено наловить мышей.
– Лучше пусть пожертвует жизнью мышь, чем человек, – сказал Грант.
– Есть целый ряд людей, работающих у тебя, которые добровольно согласились бы на роль испытуемых. Несмотря на твой характер, Грант, люди тебе очень преданы.
– Во мне есть что-то такое, что заставляет высказывать по поводу моего характера? Или просто сегодня такой день?
– Как я понимаю, мисс Камерон тоже что-то говорила тебе об этом? – спросил Лоренцо.
– Говорила.
– А тебе такие замечания не по вкусу?
– Что ты видишь в этом такого забавного, Лоренцо? По-твоему, она сделала то, что заслуживает одобрения?
– Думаю, что она не боится тебя. А ведь даже в Италии было много женщин, которых отпугивал твой хмурый вид.
– В последнее время у меня было мало поводов для улыбок.
– Видимо, ты уже забыл, как это делается. Возможно, мисс Камерон напомнит тебе. Вначале я был против этой твоей идеи, – признался Лоренцо. – Но теперь мне кажется, что это будет хорошо для вас обоих.
Грант непонимающе посмотрел на друга:
– Какой идеи?
– Оставить ее здесь, у тебя.
– Но это же для ее зашиты.
Лоренцо улыбнулся и встал.
– Дело вовсе не в мисс Камерон. И не в том, что мы здесь вместе. Тут нечто гораздо более важное, Лоренцо. Сами наши жизни.
– Жизнь непредсказуема, Грант, – возразил Лоренцо. – Никогда не знаешь, что принесет тебе следующий день. Ах, но если предстоящая ночь сулит тебе наслаждение, почему это должно кого-то волновать?
– Я не такой любитель наслаждений, как ты, Лоренцо.
– Жаль. Ведь тогда твоя жизнь была бы намного приятнее, мой друг. Не спорю, тебе надо быть осторожным, Грант, но было бы глупо не воспользоваться обстоятельствами к своему удовольствию.
Лоренцо улыбнулся Майклу, вошедшему в комнату, и направился к двери.
– Я сделаю все, что в моих силах, дабы не подпускать волков к твоей двери, Грант, а тебе тем временем советую воспользоваться обстоятельствами. Развейся немного. Получи удовольствие.
Грант подождал, пока не услышал звук шагов по мраморному полу. Он знал здание как свои пять пальцев, поэтому мог точно сказать, когда Лоренцо достиг ротонды и подошел к входной двери.
Только тогда Грант повернулся к Майклу:
– Ты приобрел все указанное в моем списке?
Майкл слегка поклонился.
– Да, ваше сиятельство. Все находится в повозке у дверей.
– Проследи за разгрузкой, – распорядился Грант. – И пришли одну из служанок, пусть она приготовит комнату напротив ротонды. Я буду спать там.
Майкл снова поклонился и вышел, не нуждаясь в дальнейших инструкциях.
Воспользоваться обстоятельствами? Получать удовольствие? Лоренцо что, рехнулся? Джиллиана полагается на него не только в защите ее репутации, но и ее жизни.
О каком удовольствии сейчас можно думать? Ведь Джиллиана могла умереть. Без нее мир стал бы куда менее приятным местом – хотя он ей этого никогда не говорил. Как и того, какое огромное удовольствие получает от их бесед. Грант привык к ее присутствию, явно оживляющему его дом. Джиллиана пробыла здесь всего месяц, а уже изменила его жизнь.
Он часто проходил через рощу, где она любила гулять по утрам, и стоял под одним старым дубом, положив ладонь на ствол, как – он видел это пару раз – делала она. Словно общалась с деревом или ощущала биение жизни под своей ладонью.
Грант ловил себя на том, что, стоя на веранде, идущей вдоль бального зала, окидывает взглядом весь Роузмур и размышляет, что видит она, когда смотрит на такой привычный для него пейзаж.
Он обнаружил, что прекрасно помнит, когда и что Джиллиана сказала, и снова и снова проигрывает в уме обрывки их разговоров. Никогда прежде такого с ним не происходило.
Наслаждаться обстоятельствами? Он был бы просто идиомом, если бы позволил себе хотя бы задуматься над этой идеей.
Он не мог забыть, как она сидела, болезненно-бледная, в кровати, прислонившись спиной к подушкам. Ее вид пробудил в нем инстинкт защитника, которому прежде он не придавал значения. Ему хотелось нежно уложить Джиллиану в постель, накрыть ее простыней и одеялом и удостовериться, что ей тепло. Хотелось забрать гребень у нее из руки, чтобы она не целилась им в него, а потом побыть в роли ее горничной. Он бы аккуратно расчесал ей волосы, нежно убирая их с лица.
Он мог бы смотреть на ее лицо часами, наслаждаясь его чистотой, впитывая синеву глаз. Ему хотелось провести ладонью по этой нежной коже…
Он не влюблен. Он просто безумен. Или одержим похотью.
Грант проработал в лаборатории несколько часов, досадуя на то, что впервые обращает внимание на время. Ему хотелось проверить, как там Джиллиана, но он оттягивал этот момент, словно приберегая его в награду за свою увлеченность работой. Еще несколько записей, несколько составляющих опыта – и он позволит себе навестить ее.
Они пообедали в одно время, но в разных комнатах. Грант взял у кухарки подносы и сначала дал попробовать еду мышам в клетках, внимательно наблюдая за ними. Когда прошло полчаса, а состояние здоровья мышей не вызывало никаких опасений, он позвал Майкла и велел ему отнести поднос Джиллиане.
– И спроси, не нужно ли ей чего-нибудь, – проинструктировал он Майкла.
– Хорошо, ваше сиятельство.
– Обязательно скажи, что все, что бы ей ни понадобилось, будет предоставлено.
Майкл поклонился, но прежде чем он вышел из комнаты, Грант окликнул его:
– И передай Джиллиане – мне очень жаль, что еда остыла, но это было необходимо.
– Да, ваше сиятельство.
Грант пообедал за столом у себя в лаборатории. Он не получил удовольствия от еды; теперь его заменила осторожность.
Через четверть часа Майкл постучал в двери лаборатории.
– Мисс Камерон просила поблагодарить вас, ваше сиятельство. Она сказала, что обед был удивительно вкусный и не важно, что холодный.
– А ты, Майкл? Ты поел?
– Нет еще, ваше сиятельство, но кухарка оставила и для меня.
– Вечером можешь быть свободен. Ты мне не понадобишься.
– Вы уверены, ваше сиятельство?
Грант мог бы пересчитать по пальцам одной руки те вещи, в которых был уверен, но не сказал этого Майклу, а просто кивнул. Однако прежде чем молодой человек вышел, Грант кликнул его:
– Как она? – Он тут же исправил этот вопрос: – Она чувствует себя лучше, чем утром?
– Мисс Камерон выглядит очень хорошо, ваше сиятельство.
Это был не тот ответ, который Грант хотел бы услышать. Ему хотелось, чтобы Майкл мог сказать: «Да, на щеках у нее румянец, и она улыбнулась мне, ваше сиятельство. В глазах ее светится ум и вспыхивают искры раздражения и нетерпения. Она засыпала меня вопросами и не скупилась на похвалу, и весело смеялась над каким-то моим глупым замечанием».
Майкл не сказал бы ничего подобного, даже если бы это было действительно так. Но он мог сказать с прямотой молодости: «Она красивая женщина, ваше сиятельство. Вокруг нее какое-то сияние, в движениях какая-то особенная плавность, словно она не идет, а скользит по земле».
Нет, ничего этого Майкл ему не сказал бы, потому что Грант – граф Стрейтерн и явно настроен поражать этим фактом каждого встречного. По крайней мере, так считают его друг и женщина, которую ему очень хочется поразить.
Вот она, нелицеприятная правда, как она есть. Ему хочется быть в глазах Джиллианы больше чем просто мужчиной. Он хочет быть значительнее, чем он есть. Умнее, талантливее, содержательнее, образованнее, мужественнее.
– Спасибо, Майкл, – сказал Грант, отпуская слугу. – Это все.
После ухода Майкла он погасил одну из ламп и подошел к окну. В отличие от большинства комнат дворца в этой был целый ряд окон. Грант мог смотреть на мир, а мир мог заглядывать к нему. Тут не было ничего шокирующего или ужасного. В этой комнате ничто не оскорбляло чувства, за исключением графа, который готов был вот-вот стать дураком.
Как странно, что он никогда прежде не отдавал себе отчета в том, насколько одинока его жизнь. Даже в Италии он был одинок, а ведь он считал те годы лучшими в своей жизни. Что там говорил Лоренцо? Что-то насчет того, что женщины его боятся.
В Италии у него была любовница, зрелая и достаточно разумная, чтобы понимать, что он не может дать ей ничего постоянного. Был ли он по крайней мере привязан к ней? Он подарил ей дом и выезд и достаточно денег, чтобы жить в комфорте немало лет. Она была, как и положено, благодарна ему, но едва ли слишком переживала, когда он уехал в Шотландию.
До этого момента Грант даже ни разу не вспоминал о ней.
Что же он за мужчина, если, имея близкие отношения с женщиной, потом с легкостью выбрасывает ее из своих мыслей? Мужчина, у которого есть много другого в голове? Или который никогда не позволяет себе до конца опустить барьер между собой и другими?
Он не холодный и не отчужденный. Он просто поглощен своей работой, вот и все. У него много друзей, много знакомых.
И все же он, не потрудившись поискать себе жену, устраивает брак по расчету с женщиной, которую никогда раньше даже не встречал. Или он боялся, что в поисках ему надо будет изображать интерес к кому-то еще, помимо себя самого? Он был бы вынужден демонстрировать чувства, в обладании которыми отнюдь не уверен.
Господи, он и в самом деле был холодным и отчужденным.
Пока в Роузмур не приехала Джиллиана.
Он и прежде испытывал желание, знал страсть во всех ее обличьях, но никогда она не захватывала его так, как сейчас к Джиллиане. Гранту хотелось знать все малейшие нюансы того, что она чувствовала. Вспыхивала ли ее кровь так же быстро, как у него? Билось ли так же часто сердце? Чувствовала ли она, словно парит высоко над землей, в момент наслаждения, и странную грусть потом, когда все закончилось? Странные вопросы, над которыми никогда раньше.
Грант не задумывался, не говоря уж о том, чтобы хотеть поделиться ими.
Ему никогда ни с кем не хотелось поделиться и своими знаниями, как хотелось теперь поделиться с ней. Например, Гранту очень хотелось сообщить Джиллиане, что он отложил пока болотный газ и занялся опытом по намагничиванию поверхности.
Не было никого другого, кому он мог это рассказать. Никого, кому это было бы интересно.
Пленила ли Джиллиана его только потому, что красива и что у него уже довольно давно не было женщины? Или потому, что его пугает предстоящая женитьба и он жалеет, что затеял все это?
Грант не знал ответов, но чувствовал, что уже устал задавать себе вопросы. Ему хотелось на время забыться. Не думать ни о прошлом, которое не отпустит его, ни о будущем, которое простирается перед ним, как долгая, пыльная и одинокая дорога. Сейчас ему хотелось бы быть кем-то другим, а не тем, кто он есть.
Воспользоваться обстоятельствами? Черта с два!
Майкл принес ей обед, и хотя Джиллиане казалось, что она не сможет ничего съесть, при виде ростбифа аппетит вернулся к ней. Еще был вкусный хрустящий хлеб, а на десерт что-то напоминающее грушевую тартинку. И горячий шоколад был абсолютно восхитителен. Открыв маленькую фарфоровую емкость, Джиллиана обнаружила там горчицу – густую, острую горчицу, которая сделала вкус ростбифа еще лучше.
Еда казалась ей вкуснее, чем когда-либо прежде. Может, потому, что она потеряла надежду дожить до следующего дня? В туманных воспоминаниях, оставшихся от болезни, ей представлялось, как страшно было ей ощущать внутри холод.
Покончив с обедом, Джиллиана откинулась на подушки и устремила взгляд в потолок. Признаки богатства присутствовали даже здесь, в комнате, которой Грант редко пользовался. Большая декоративная гипсовая розетка украшала середину потолка, и из ее центра свисала цепь с массивной хрустальной люстрой. По стене комнаты проходила веревка, соединенная со шкивом – очевидно, чтобы опускать люстру, когда надо было зажечь свечи, а потом поднимать всю конструкцию снова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38