Можно изобрести и новые.
Он с самого начала объявил, что желает видеть ее голой и покорной. И добился полного подчинения: теперь она его добровольный партнер в игре вожделения.
Отныне все будет куда легче… пока Корт не устанет от нее и не обратится к другим женщинам.
Но до тех пор…
До тех пор он будет давать ей все то утопавшее в его семени наслаждение, которое она только сможет вынести.
А она… она будет самой послушной рабыней и сделает все, чтобы Корт никогда не пожелал позабавиться с кем-то, кроме нее.
В дверь тихо постучали.
— Хозяйка! — едва слышно окликнула Эви, внося поднос с завтраком. — Поешьте, хозяйка.
— Умираю с голоду! — воскликнула Дрю, вновь забираясь в постель. Эви опустила поднос ей на колени.
— Горячие бисквиты, яйца и овсянка. И клубника. Кофе. И кое-что еще.
Но Дрю уже увидела. Конверт, засунутый под тарелку, так, что выглядывал только краешек.
— Что это?
— Какой-то человек передал Луизе для хозяйки. Луиза отдала мне. Побоялась сказать хозяину. Не знаю, что делать, хозяйка. Если господин узнает, тогда беда.
Дрю судорожно сглотнула.
— Не узнает.
— Я ничего не видела, — пробормотала Эви. — Если кто-то спросит, я ничего не приносила.
— Верно. Я готова это подтвердить.
Эви кивнула: очевидно, женщины друг друга поняли.
— Поешьте, госпожа. Нужно сохранить силы для хозяина. Он вот-вот придет опять.
Придет. И скоро. О, черт побери…
Дрю выдавила слабую улыбку.
— Обязательно, Эви.
Едва Эви удалилась, она вытащила конверт, разорвала дрожащими пальцами и развернула письмо. «Моя дражайшая любимая кошечка…» Сердце Дрю упало. Краска бросилась в лицо. О, Жерар… мой дорогой Жерар… что я наделала? Что я наделала?
Все. Я сделала все, чтобы предать его и нашу любовь.
Господи…
Нет ни выхода, ни надежды.
Дорогой Жерар… слишком поздно. Ты с презрением отвернешься от меня, если узнаешь, КАК я ему отдавалась. Боже, как теперь быть? Как быть?
Дрю смяла записку, но тут же разгладила. Посредница. Луиза вызвалась быть посредницей. Она может отнести ответ.
Но как? Что она может ответить?
И что, если Корт обнаружит?
Но она должна, должна. Жестоко оставлять Жерару надежду. И тешить грезами себя.
Эви поможет. Достанет перо и бумагу, и она напишет письмо, которое уничтожит грезы, письмо, которое навеки отвратит от нее Жерара.
Но она так и не смогла это сделать. Не сумела найти слов. Немыслимо найти слова, если сидишь голой в постели Корта, через час после любовной схватки.
Возможно, ее молчание — самый красноречивый ответ. Жерар поймет, что она находится в безвыходном положении. И не имеет права оставить Корта. Убежать от него. Все это — несбыточные фантазии наивной молоденькой девушки. Но реальность вошла в ее жизнь и потребовала расплаты за все радужные иллюзии.
Нет. Она сохранит любовь к Жерару в сердце, чтобы перебирать в памяти радужные воспоминания, когда жизнь станет невыносимой.
Сделка между отцом и Кортом перевернула ее мир. Лишила романтики, галантности, рыцарства.
Бизнес. Деньги. Бушели риса и хлопка, цены за фунт. И она.
Товар.
И не должна никогда этого забывать. Корт должен оправдать затраты и получить свой фунт плоти. И она действительно только начала платить долги.
Милый Жерар, прости меня… потому что сегодняшнюю ночь я снова проведу с ним, и даже думать о тебе невыносимо…
— Она ничего не ответила, — сообщила Эви, когда принесла хозяину бокал вина. — Ей нечего сказать.
— Ясно.
Корт повертел в руке хрустальный бокал и поднес к свету, любуясь благородным багряным напитком. Посуда и вино богача, который может позволить себе все самое лучшее.
Богача, купившего себе жену.
Он задумчиво поднес к губам бокал. Ленуар не сдастся. Слишком много потерял и, возможно, рассчитывает на то, что он, Корт, не выказал особых чувств к Дрю. Очевидно, считает, что важнее всего для Корта Оук-Блаффс, а Дрю — просто довесок к сделке.
Возможно, эти соображения и побудили Ленуара написать столь отчаянное письмо. Он даже поклялся, что ее отец не пострадает. Несмотря на тот факт, что Виктор едва не покончил с собой от унижения.
Тот же Виктор настоял на том, чтобы Дрю никогда не узнала, кому в действительности он должен целое состояние.
Ленуару тем более невыгодно об этом болтать, чтобы не уничтожить любовь Дрю к нему. Не разоблачить собственную подлость. Виктору тоже ни к чему рисковать.
На какой постыдной тайне построен их брак!
Впрочем, Виктору, вероятно, все равно. Как только договор был подписан и Корт стал совладельцем плантации, Виктор вел себя идеально. Но недолго осталось до той минуты, когда игорный зуд вновь им овладеет и Виктор начнет , убеждать себя, что ставка-другая в кости не повредит, тем более что теперь он просто не сможет потерять все.
Что же, посмотрим… Кроме того, есть немало способов разделаться с Ленуаром, и Корт не задумается выставить напоказ все его грязное белье, что бы ни стоило… если, конечно, Ленуар вознамерится всерьез преследовать его жену.
Вот из-за этого мужчина не может позволить одурманить себя парой стройных женских ножек, какими бы соблазнительными они ни казались.
Дрю…
Мгновенно вздыбившаяся плоть. Но чего и ожидать?
Черт, черт… она не ответила на письмо, а он был готов прозакладывать Оук-Блаффс, что ответит.
Он хотел это тело, теплое, тугое, лживое тело.
Корт сидел в кабинете, не в силах подняться, окруженный ее женским ароматом.
Он не может прожить ни минуты без того, чтобы не погрузиться в нее. Он пропал, но ему было все равно. Только не сегодня.
Сегодня…
Он приказал Эви привести Дрю в особенном… ночном… костюме.
Она вошла, и Корт холодно улыбнулся. Само совершенство. Темная вуаль закрывала ее лицо, придавая ей загадочный вид. Золотые кольца, сковавшие ее сладкие соски, и атласные ленты на запястьях.
У него закружилась голова. Их общее возбуждение росло с каждой секундой.
— Привяжи ленты к крюкам в стене, — приказал он Эви.
Действительно идеальная поза: руки подняты, груди выставлены и подрагивают, так что золото бросает отблески на белоснежную кожу. Глаза сверкают через черную вуаль, словно она догадалась о его намерениях.
Он расстегнул брюки, отбросил ногой и позволил ей полюбоваться живым доказательством его желания. Этого было вполне достаточно, чтобы она завороженно уставилась на его готовую погрузиться в нее плоть. Дрю задрожала, словно его мужественность возбуждала ее без меры и границ. Почти теряя сознание, она терлась о гладкую штукатурку стены, мечтая лишь о том, чтобы он взял в рот ее соски.
Корт и не представлял, что она может довести его до подобного состояния. Но плоть все продолжала расти и удлиняться. Дрю делала все, чтобы обольстить его, заставить вонзиться в нее, он видел это в ее взгляде. Но намеревался лишить ее этого удовольствия. Пока.
Пока…
Она продолжала извиваться на фоне стены, словно в объятиях невидимого любовника. Единственного, способного дать ей то, что она так исступленно желала.
Прекрасно. Дай ей понять, что ничто не сможет насытить ее, кроме его гигантской плоти. Что только его член владеет ею, и никому больше она принадлежать не будет. И именно от Корта зависит решение дать ей это наслаждение, намять живот и проткнуть насквозь, а ее мнение и желания не играют никакой роли.
Но Боже, как он изголодался по ней! И она изнывает по нему.
Как все неверные сучки. Соблазнят своей наготой одного и мечтают о другом.
Он вызывающе погладил себя, и она дернулась.
— Не сегодня, моя голенькая лань.
— Но я хочу… — простонала Дрю.
— Знаю. Знаю, что и как ты хочешь.
— Тогда…
— Подождем. Ты должна в точности понять, как велика твоя жажда и к кому ты приползешь, чтобы ее удовлетворить.
Она облизнулась, и он поспешно отвел глаза. Да. Вот оно.
Дрю закусила губку и намеренно многозначительно уставилась на его пульсирующий пенис. И снова увлажнила языком пересохший рот.
Мощный отросток поднялся, словно ощутив прикосновение ее губ.
Власть.
Она может иметь любую власть над ним, даже связанная и в вуали, извивающаяся от неудовлетворенной похоти.
Ему нравится ее связывать. И нравится думать, что вся власть у него.
Но он не может оторвать взгляда от ее трепещущих сосков. Не может никуда деться от мускусного запаха ее лона, наполнявшего комнату.
Дрю истекала белым хмельным вином страсти. И не могла ни о чем думать. Только о его отказе взять ее. Хоть бы он погрузился в нее и остался навсегда.
Ее соски зудели от напряжения. В этом состоянии даже невесомые золотые обручи казались тяжелыми. Она в экстазе откинула голову и принялась вращать и покачивать бедрами.
— О нет, моя голенькая жена. Heт Сегодня ты меня не получишь.
Но его притягивало ее извивающееся тело и стройные бедра. Вот оно, могущество! В ее совершенном теле, в капельках влаги, поблескивающих на кружеве волос внизу живота, в его бушующей плоти. Наконец-то она обнаружила древнюю как мир тайну обольщения мужчины.
И ни к чему говорить, опровергать очевидную ложь. Он невольно шагнул к ней, ведомый свирепым желанием, отягощавшим чресла, готовые вот-вот взорваться.
— Не сегодня, жена. Что бы ты там ни вытворяла. Однако он продолжал идти, словно притягиваемый невидимым магнитом, гигантский, возбужденный, охваченный желанием обладания, пока она изгибалась в изысканно-эротическом танце, заранее уверенная в своей победе.
— О нет. Я хорошо изучил все эти игры, Дрю. Сегодня тебе ничего не получить.
Его жаждущая плоть уткнулась в ее пульсирующую расселину. Дрю поспешно отвернулась, чтобы скрыть блеснувшее в глазах торжество, и, выгнувшись, ощутила прикосновение его губ к тому месту, где мгновение назад покачивался могучий отросток. У Корта перехватило дыхание. Следовало бы благоразумно держаться подальше от нее. Либо взять эту женщину, либо немедленно отослать — третьего не дано.
Корт отодвинулся, не замечая, как головка фаллоса оросилась жемчужным семенем. Дрю снова застонала.
— Ну да, тебе это по душе, Дрю. Все, что угодно, только бы утолить голод, верно? И показать, что у тебя есть власть над ним.
Он сжал непослушную плоть и снова повернулся к Дрю.
— Так вот, моя голенькая кошечка, ты бессильна передо мной. И если я захочу взять тебя, то вовсе не потому, что ты сумела добиться этого, соблазнив меня. Просто такова моя воля. Я привел тебя сюда с единственной целью — утолить мою похоть у этой самой стены. Вбивать в нее твое нагое тело — неплохая идея, не так ли?
— Ну и воплоти ее, — подначила Дрю.
— Маленькая шлюшка!
— А ты вот-вот взорвешься! — с издевкой бросила она. — Пожираешь глазами мои соски и бедра. Умираешь от желания заполучить то, что у меня между ногами, Корт. И не отрицай. Ты знаешь, как там мокро, как тесно… как жарко… именно то, от чего мужчины сходят с ума…
— Но мне это сегодня не нужно. Словно не слыша собственных уверений, он прижался к ней.
— Я не возьму тебя…
Ближе.
— Нет, черт возьми…
Совсем близко…
— Нет…
Он вошел в нее, и Дрю ахнула.
— Нет!
Тяжело дыша, он чуть откинулся, чтобы с новой силой вонзиться в нее. Вталкиваться короткими, резкими бросками. Прижать к стене, не позволяя ни шевельнуться, ни чувствовать.
Но она все равно чувствовала его мощь, упорство и решимость, силу и господство своего тела: она обрела способность довести Корта до предела, сломить волю, поглотить , его плоть всю, до последнего дюйма, — и грубость их животного соития вознесла обоих к головокружительной кульминации эротической игры.
Она словно растеклась по нему: его семя пропитало ее внутренности, самые кости. Ей не хотелось ни говорить, ни шевелиться. Он был по-прежнему тверд и готов к новым схваткам, сердца обоих беспорядочно колотились.
О, пусть теперь твердит, что не хочет ее…
Она зазывно потерлась о него, с наслаждением ощущая его плоть между бедер. Слова ни к чему. Достаточно прижаться к Корту, и она получит все, что пожелает. Сейчас она попробует испытать его; даже мысль о том, как он снова погрузится в нее, обжигала новым приливом желания. А он по-прежнему в ней, толстый, как ствол молодого деревца.
Какое еще приглашение ему требуется, чтобы снова овладеть ею?
— Значит, ты воображаешь, что победила? — пробормотал Корт, отстраняясь, и Дрю что-то протестующе пролепетала. — И хочешь еще? Кто не хочет еще…
Он отвязал ее руки.
— Все хотят еще…
Он нагнулся и подхватил ее.
— …только некоторым этого не получить. Он неловко приоткрыл дверь.
— Эви!
Из ниоткуда возникла Эви.
— Отведи хозяйку в ее спальню. Вымой. И присмотри, чтобы она отдохнула.
Он поставил Дрю на ноги.
— Я не хочу… — начала было Дрю, но он уже отвернулся и вошел в кабинет.
— Идемте, госпожа, — посоветовала Эви. — Хозяину лучше знать.
Дрю метнула ему в спину злобный взгляд. Корт захлопнул дверь у нее перед носом.
Он больше минуты не выдержит в ее присутствии, иначе окончательно рехнется. Он уже сегодня поддался ей, как зеленый молокосос.
Черт побери, он сам не понимал, как у него хватило воли вытащить ее из кабинета.
Еще одна секунда, одно чувственное мгновение, и он бросился бы перед ней на колени и умолял о милости.
Хватит с нее на сегодня. Она и так получила больше, чем он был готов дать. Дьявол… дьявол… он мог бы не слезать с нее всю ночь…
Мельком заметив непонятный отблеск на полу, он нагнулся и поднял тонкий золотой обруч. Потер его между пальцами и ощутил, что снова готов броситься в любовный поединок.
Значит, дела действительно плохи, если при одном воспоминании о ее грудях у него все встает.
Будь она проклята, проклята, проклята…
Проклята.
— Хозяин…
Корт с трудом приподнял затуманенную голову. Он сам не помнил, как оказался здесь, в своей спальне, хотя, судя по всему, было уже утро.
Кажется, он выпил стакан вина… два… а может, три, чтобы утолить иссушающую жажду.
Корт зажмурился от яркого солнца и поскорее прикрыл глаза ладонью.
— Что тебе, Эви?
— Еще записка, господин. Луиза передала.
Дьявол…
Он вскочил и схватился за брюки.
— Может, она нашла способ написать ему? Корт оставил замечание без ответа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14