А я в боях за родину контужен трижды, знаешь, что могу с тобой сделать? — Серега грозно покосился на свою подмышку, откуда выглядывал ментовский череп, и перешел на шепот: — Может, прострелить тебе ноги и в Неву, с Литейного, а?
«Стальной зажим» — это серьезно. Дышать сразу становится нечем, в глазах
темнеет, в общем, белый свет становится не мил.
— Не надо с моста, — захрипел сержант Скобкин, — пожалуйста, не надо. — Особым присутствием духа он явно не отличался, и в машине запахло сортиром. — Мы… Мы друга хоронили, погиб на боевом посту, вот деньги и кончились. А завтра на службу рано, жена ждет, трое детей, один приемный, из Чернобыля. Без щитовидной железы…
— А ты, клоун, без мозгов. — Такого вранья Тормоз не слышал давно. Открыв пассажирскую дверь, он, придав ускорение, выпустил попутчика на волю. — Пошел.
Следом полетела ментовская ксива, а когда Серега уже тронулся с места, раздались страшные проклятия, посылаемые сержантом Скобкиным на его голову:
— Да я тебя, да ты у меня…
Да насрать! Машина оформлена на батю, а много ли возьмешь с безногого героя-афганца? И все же в целом ситуация была печальной: полвторого ночи, работа в минус, мосты того и гляди разведут. Эх, жизнь-жистянка…
Мимо пролетали роскошные, с блатными номерами, иномарки, почем зря слепили проблесковыми огнями ментовозы, раздолбанные, а туда же. Тормоз усмехнулся — это у нас, у русских, в крови, все напоказ, крутизной наружу. Еще с тех времен, когда, запрягая «птицу-тройку», на дугу рядом с колокольцами малинового звона вешали лисьи хвосты — чтоб люди завидовали и уважали. А ежли кто держался скромно да молчком али разговаривал человечно, так такого надобно к ногтю. Раз на рожон не прет, значит, рылом не вышел, кишка тонка!
Благополучно перебравшись на родной берег, Серега ушел с набережной, вывернул задворками на проспект Стачек и, наверное, скоро был бы дома, если бы не гражданин с бутылкой «Балтики» в руке.
— Друг, поедем в центр. — Удобно развалившись в кресле, любитель пива с ходу зашуршал сторублевками. — Куда-нибудь подальше отсюда.
Он был в зеленом адидасовском костюме и дорогих кроссовках, однако на спортсмена не похож — обрюзгший, с заметной жировой прослойкой.
— Ну поехали. — Начало казалось многообещающим, но Прохоров прекрасно знал — халявный сыр бывает только в мышеловке, и внутренне насторожился. Уж больно сладкий пассажир смахивал на подсадную утку, то бишь гуся. Завезет такой запросто в какой-нибудь укромный уголок, прямо в руки крепким ребятам с монтировками. Уж те не постесняются, спросят — что ж ты, падла, «бомбишь» на нашей земле, а в оркестр не засылаешь? Вешаем на тебя столько-то…
Однако на этот раз Бог миловал, и Прохоров проявлял бдительность напрасно. Вел себя пассажир естественно, дважды выходил по нужде и, пока ехали до Невы, много чего рассказал про свою жизнь. Звали его Юрой, и служил он когда-то на Черном море капитан-лейтенантом. Не простым капитан-лейтенантом, а командиром группы морских диверсантов из секретного подразделения «Барракуда». Магнитные мины, подводный автомат АПС и двенадцатисантиметровые стреловидные пули, способные легко пробить на глубине обшивку небольшой субмарины. Когда начали кроить Черноморский флот, Юра оказался на украинской стороне, однако второй раз присягать отказался и был разжалован в матросы. Лучше бы уж расстреляли! И он ударился в бега, в конце концов добежав до Сербии, где и навоевался всласть, в основном стоя с гранатометом на большой дороге. Проезд — двести долларов с фуры, не дороже, чем у других. Заработав денег, Юра перебрался с дунайских берегов на невские и, поосмотревшись, пригласил бывших сослуживцев из «Барракуды». Не в гости, конечно, пригласил заняться привычным делом — решать наболевшие вопросы. Команда подобралась просто супер — это вам не отмороженные недоумки, безграмотные, нестойкие психически, не готовые ни на что по-настоящему серьезное. Собрались мастера убойного дела, причем нищие, голодные, которым терять нечего, и дело завертелось. Вертелось оно себе, вертелось, а потом Юра встретил девушку своей мечты, остепенился, из дела вышел. Женился, завел ребенка и начал благочинно воровать бюджетные финансы, благо ходы имелись. И все было бы хорошо, если бы не оказалась молодая жена стервой, сучкой и просто распоследней шкурой.
— Может, прибить мне ее? — Закурив, Юра вздохнул и тоскливо посмотрел на Серегу. — Сегодня домой пришел поддатый, ну так, слегка. С налоговой решали вопрос, сам знаешь, с ними разве что-нибудь всухую решишь? Так ведь такой скандал закатила, падла, — сама уйти грозилась и Светку забрать. Припомнила, крыса, что ко дню рождения подарил ей не «семьсот сороковую», а «десятку». А как ее, дуру, можно посадить на «бээмвуху»? Пусть уж лучше бьет тольяттинское уебище, один хрен, права куплены. Про половую жизнь свою несчастную орала… Ну, не стерпел, дал ей в нюх и ушел, очухается — поумнеет.
«Треха» между тем степенно катилась по ночному городу. Близился час собаки, но кабацкое разгуляево было в самом разгаре. Зазывно светились разноцветные вывески, из-за дверей слышалась разудалая музыка, а развеселые барышни кто по второму, а кто и по третьему разу за ночь сдавали напрокат доступные прелести.
— Друг, не гони. — Когда миновали Адмиралтейство, пассажир встрепенулся и указал на скопище машин напротив медного Петра. — Давай тормознем, выпьем чего-нибудь.
— Как скажешь. — Серега начал притормаживать и, включив поворотник, втиснулся между «шестисотым» и сияющей громадой «лендкрузера».
Рядом на столетнем граните набережной белели столики уличной кафешки, а чуть поодаль невские волны качали плавучую дискотеку с языческим названием «Сварог». Впрочем, волны качали не только танцпол имени древнего бога, у самых ступеней спуска был пришвартован понтон, с которого гуляющие справляли малую, а если подопрет, и прочую нужду в мутные речные воды. Гремела музыка, решался половой вопрос, а с пьедестала взирал на непотребство позеленевший Петр, сам весь в дерьме. Голубином.
Кафешка не впечатляла: десяток столиков и барная стойка, за которой неопрятная девица засыпала в обществе мента-охранника. Публика была разношерстной. Вкушали пиво разгоряченные джигиты, под гортанные монологи по сотовому швыряя в волны опустошенные емкости. Парочка минетчиц запивала гормоны апельсиновым соком, а между столиков бродил художник, предлагая портрет с натуры за пятнадцать минут. Но все предпочитали натуру без портрета и сразу.
— Не хочешь охотничьих колбасок? — Покосившись на Тормоза, пассажир удивленно покачал головой и принялся будить девицу за стойкой. — Пива, сока и фисташек.
Выбрали столик почище, убрали грязные стаканы и, опустившись на хлипкие, холодящие зад и душу стулья, предались молчанию, — говорить было решительно не о чем. От воды густо тянуло сыростью, проходившие мимо суда разводили волну, а по соседству одному из черных поплохело, и, перегнувшись через парапет, он принялся давиться блевотиной. Быть может, на том самом месте, где некогда царь Петр «стоял и вдаль глядел»…
— Спасибо за сок. — Серега заметил, как художник, используя чей-то портрет в качестве ширмы, свистнул со стола недопитый стакан, и ему стало грустно. — Тебя куда, к дому?
— Друг, не гони лошадей. — Возвращаться Юре явно не хотелось, и, подмигнув, он указал на столик, где восстанавливали силы работницы орального фронта. — Хочешь, блядей снимем, я плачу.
— Поздно уже. — Брать женщину за деньги для молодого здорового мужика Прохоров считал унизительным, а кроме того, он где-то читал, что не всякий презерватив держит бледную спирохету. Покачав головой, он поднялся. — Может, все же домой?
— Бабки возьми. — Пассажир вытащил едва начатую пачку сторублевок и, отмусолив несколько бумажек, протянул Сереге. — Удачи, может, еще встретимся…
Бьют — беги, а дают — бери. Не ломаясь. Тормоз сунул деньги в карман и, уже запустив двигатель, усмехнулся — странная штука жизнь, наперед ничего не угадаешь.
В самом деле, никто не знает, что его ждет. Едва Серега выкатился на Обводный, как увидел светлую «семерку» со спущенным задним левым, а рядом голосующую рыжую девицу, затянутую в джинсовый комбинезон. «Наездница, блин, даже колеса заменить не может. — Он включил поворотник и, повернув руль, начал сбрасывать скорость. — А машину муж рогатый вроде Юры-киллера на день рождения купил…» Благополучных дамочек Прохоров терпеть не мог, тот, кто не попробовал полыни, никогда не оценит вкуса меда.
— Балонник есть? — Включив ближний свет, он с важным видом вылез из машины и вразвалку направился к пострадавшей. — Ключ такой, болты крутить. — Ухмыльнувшись, Прохоров изобразил руками коловорот.
— Спасибо, что остановились. — Автолюбительница невесело улыбнулась, и на ее щеках обозначились ямочки. — Балонник-то есть, а вот запаске хана, тоже проколота. Достали меня сегодня резиноизделия, может, подкинете до какой-нибудь шиномонтажки?
Это в четыре-то часа ночи! Бросив на произвол судьбы нулевой «семак»! Да и где ее искать, круглосуточную мастерскую? Серега знал одну на Свердловской набережной, так не переть же через весь город ради незнакомой гражданки с проколотым скатом! Хотя с такой не грех и познакомиться. Ишь ты, как комбинезончик-то сидит, фигура, ничего не скажешь, классная. И волосы тоже, густые, волной…
— Шиномонтажники уже десятый сон видят. — Подойдя совсем близко. Тормоз уловил запахи леса, костра и подгоревших шашлыков и внезапно ощутил два желания сразу — наесться до отвала и завалиться спать, с этой рыжеволосой амазонкой. В горле у него пересохло, и, почувствовав упругий дискомфорт в штанах, Серега сунул руку в, карман. — Вам куда ехать-то?
— На Леню Голикова. — Голос у амазонки был низкий, с бархатными обертонами, грудь же, напротив, высокой, со смешными пуговками на месте сосков, и Прохоров сглотнул слюну:
— Да мы соседи почти. Доедете на моей запаске.
— А вы как же? — В глазах собеседницы зажглись огоньки любопытства, и она взглянула на Тормоза внимательно. Так смотрит дрессировщица тигров на подающего надежды воспитанника.
— Ерунда, доберусь, у меня камера есть. — Тормоз ничего не заметил в зеленых глазах собеседницы, он доставал запаску из багажника. — Если что, перебортуюсь.
Пока, отдав болты и поддомкратив тачку, Прохоров менял колесо, рыжеволосая сидела рядом на корточках и помогала работе языком. Она поведала, что возвращается с Медного озера, куда частенько выбирается пообщаться с природой, а заодно поесть шашлыков. На обратном пути прокололась, опоздала к разводке мостов, а потом, едва выкатившись на Обводный, поймала что-то по новой.
— Хорошо, что не СПИД, — не очень-то изящно пошутил Тормоз и, убрав домкрат, принялся затягивать болты. — А что же вы на озеро-то в одиночку? Попутчиков, что ли, не нашлось?
— Я же отдыхать ездила. — Зеленоглазая недоуменно пожала плечами и, прикрыв рот ладонью, зевнула. — Чем ближе узнаешь людей, тем сильнее хочется одиночества. Или тянет к собакам, кого как. Кстати, видела сегодня лису. Вылитая дворняга и совсем не прочь сожрать остатки шашлыка.
— Шашлык — это да. — Прохоров в который уже раз сглотнул слюну и закинул проколотое колесо в багажник. — Запаска у меня никакая, так что особо не гоните.
— Спасибо вам огромное. — Рыжеволосая крепко, по-мужски, пожала ему руку и вытащила записную книжку. — Куда колесо привезти?
— Я лучше сам заберу. — Серега вдруг представил ободранные Рысиком стены, пьяный батин храп на всю квартиру, и на него сразу навалилась усталость бессонной ночи. — Все равно весь день в седле.
— Как скажете, спаситель. — Она вырвала из записной книжки лист и принялась быстро водить ручкой. — Дом семнадцать, квартира пятьдесят два. Я завтра должна быть после шести, но на всякий случай позвоните, вот телефон.
Улыбнувшись на прощание, она изящно уселась за руль и так приняла с места, что сомнений у Сереги не осталось — мотор на «семаке» восьмидесятисильный, «шестерочный».
«Все, домой, жрать и спать». Прохоров забрался в свою «лохматку» и, решив купить на ужин — или на завтрак? — пиццу, вдруг понял, что не знает даже имени рыжеволосой феи с Обводного. Хорош он завтра будет — будьте добры, позовите к телефону девушку с зелеными глазами, роскошной жопой и буферами такими выдающимися, что эта девушка может потереться о них подбородком. Тьфу…
О том, что его просто могли продинамить, он даже не подумал.
ГЛАВА 5
«Еврокласс» Прохоров нашел без труда благодаря огромному многокрасочному указателю. Парковка оказалась удобной, но платной, и, свирепо покосившись на охранника, он направился к массивным дверям с надписью «Консультационный центр».
Сразу было видно, что российско-шведскую клинику строили шведы. Кровля из металлочерепицы, покрытой минеральным гранулятом, пластиковые окна и облицовочные гранитные плиты, герметизированные на стыках чем-то похожим на замерзшее дерьмо. Европейский класс, новейшая технология… Внутри все также поражало великолепием. Натяжной потолок, мозаичный пол, зимний сад с хрустально журчащим фонтаном. Неслышно изливал прохладу сплит-кондиционер, плавали в аквариуме невиданные рыбы, и даже медхалат дежурной красавицы имел особый, лазурно-голубой оттенок.
— Добрый день. — Улыбаясь так, будто собиралась отдаться, она взяла из Серегиных рук историю болезни и, прочитав, кивнула. — Да, это по нашему профилю. Прошу вас, — красавица придвинула Тормозу рекламный проспект и улыбнулась по новой, — как говорится, лучше один раз увидеть. Цены указаны на последней странице обложки.
Пока он листал буклет, голос дежурной заливался серебряным колокольчиком:
— Наша клиника существует уже пять лет и имеет свою собственную апробированную методику. Обычно вначале проводится первичная консультация — заочная, затем наши диагносты выезжают к больному, и только потом производится госпитализация и подготовка пациента к операции. У нас работают только лучшие специалисты, и благодаря новейшим технологиям мы достигли выдающихся результатов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48