Но в результате случайного стечения обстоятельств получилось то, что получилось: я романы пишу, он в турфирме работает. А театр «Орион» и сейчас сверкает огнями, как прежде.
У друга – сыну шесть лет. В отделении бумажника, где сезонка, всегда лежали три его фотокарточки. Хокуто играет с барашком в зоопарке Маруяма. Хокуто, наряженный к детскому празднику. И Хокуто верхом на ракете в парке аттракционов. Я разглядываю фотографии и отдаю другу. Мы пьем пиво и закусываем мороженой рыбой, холодной как лед.
– Как там Р поживает? – спрашивает он.
– Встретились недавно на улице. Случайно. С женой развелся, спутался с какой-то девчонкой.
– Да?
– Работает в рекламной компании. Пишет какие-то жуткие тексты.
– Понятно.
И так далее, и тому подобное. Расплатившись по счету, мы выходим на улицу. Снег все идет.
– В Кобэ давно был? – интересуюсь я.
– Давно. – Он качает головой. – Далеко очень. А ты?
– Тоже давно не ездил. Да что-то и не тянет.
– М-м.
– Наверное, здорово там все изменилось.
– М-м.
Минут десять мы бродим по улицам. Тем для разговора больше нет. Я иду к себе в гостиницу, он возвращается в свою малогабаритную трехкомнатную квартиру.
– Ну будь здоров!
– И ты тоже.
Щелкает переключатель. Мы расходимся в разные стороны, чтобы дальше снова идти каждый своей дорогой. Наступит завтра, и мы, в полутысяче километров друг от друга, будем продолжать бесцельную борьбу со скукой, которая у каждого тоже своя.
В гостинице я включил телевизор. По местному каналу шла какая-то информационная передача. Не снимая обуви, я завалился поверх покрывала на кровать и, запивая холодным пивом сэндвич с копченой семгой, который попросил принести в номер, рассеянно уставился на экран.
Середину кадра занимает одинокая фигура молодой женщины в темно-синем платье. Камера снимает женщину по пояс и, словно хищный зверь в ожидании добычи, плотоядно смотрит на нее застывшим стеклянным глазом. Без смены ракурса, не приближая и не отдаляя объект. Совсем как в старых фильмах nouvelle-vague.
– Я работаю в информационном отделе мэрии города Р., – начинает женщина с легким местным выговором. Голос дрожит от волнения. – Наш городок небольшой – всего семь с половиной тысяч жителей. Особо ничем не знаменит, поэтому очень может быть, что вы о нем ничего не знаете.
«К сожалению», – отмечаю я.
– Основное занятие наших жителей – сельское хозяйство и молочное животноводство. Главный продукт – конечно, рис, но в последнее время, с сокращением посевных площадей, идет быстрый переход на зерновые и овощеводство в окрестностях города. На окраине имеется животноводческое хозяйство: порядка двухсот коров, сотня лошадей и столько же овец-мериносов. Сейчас эта отрасль у нас хорошо развивается, и через три года поголовье, возможно, удвоится.
Не красавица. Лет двадцати пяти, очки в металлической оправе с сильными диоптриями, на лице – застывшая улыбка, чем-то напоминающая мне сломанный холодильник. И все же она классная девчонка. Камера nouvelle-vague показывает ее в самом выгодном свете, подчеркивая наиболее привлекательные черты. «Дали бы каждому минут по десять, чтобы сказать что-нибудь перед телекамерой, – думаю я. – Может, тогда мир стал бы куда лучше».
– Где-то в начале 90-х годов XIX века в реке Р., что протекает недалеко от городка, нашли золотой песок. Началась золотая лихорадка. Но скоро кончилась, вместе с песком. Теперь о том времени напоминают лишь несколько полуразвалившихся хижин и проложенные через горы узкие дороги.
Я запихиваю в себя последний кусок сэндвича, залпом допиваю пиво.
– Город... кхе... не так давно население города превышало десять тысяч человек, но в последнее время наблюдается быстрый отток людей из деревни, молодежь перебирается в большие города. Вот такая проблема. Из моих одноклассников уехало уже больше половины. Но, разумеется, есть люди, которые держатся за наш городок.
Она говорит, не отрываясь от объектива, глядя в него словно в зеркало, где отражается будущее. Ее глаза пристально смотрят на меня сквозь кинескоп телевизора. Я достаю из холодильника еще банку пива, тяну за кольцо, делаю пару глотков.
Ее городок.
Я представил, как он выглядит. Железнодорожная станция, где за день останавливается всего восемь поездов, зал ожидания с печкой, неуютная маленькая площадь с круговым движением, схема города с полустертыми иероглифами, клумба с ноготками, рябиновая аллея, побитая жизнью грязная белая собака, несоразмерно широкие улицы, плакат, зазывающий на службу в силах самообороны, трехэтажный универмаг со всякой всячиной, вывески «Школьная форма» и «Средства от головной боли», маленький рёкан, здания сельскохозяйственного кооператива, центра лесоводства и ассоциации развития животноводства, уставившаяся в пепельно-серое небо одинокая труба бани. В конце главной улицы поворачиваешь н&тево, там перекресток и мэрия, где в информационном отделе работает она. Маленький скучный городок, в котором почти полгода лежит снег. А она сидит и пишет разные объявления для своего города. «Такого-то числа такого-то месяца будет производиться раздача препарата для дезинфекции овец-мериносов. Желающих просим подать заявления на бланках до такого-то числа такого-то месяца...»
Наши судьбы вдруг пересекаются в этом маленьком номере отеля в Саппоро. Но чего-то здесь не хватает. Я лежу на гостиничной кровати, и время... совсем как взятый напрокат костюм... я никак не могу к нему приспособиться. Тупой топор раз за разом ударяет по канату, что у меня под ногами. Стоит ему оборваться, и обратного пути уже не будет. И от этого становится тревожно.
Нет, конечно же, канат не оборвался. Просто, кажется, я немного перебрал пива. И еще, наверное, виноват снег, кружащий за окном. Ступая по канату, я возвращаюсь под темное крыло реальности. Мой городок, мои улицы, ее овцы.
В то время как ее мериносов обрабатывают прекрасным дезинфицирующим средством, я со своими овцами готовлюсь к зиме. Запасаю сено, накачиваю в бак керосин, ремонтирую оконные рамы, чтобы устояли перед снежными бурями.
– Это мой город, – говорит она. – Маленький городок, ничего особенного. Но он мой. Будет возможность – приезжайте. Кто знает: может быть, мы чем-нибудь поможем вам.
Ее изображение исчезло с экрана.
Нажав кнопку пульта, я выключаю телевизор, допиваю пиво. И думаю: а не съездить ли в ее городок? Вдруг она чем-то мне поможет. Но я вряд ли туда поеду. Я уже слишком многого лишился.
Снег на улице не перестает. Сотня мериносов лежит в темноте с закрытыми глазами.
Праздник тюленя
Тюлень заявился в час дня.
Я как раз завершил немудреный обед и решил перекурить, когда в прихожей запел звонок. Я отворил дверь и увидел на пороге тюленя. Ничего особенного. Обыкновенный тюлень, каких много. Ни тебе темных очков, ни костюма-тройки от «Брукс Бразерс». Впрочем, по мне, все тюлени смахивают на китайцев из прошлого или позапрошлого века.
– Рад познакомиться, – заговорил тюлень. – Извините, что беспокою, отрываю от дел.
– Хм-м. Да что вы! Какие уж у меня дела... – смутился я.
В тюленях чувствуется какая-то беззащитность, от чего я вдруг всякий раз без особой нужды начинаю волноваться. Вечная история. Так у меня всегда выходит, с каждым тюленем.
– Буду очень признателен, если вы уделите мне десять минут.
Я машинально посмотрел на часы, хотя в этом не было никакой необходимости.
– Много времени я у вас не отниму, – учтиво добавил тюлень. Казалось, он смотрит мне прямо в душу.
Плохо понимая, что происходит, я провел тюленя в комнату, налил ему в стакан холодного ячменного чаю.
– Пожалуйста, не беспокойтесь, – сказал тюлень. – Я скоро уйду.
С этими словами он со вкусом ополовинил стакан, вытянул из кармана пачку «Хайлайта» и, щелкнув зажигалкой, закурил.
– Когда же эта жара кончится!
– Да, жарко...
– Хотя утром и вечером уже не так.
– Сентябрь все-таки...
– Такие дела... Вот и у юниоров бейсбольный сезон закончился. У профессионалов тоже все ясно – «Гигантов» уже никто не догонит. Ждать нечего.
– Да уж...
Тюлень согласно кивнул с видом знатока и оглядел комнату.
– Я извиняюсь. А вы один здесь проживаете?
– Да нет. Жена поехала отдохнуть. Скоро вернется.
– А-а... Поврозь отдыхаете? Неплохо придумано. И тюлень довольно хихикнул.
В общем-то, я сам во всем виноват. Хоть я и порядочно набрался тогда в Синдзюку, совать визитку оказавшемуся со мной рядом за стойкой бара тюленю не следовало. Это каждому понятно. Ни один нормальный человек не станет тюленю совать визитную карточку.
Только поймите меня правильно: я против тюленей решительно ничего не имею. Даже наоборот – представить не могу, за что их можно ненавидеть. Конечно, будь у меня сестра и скажи она в один прекрасный день, что собирается за тюленя замуж, пожалуй, я бы немного расстроился, но с ума сходить бы не стал. Любите друг друга? На здоровье. Вот такая у меня позиция.
Но визитка, врученная тюленю, – совсем другое дело. Известно, что эти животные обитают в огромном океане, имеющем свою систему символов. Там А символизирует В, В является символом С, а С – обобщенный символ А и В. Вот такая получается картина. И все тюленье общество построено по принципу этой самой символ-пирамиды, точнее – по принципу хаоса. А на вершине пирамиды или в самой ее сердцевине – Визитная Карточка.
Поэтому в портфеле любого тюленя обязательно лежит набитое визитками портмоне, толщина которого определяет положение его владельца в тюленьем обществе. У птиц такое тоже бывает, только они собирают бусины.
– На днях вы моему приятелю визитную карточку подарили, – сказал тюлень.
– М-м... А-а... Разве? – слицемерил я. – Напился тогда, почти ничего не помню.
– Знали бы вы, как он обрадовался. Увиливая от четкого ответа, я отхлебнул чаю.
– Право, неловко, что я вдруг так к вам нагрянул, да еще с просьбой. Но раз уж нас эта карточка связала...
– Что же у вас за просьба?
– Да в общем-то пустячная. Если бы сэнсэй счел возможным оказать символическую поддержку популяции тюленей...
Тюлени частенько величают собеседников «сэнсэями».
– Символическую поддержку?
– Ой! Совсем забыл представиться! – Тюлень, шурша бумагами, выудил из портфеля свою визитную карточку и протянул мне. – Вот, пожалуйста. Там все написано.
– «Председатель комитета по проведению Праздника тюленя», – прочитал я.
– Полагаю, вы уже слышали о Празднике тюленя?
– Э-э... Да так, в общих чертах, – протянул я. – Из разговоров...
– Праздник тюленя – исключительно важное событие для тюленей. В некотором смысле даже символическое. Да что там для тюленей! Можно сказать, для всего мира!
– Ого!
– Ситуация такова, что популяция тюленей на сегодняшний день крайне немногочисленна. Однако... – Сделав эффектную паузу, тюлень со смаком расплющил тлевший в пепельнице окурок «Хайлайта». – Однако, несмотря на это, тюлени, вне всякого сомнения, несут в себе фактор духовности, определяющий все мироустройство.
– Знаете, этот разговор...
– Наша цель – тюлений ренессанс. Возрождение не только тюленей, но всего мира! Мы хотим, чтобы Праздник тюленя стал совершенно другим. До сих пор это было полностью закрытое мероприятие. А он должен звучать призывом к человечеству, стать стартовой площадкой...
– Понимаю, понимаю. – Я попробовал вклиниться в его монолог. – А что конкретно...
– ...Конечно, праздник – это всего лишь праздник. Шум, веселье, но ведь это – так сказать – лишь конечный итог целого ряда последовательных усилий. В истинном смысле именно в этой последовательности заключается суть нашей работы по подтверждению самобытности тюленей, их индивидуальности. А праздник... Акт признания и ничего больше.
– Акт признания?
– Эдакое грандиозное дежа вю.
Мало что понимая, я кивал головой. Типичный тюлений треп. Хлебом не корми – дай поболтать. Ладно, пусть выговорится. Они вообще-то безобидные, только чересчур разговорчивые.
Тюлень закончил ближе к трем. Из меня как будто все соки высосали.
– Вот, – невозмутимо подвел черту тюлень и допил чай, который давно уже перестал быть холодным. – Надеюсь, в общем и целом вы уловили суть проблемы.
– Короче говоря, вам деньги нужны?
– Моральная поддержка! – поправил меня тюлень.
Я достал из бумажника две банкноты по тысяче иен и положил перед ним.
– Извините, что мало, но сейчас просто больше нет. Утром заплатил за страховку, потом еще газетная подписка...
– Что вы, что вы! – замахал на меня ластами тюлень. – Главное, чтобы от души...
Тюлень удалился, оставив на столе тоненькую брошюру «Тюлений вестник» и наклейку с тюленьей мордой и надписью: «Метафорический тюлень». Помыкавшись с наклейкой, я налепил ее на лобовое стекло – на самую середину – красной «селики», которую кто-то оставил без разрешения возле нашего дома. Прилипла намертво, так что хозяину наверняка пришлось попотеть, чтобы от нее избавиться.
Зеркало
Так вот. Если послушать, с чем вам доводилось сталкиваться, то все истории как бы крутятся вокруг одного и того же. Речь идет или о двух мирах – мире живых и мире мертвых, которые, бывает, пересекаются. То есть о привидениях, призраках и тому подобное. Или о явлениях и способностях, не укладывающихся в рамки трехмерного здравого смысла, – о даре предвидения или всяческих предчувствиях. Вот такая получается классификация.
А если попробовать обобщить, окажется, что все вы испытывали либо одно, либо другое: у тех, кому на глаза часто попадаются призраки, похоже, совсем неважно с предчувствиями. А другим развитое шестое чувство вроде как мешает рассмотреть привидение. Не знаю, почему так выходит. Видимо, от человека зависит.
Конечно, встречаются люди, которые не способны ни на то, ни на другое. Я, например. С привидениями не встречался ни разу, хотя мне уже за тридцать. Вещих снов тоже не видел. Как-то раз ехал с двумя приятелями в лифте, и они вдруг узрели привидение. А я ничего не заметил. Они твердят: «Вместе с нами была женщина в сером костюме. Рядом стояла». А я им: «Не видел никакой женщины. Нас же трое было.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13