– У нас осталось очень мало времени. Ты уже побывал там, куда они намерены загнать всех нас, и ты отлично знаешь, каково там. – Калифорниец неожиданно встал. – Подумай обо всем. Позже поговорим подробнее. Кстати, швейцарцы знают, что мы сегодня с тобой встречаемся. Если кто-нибудь поинтересуется, о чем мы разговаривали, скажи им, что я дал согласие на предложенное вами распределение привилегированных акций. Оно выгодно нашей стороне, хотя, возможно, ты считаешь иначе. Спасибо за кофе. Через час буду на конференции. Приятно было снова встретиться с тобой, Джоэл…
Калифорниец легкой походкой прошагал по боковому проходу и через бронзовую дверь кафе вышел на залитую солнцем набережную.
Телефонный аппарат стоял на дальнем конце длинного стола. Его приглушенный сигнал вполне соответствовал торжественной атмосфере. Швейцарский арбитр, юридический представитель женевского кантона, снял трубку и тихо заговорил. Потом, дважды кивнув, опустил ее на место и оглядел стол: семеро из восьми юристов сидели на отведенных им местах, переговариваясь вполголоса. Восьмой, Джоэл Конверс, стоял у огромного окна, занавешенного портьерами и выходящего на набережную Гюстава Адора. Вдали виднелся гигантский фонтан. Струя его заполняла всю вертикаль окна, склоняясь чуть влево под влиянием северного ветра. Небо темнело – со стороны Альп накатывала летняя гроза.
– Мсье, – начал арбитр, разговоры тут же утихли, и лица сидящих за столом обратились к швейцарцу, – это звонил мсье Холлидей. Он задерживается, но просит нас начинать совещание. Его помощник мсье Роже получил от него соответствуюшие инструкции, а он сам, как я полагаю, уже встречался сегодня утром с мсье Конверсом для уточнения последнего спорного вопроса. Не так ли, мсье Конверс? Головы снова повернулись, на этот раз в сторону стоящего у окна. Однако ответа не последовало. Конверс продолжал молча смотреть на озеро.
– Мсье Конверс?…
– Простите? – Джоэл обернулся, его лоб был нахмурен, мысли явно блуждали где-то далеко.
– Вы подтверждаете это, мсье?
– Извините, я не расслышал вопроса.
– Вы подтверждаете, что встречались сегодня утром с мсье Холлидеем?
Смысл сказанного не сразу дошел до Конверса.
– Разумеется, подтверждаю, – спохватился он.
– И?…
– И… он согласился с предложенным нами разделом привилегированных акций.
Никто ничего не сказал, но на лицах американцев отразилось явное облегчение. Не последовало возражений и со стороны представителей “Берна”, хотя в их глазах осталось сомнение. При иных обстоятельствах согласие, достигнутое так легко, насторожило бы Конверса, и он проанализировал бы этот пункт еще раз. Несмотря на уверение Холлидея, что для “Берна” это выгодная сделка, соглашение было достигнуто подозрительно легко. Хорошо бы отложить дело хоть на часок и снова пройтись по нему. Однако сейчас это не имело значения. “Черт бы его побрал!” – мысленно выругал Джоэл своего старинного приятеля.
– В таком случае, учитывая пожелание мсье Холлидея, продолжим нашу работу, – сказал арбитр, поглядывая на часы.
Прошел и час, и другой, и третий, мягкий гул переговоров не умолкал, бумаги переходили из рук в руки, отдельные положения уточнялись, оговоренные статьи парафировались. А Холлидей все не появлялся. В зале зажгли свет, поскольку полуденное небо за окном быстро темнело, предвещая надвигающуюся грозу.
И вдруг, подобно неожиданной вспышке молнии, за массивной дубовой дверью конференц-зала послышались крики. Нарастающая сила этих несмолкающих криков поселила ужас во всех присутствующих. Кое-кто попытался нырнуть под огромный стол, другие, вскочив с мест, застыли в ужасе, несколько человек, и среди них Конверс, бросились к двери. Арбитр нажал на дверную ручку с такой силой, что дверь, распахнувшись, ударилась о стену. Их глазам предстало зрелище, которое они до конца своих дней не могли изгнать из памяти. Непрерывно работая руками и локтями, расталкивая собравшихся, Джоэл бросился вперед.
Изорванный в клочья деловой пиджак Эвери Фоулера расползался под его белыми как мел пальцами, белая рубашка насквозь пропиталась кровью, а грудь представляла собой массу мелких кровоточащих ран. Он свалился, увлекая за собой секретарский столик. Воротничок его рубашки нелепо вывернулся, открывая окровавленную шею. Судорожное, всхлипывающее дыхание было слишком хорошо знакомо Джоэлу: в лагере ему не раз случалось поддерживать головы хрипящих, задыхающихся от ужаса и захлебывающихся собственной кровью мальчишек. И вот теперь, опустившись на пол, он поддерживал голову Эвери Фоулера.
– Господи, что случилось? – выкрикнул Конверс, прижимая к себе умирающего.
– Они… вернулись, – проговорил, задыхаясь от кашля, его давний одноклассник. – Лифт… Они настигли меня в лифте!… Они сказали, что ради “Аквитании”… Так они назвали это… “Ак-ви-тания”. О Господи! Меги… дети!… – Голова Фоулера судорожно дернулась и откинулась на правое плечо. Последнее дыхание с хрипом вырвалось из заливаемого кровью горла.
Престон Холлидей был мертв.
Конверс стоял под дождем, не замечая промокшей насквозь одежды. Взгляд его был прикован к той невидимой точке на водной поверхности, где всего час назад вздымалась струя гигантского фонтана, кичливо объявляя всему миру – вот она я, Женева! Сейчас озеро было мрачным – вместо веселых парусов, вздымая белые гривы, бешено мчались волны. Солнечные зайчики исчезли. С севера, с Альп, все еще доносились далекие раскаты грома.
Разум Джоэла оцепенел.

Глава 2

Конверс прошел вдоль длинной мраморной стойки отеля “Ричмонд” и свернул налево к закручивающейся спиралью лестнице. По давно заведенному порядку его номер располагался на втором этаже. Гостиничные лифты с их великолепием, возможно, и являли собой произведение искусства, но отнюдь не были быстрым средством передвижения. Кроме того, он любил проходить вдоль тянувшихся у стен витрин с баснословно дорогими ювелирными изделиями: тут были сверкающие бриллианты, кроваво-красные рубины, тончайшие ожерелья из золотых нитей.
Но в данный момент Джоэл просто не замечал их. Он вообще ничего не видел и ничего не чувствовал; каждая частица его ума и тела пребывала в состоянии оцепенения, как бы очутившись в безвоздушном пространстве. Человек, которого он мальчишкой знал под одним именем, много лет спустя умер у него на руках под другим именем, и слова, которые он прошептал в момент этой грубой, насильственной смерти, были одновременно и непонятными и парализующими: “Они сказали, что ради Аквитании”… “Аквитания”… Что означают эти слова и почему он должен докапываться до их потаенного смысла? Впрочем, он прекрасно понимал, что уже втянут во все это. В его сознании начинали вырисовываться контуры причинных связей всех этих грязных манипуляций. Связующим звеном было одно имя, один человек – Джордж Маркус Делавейн, военный глава Сайгона.
– Мсье! – негромко окликнули его снизу. Он обернулся и увидел, как одетый во фрак администратор бросился к нему через холл и начал торопливо подниматься по лестнице. Его звали Анри, они были знакомы уже лет пять. Дружба, завязавшаяся между ними, давно вышла за пределы отношений служащего отеля с постояльцем – нередко они вместе отправлялись в Дивон, чтобы попытать счастья за карточным столом по ту сторону границы, во Франции.
– Привет, Анри.
– Боже мой, с вами ничего не случилось, Джоэл? Ваша контора в Нью-Йорке звонит не переставая. Я уже слышал обо всем по радио. Об этом говорит вся Женева! Наркотики! Наркотики, преступления, пистолеты… Убийства среди бела дня! Это докатилось уже и до нас!
– Это объясняют именно так?
– Говорят, у него под рубашкой были маленькие пакетики с кокаином. Подумать только – респектабельный юрист и связался…
– Это вранье, – прервал его Конверс.
– Так утверждают, а что еще я могу вам сказать? Называлось и ваше имя; сообщают, что он умер, как только вы подошли к нему… Нет, вас, естественно, в это не впутывают, вас просто называют в числе других. Но, услышав ваше имя, я чуть с ума не сошел! Где же вы были столько времени?
– В полицейском управлении, отвечал на массу вопросов, не имеющих ответа.
Ответы– то были, подумалось ему, но только он не станет произносить их вслух и уж никак не полицейским властям Женевы. Эвери Фоулер, он же Престон Холлидей, заслуживает большего. Такова сила доверия, оказанного в момент смерти…
– Господи, да вы совершенно промокли! – воскликнул Анри, сочувственно глядя на него. – Вы что, так и шли под дождем? Не было такси?
– Не знаю. Мне хотелось пройтись пешком.
– Да, да, понимаю, такой шок. Я пришлю вам бренди, есть отличный арманьяк. А потом – пообедайте. Я зарезервирую вам столик.
– Спасибо. Дайте мне минут тридцать, чтобы привести себя в порядок, а потом закажите разговор с Нью-Йорком, хорошо? Я никогда не могу правильно набрать номер.
– Джоэл?
– Да?
– Я могу вам помочь? Вы ничего не хотели бы мне сказать? Мы слишком часто сидели вместе, выигрывая и проигрывая, за бутылкой “Гранкрюклассе”, чтобы теперь я оставил вас в одиночестве. Учтите, я знаю Женеву как свои пять пальцев.
Конверс посмотрел в его широко расставленные карие глаза, морщинистое сосредоточенное лицо, полное сочувствия.
– Почему вы так сказали?
– Потому что вы слишком поспешно опровергли сообщение о кокаине. Почему же еще? Я наблюдал за вами. И понял, что за вашими словами кроется нечто большее.
Головная боль стала почти непереносимой. Пытаясь прогнать ее, Джоэл помигал и даже на какое-то время крепко зажмурился. Потом глубоко вздохнул и сказал:
– Прошу вас, Анри, не морочьте себе голову. И закажите мне через полчаса межконтинентальную линию, хорошо?
– Слушаюсь, мсье. – Француз церемонно раскланялся. – Управляющий отелем “Ричмонд” целиком и полностью в распоряжении его гостей, но, естественно, особые гости требуют и особого обслуживания. Если я вам понадоблюсь, мой друг, я на месте.
– Знаю. И если выпадет несчастливая карта, тут же дам вам знать.
– Какую бы карту вы ни вытянули здесь, в Швейцарии, обращайтесь ко мне. Тут встречаются разные игроки.
– Обязательно запомню это. Значит, разговор через тридцать минут?
– Думаю, что да, мсье.
Сначала Конверс постоял под горячим душем, таким горячим что он едва мог вытерпеть, легкие забило паром, дыхание перехватило. Затем он заставил себя вытерпеть ледяной душ, от которого у него начала дрожать голова. Он подумал, что резкие перепады температуры хоть немного прояснят его мысли или хотя бы разгонят охватившее его оцепенение. Ему нужно думать, решать, внимательно слушать.
Джоэл вышел из-под душа. Белый купальный халат хорошо впитывал влагу. Пройдя босиком по комнате, он сунул ноги в стоявшие у кровати шлепанцы, вытащил из верхнего ящика бюро сигареты и зажигалку и направился в гостиную. Заботливый Анри сдержал обещание: на кофейном столике стояла бутылка дорогого арманьяка с двумя стаканами – второй стакан был поставлен для соблюдения приличий. Усевшись в мягкие диванные подушки, он плеснул спиртного в стакан и закурил. Проливной августовский дождь продолжал громко и настойчиво стучать в оконные стекла. Было начало седьмого – значит, в Нью-Йорке сейчас едва перевалило за полдень. Джоэл сомневался, удастся ли Анри заполучить для него свободную трансатлантическую линию. Юрист, сидящий в Конверсе, хотел услышать из Нью-Йорка слова, подтверждающие или опровергающие предсмертное признание убитого. Прошло двадцать пять минут с того момента, как Анри остановил его на лестнице, через пять минут он сам позвонит на коммутатор.
Телефон зазвонил, и этот по-европейски резкий звонок заставил его вздрогнуть. Он снял трубку со стоявшего на соседнем столике телефона, отметив участившееся дыхание и дрожь в руке.
– Да? Алло?
– Соединяю с Нью-Йорком, мсье, – послышался голос гостиничной телефонистки. – Я вызвала вашу контору. Могу я аннулировать ваш предыдущий заказ на шестнадцать часов?
– Да, пожалуйста, и благодарю вас.
– Мистер Конверс? – Резкий высокий голос в трубке принадлежал секретарше Лоуренса Тальбота.
– Привет, Джейн.
– Слава Богу! Мы с десяти часов пытаемся дозвониться до вас! С вами все в порядке? Мы узнали обо всем около десяти. Какой ужас!
– Со мной все в порядке. Но спасибо за беспокойство, Джейн.
– Мистер Тальбот просто вне себя. Он отказывается верить всему этому.
– Да и вы не верьте тому, что говорят о Холлидее. Это вранье. А теперь соедините меня, пожалуйста, с Ларри.
– Если бы он узнал, что я проболтала с вами столько времени, он бы уволил меня.
– Исключено. Кто тогда станет разбирать его каракули? Секретарша на минутку затихла, а затем проговорила уже более спокойным тоном:
– О Боже, Джоэл, пережить такое и еще шутить.
– Так проще, Джейн. Ну, соедините меня с Буббой?
– Вы просто невозможны!
Лоуренс Тальбот, старший партнер фирмы “Тальбот, Брукс и Саймон”, был весьма компетентным юристом, правда, высокой репутацией в юриспруденции он был обязан в одинаковой мере как своей игре в футбольной команде Йельского университета, а потом – и в сборной страны, так и успехам в зале суда. Кроме того, он был предельно честным человеком и являлся скорее координирующей, чем движущей силой в этой довольно консервативной, но преуспевающей фирме. Наконец в телефонной трубке загремел голос Лоуренса Тальбота:
– Это черт знает что! Я потрясен! Что я могу сказать? Чем я могу помочь?
– Прежде всего, забудьте всю эту ерунду о Холлидее. К наркотикам он имеет не больше отношения, чем Нат Саймон.
– Значит, вы еще не слышали? Тут они уже сами отыграли. Сейчас это подается как насильственное ограбление: он оказал сопротивление, в него стреляли, а потом подсунули пакеты с кокаином. Как только телефонные провода не перегорели, когда Джек Холлидей звонил из Сан-Франциско и клялся вышибить душу из швейцарского правительства… Он ведь играл за Стэнфорд, вы помните?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18