Стивен Данстон
Кто эта Сильвия?



Стивен Данстон

Кто эта Сильвия?

Действующие лица:

Анджела
Генри
Майкл
Сэр Арчибальд Сопуит-Плэкетт
Сильвия

Тихо звучат заключительные аккорды второй части Пятого фортепьянного концерта ми минор Бетховена.
Анджела. Генри…
Генри. Мм?
Анджела. Ну посмотри…
Генри. Мм? Что?
Анджела. Уже вот-вот…
Генри. Да-да, прости, я задумался. Где она? А, вот… (Пауза.) Ты уверена?
Анджела. Конечно, милый. Материнское сердце не обманывает. (Пауза. Оба разглядывают капсулу.) Я так счастлива. А ты?
Генри (со сдержанной отцовской гордостью). Я тоже. Все-таки не каждый день…
Анджела. Да… (Вздыхает.) Настоящий выводок… Наш с тобой. Какое счастье! (Вздыхает, Внезапно.) Ой, Генри! Уже! Она лопнула!
Генри. Смотри-ка, в самом деле!
Анджела. Генри!
Генри. Анджела…
Анджела. Как я рада! Интересно, сколько их?
Генри. У Кена и Дорин было двенадцать.
Анджела. Не говори мне о них. Не желаю о них слышать.
Генри. Только из-за того, что они другой породы…
Анджела громко ахает. Музыка, еле слышная до сих пор, становится громче. Звучит заключительная часть концерта.
Анджела (вне себя от радости). Генри! Милый! Как же долго я ждала… Посмотри, сколько их все-таки? Правда, чудесные? Такие красивые, светленькие, почти прозрачные. Сама невинность. Без крыльев они кажутся такими беззащитными. Все похожи на тебя! Генри, по-моему, их не меньше двенадцати. Может быть, и больше. Первый, второй, третий, четвертый… Нет, постой… Я этого посчитала?… Лучше снова: первый, второй, третий, четвертый, пятый…
Оба считают одновременно, но вразнобой.
Генри. Первый, второй, третий…
Анджела. Первый, второй, третий… (Несмотря на несколько попыток, им не удается насчитать больше десяти.) Одиннадцать.
Генри. Нет, дорогая, кажется, десять.
Анджела. Ты уверен?
Генри. Вроде бы да.
Анджела. Вон еще один.
Генри. Разве? Нет, к сожалению, это только оболочка.
Анджела (разочарованно). Жалко. Ну ладно, хотя бы десять.
Генри. «Хотя бы»! Десять – прекрасное число.
Анджела. К тому же они такие красивые.
Генри. Конечно, важно качество…
Анджела…а не количество.
Генри. Именно.
Анджела. Не знаю, как бы я справилась, если б было двенадцать.
Генри. Бегали бы повсюду…
Анджела. Вертелись под ногами.
Генри. Конечно.
Анджела. Я бы не смогла отличить одного от другого.
Генри. Еще бы.
Анджела. Ну ладно… Значит, у нас десятеро. А сколько мальчиков?
Генри. И сколько девочек?
Анджела. Давай посчитаем, ты – девочек, а я – мальчиков.
Генри. Давай.
Они, как и раньше, считают вместе.
Анджела. Первый… второй… третий… четвертый… пятый.
Генри. Первая… вторая… третья… четвертая… пятая.
Анджела. Замечательно!
Генри. Да.
Анджела. Нет, ты подумай!
Генри. Да, лучше не бывает.
Анджела. Как раз то, о чем я мечтала. (Мечтательно.) Морис,
Себастьян, Поль, Энтони и…Томас.
Генри (тоже мечтательно). Сара, Элизабет, Ребекка…
Анджела. Анджела.
Генри. Анджела? Но ведь ты Анджела.
Анджела. Ну и что?
Генри. Ладно, в самом деле, пусть будет Анджела. Анджела и… и… Сильвия.
Анджела (очень мечтательно). Сильвия…
Звучит мелодия из вокального цикла Джеральда Финци Финци, Джеральд (1901 – 1956) – английский композитор. «Let us garlands bring» – вокальный цикл для баритона на тексты Шекспира (Ор. 18).

«Let us garlands bring» («Who is Silvia?»). Она постепенно смолкает. Служебное помещение. В тишине тикают часы. Майкл разбирает на столе бумаги и фальшиво насвистывает.
Майкл (задумчиво). Гм, гм… гм… Мм. Гм… Гмгмммм. (Снова потихоньку насвистывает.)
Слышно, как кто-то идет по коридору. Дверь открывается, входит сэр Арчибальд Сопуит-Плэкетт. Майкл перестает свистеть.
Добрый день, сэр Арчибальд.
Плэкетт. Здравствуй, Майкл. Ты сегодня рано. Давно пришел? (Снимает пальто и надевает рабочий халат.)
Майкл. Недавно. Посмотрел кое-какие данные. У всех прошлогодних личинок линька уже кончилась. И у тех, которых мы держим в темноте, и у тех, что на свету.
Плэкетт. Хорошо. Просто замечательно. Значит, скоро всерьез займемся циркадными ритмами. Прекрасно… Как себя чувствует самец, которого мы на прошлой неделе поместили в темную камеру?
Майкл. Примерно так, как мы и предполагали. Датчик показывает снижение активности.
Плэкетт. Тоже хорошо. Я хочу на нем попробовать трансплантацию. Если пересадить этому старичку субоэзофагеальныи ганглий какого-нибудь из молодых самцов, активность может восстановиться. Вообще Periplaneta – хороший материал. Я как-то пробовал пересадку на термитах.
Майкл (перебивает его). Boletoteros Cornutus?
Плэкетт. Угу, ты тоже с ними работал?
Майкл. Нет, о них писали Парк и Купер в «Вопросах экологии».
Плэкетт. Да, у меня были почти такие же результаты. Один жук продержался в полной темноте без снижения активности три с половиной месяца. Три с половиной! Представляешь, что за это время можно сделать!
Майкл. Совершить полтора кругосветных путешествия.
Плэкетт. Вот-вот.
Майкл. Конечно, если постараться.
Плэкетт. Ну разумеется. Ты в колледже, кажется, занимался биоритмами?
Майкл. В общем-то нет. Мы исследовали половые феромоны и возможности их использования для борьбы с вредителями.
Плэкетт. Понятно.
Майкл. Правда, мы провели несколько опытов с палочником. В основном по ритму локомоторной активности.
Плэкетт. Удаляли мозг?
Майкл. Да. Обнаружили, что удаление мозга или хотя бы уничтожение передних долей, а также субоэзофагеального ганглия или части циркумоэзофагеальных нервов приводит к потере ритма.
Плэкетт. Любопытно.
Майкл. Еще удивительнее, что после пересадки нового мозга или ганглия ритм все равно не восстанавливается.
Плэкетт. Несчастный Carausius Morosus!
Майкл. Да уж, действительно несчастный. Но я рад, что теперь занимаюсь тараканами.
Плэкетт. Вот и хорошо. Тогда пошли работать.
Они беседуют по пути из кабинета в лабораторию.
Майкл. Да, как себя чувствует леди Мери? Ей не лучше?
Плэкетт (задумчиво). Нет… Увы, нет. Ты знаешь, я…
Останавливаются.
Майкл. Вы хотели что-то сказать?
Плэкетт. Надеюсь. Да, я очень надеюсь, что опасность меньше, чем ей представляется.
Майкл. Так что все зависит…
Плэкетт. Да, от результатов анализов.
Майкл. Когда они будут?
Плэкетт. Завтра или послезавтра.
Майкл. Я буду вас ругать.
Плэкетт. Да, не повредит.
Майкл. А как… э-э… как… Вам ничего не писала… э-э…?
Плэкетт. Сильвия?
Майкл. Э-э… да.
Плэкетт. Видел бы ты сейчас себя. Олицетворенное смущение.
Майкл (смущенно). Мм.
Плэкетт (с иронией). Ах, Сильвия, прелестное создание. Она пленила тебя с первого взгляда.
Майкл (он по-прежнему являет собой образец смущения влюбленного). Да, я… я думаю… э-э…
Плэкетт. Но тебе я это прощаю. В конце концов, никого, кроме тебя, я для нее не желаю, так что можешь быть спокоен. Что до твоего вопроса, то с начала учебного года она нам еще не писала. А теперь, дабы не нарушить трудовую дисциплину и избавить тебя от неловкости, воздержимся от праздных разговоров и займемся трудным и тонким делом пересадки ганглия… (Плэкетт нажимает на магнитофонную кнопку.) Что сегодня слушаем?
Майкл. Моцарта.
Плэкетт. У тебя просто страсть к нему. (Он роется в кассетах.) Так. Моцарт. Концерт «К 467». Годится?
Майкл. Замечательно.
Плэкетт. Я думаю!
Он нажимает на кнопку. Музыка начинает звучать, но скоро прекращается. Пауза. Музыка снова слышна, но очень тихо, ее заглушают стенки стеклянной камеры, в которой теперь происходит действие. Звучит конец второй части концерта.
Анджела. Это не дело, Генри, надо поесть.
Генри (еле слышно мычит). Ммм…
Анджела. Ну поешь, Генри… Хотя бы ради меня… Ну пожалуйста…
Генри (понимая, что дурное настроение не стоит обращать в грубость). Ладно.
Анджела (с заметным облегчением). Вот хорошо, ты сразу почувствуешь себя гораздо лучше. Я тебе совсем немного положу. Вот. Не пойму, что с тобой происходит в последнее время. Объяснил бы.
Генри. Не знаю, сможешь ли ты понять.
Анджела. Генри, как тебе не совестно! После стольких лет жизни!
Генри. Прости, я и сам плохо понимаю, что со мной. Это началось с того самого дня, когда они вылупились… то есть, конечно, не сразу, а после того, как ОН пришел и забрал их… Я никогда, никогда не забуду, как ОН взял и забрал их… Уже год прошел. Ты, я помню, очень убивалась, я должен был держаться и больше беспокоился за тебя. Потом мы оба как будто успокоились – все-таки у нас остался Себастьян.
Анджела. И Энтони…
Генри. Да. И Сильвия…
Анджела. Да, и Сильвия, конечно. (С легким смешком.) Странно, мне даже не верится, что раньше мы жили без нее.
Генри. Да, она нам большая поддержка.
Анджела. Очень.
Генри (снова помрачнев). Но всегда оставалось это ощущение…
Анджела (твердо). Неправда.
Генри (не замечая ее слов). Всегда оставалось ощущение… чего же?… Не знаю? Ощущение, что мы чего-то не поняли.
Анджела. Успокойся.
Генри. Может быть, это потому, что на прошлой неделе неожиданно исчезли Кен с Дорин и их Дэррен.
Анджела (упоминание о соседях ей неприятно). Не надо, Генри. Конечно, у них тоже могут быть свои несчастья, но…
Генри (перебивает). Не только могут быть, но и есть. В конце концов, они такие же тараканы, как и мы.
Анджела. Нет, Генри, здесь ты не прав. Ложной сентиментальности надо избегать. Все это время я постоянно помнила, что мы – другие. Это давало мне силы. Если мы действительно хотим когда-нибудь вернуться к нормальной жизни, мы должны сохранить свои принципы. Я не отрицаю, они тоже пострадали, но у них осталось четверо, а у нас, с тех пор как мы лишились Сары и Элизабет, только трое. К тому же обе их девочки и этот противный мальчишка – все время забываю, как его зовут – очень мало развиты. Никогда не слышала, чтобы кто-то из них сказал что-нибудь умное. Генри (уклончиво). Но…
Анджела. А Дэррен? Он откровенно неприятный. Какой-то грубый, вульгарный. Я даже рада, что его забрали. Знаешь, я не исключаю (понизив голос), я не исключаю, что отец их бил.
Генри. Да что ты!
Анджела. Но я и не думаю их жалеть. Они и не того заслуживают.
Генри. Но, дорогая, едва ли это их вина.
Анджела. А чья же? Ведут себя как настоящие вандалы, мальчишки подбивают девчонок делать всякие… нехорошие вещи. Кто в этом виноват? Могли бы по крайней мере разговаривать повежливей. Хотя бы девочки.
Генри. Мы не должны забывать, в какой среде они воспитывались.
Анджела. Как раз этого я и не забываю. Помнишь, как мы впервые представились друг другу: «Очень рада с вами познакомиться. Меня зовут Анджела, а это Генри, мой муж». И что она мне ответила: «А-а-а, чао, Андж!» Андж! Только что меня увидела и сразу – Андж! (Подражая Дорин.) «Чао, Андж, я Дорин. А это вот – Кен, Кеннет». (Имитирует Кена.) «Здорово, Андж, привет, Генри». ( Анджела столь живо представляет сцену знакомства, что Генри невольно начинает хихикать.) «Рада с вами познакомиться, Кеннет. Откуда вы?» (Имитируя Дорин.) «Мы токо щас с вокзала – мы там раньше в ресторане жили. Ваще там здорово, тепло, ваще отлично. Ваще у вас тоже ничё – тепло». – «Вообще-то мы тоже не отсюда – только вчера приехали». – «Ну все равно, но на вокзале было просто прелесть, особенно в уборной, где мы жили». Подумать только! Они жили в уборной! Разве я могла сказать ей, что наши предки из обеденной залы Кэмбриджского колледжа святой Магдалины?
Генри. И все-таки сказала.
Анджела. Правда? Ну может быть. Все равно на нее это, кажется, не произвело никакого впечатления. А как она смеется! Просто неприлично! Как мы могли их так долго терпеть?
Анджела наконец осуществляет долго подавляемое желание спародировать смех Дорин: слышен режущий ухо, визгливый хохот. Генри, по природе более добродушный, не в силах удержаться от смеха. Анджела повторяет представление. Оба хохочут. Приближается Сильвия, смех постепенно смолкает.
Сильвия (в ее манере говорить слегка заметно нежелательное «постороннее» влияние). Пап-мам, привет.
По тому, как Анджела и Генри с ней разговаривают, ясно, что Сильвия – любимица. Они до сих пор относятся к ней как к маленькой, хотя она уже давно не личинка, а вполне взрослая.
Анджела. Здравствуй, детка. Вы ходили прогуляться? Тебе понравилось?
Сильвия. Да. Классно! Уф, я так бежала, совсем запыхалась. Джеки и Трейси…
Анджела (с заметным охлаждением). Джеки и Трейси? Сильвия, как ты…
Сильвия. Мам, дай я договорю. Мы просто…
Анджела. Сильвия, довольно того, что ты о них упоминаешь.
Ясно, что… Сильвия (перебивает). Мам, ты не права.
Анджела. Не перебивай меня. Кажется, я достаточно ясно объяснила…
Сильвия (снова перебивает). Я уже взрослая, сама могу решить, что мне делать.
Анджела. Взрослая или нет, но некоторые вещи тебе еще только предстоит понять. Мы с твоим отцом много испытали. Ты знаешь, мы поселились здесь только на время и надеемся вернуться в общество, к которому принадлежим по рождению и воспитанию. Мы не можем допустить, чтобы наша дочь…
Сильвия (снова перебивает). Бредятина!
Анджела (пораженная грубостью выражения). Сильвия!…
Сильвия. Мам, ты пойми…
Анджела (перебивая, строго). Нет, Сильвия, здесь нечего понимать, я просто…
Генри (перебивая ее). Ради Бога, не ссорьтесь. (Пауза. Обращаясь к Анджеле, мягко.) Анджела, давай все-таки выслушаем ее. Потом будем решать.
Анджела (ледяным тоном). Что ж, хорошо.
Сильвия. Собственно, ничего особенного. Я только хотела сказать, что Джеки и Трейси… то есть я им сказала, что вы не против… В общем, я пригласила их к нам… ведь Кена и Дорин забрали. (В камере воцаряется тяжелое молчание. Снаружи за стеклом звучит Моцарт.) Все равно Себастьян и Энтони сейчас у них. Себастьян бывает там гораздо чаще, чем вы думаете. Ему нравится Трейси.
Семейная сцена прерывается: снаружи слышны тяжелые шаги, кто-то поднимает стеклянную крышку камеры (музыка стала громче, раздаются истошные крики: «Нет», «Это ОН!», «Генри, сделай что-нибудь!»
Анджела. Генри!
Генри. Успокойся, дорогая. ОН на той стороне. Отдаленные крики о помощи.
Анджела. Но ОН может…
Генри (перебивая, нарочито спокойно). Нет, дорогая, нам ничто не грозит.
1 2 3 4 5