– Огилви, у вас растерянный вид.
Взгляд Огилви некоторое время оставался прикованным к двери, а затем он перевел его на своего хозяина.
– Знаете, эта ваша экономка, – нерешительно заговорил он, – миссис Монтфорд. Как вы думаете, откуда она?
– Полагаю, с севера, – равнодушно ответил Уолрейфен, беря пачку писем, которые Огилви только что вскрыл. – Из Ньюкасла.
– Нет, – нахмурившись, тихо возразил Огилви, – я думаю, это не так.
– Вы ее знаете? – Уолрейфен вопросительно поднял одну бровь.
– Нет, – покачал головой Огилви, – но голос... Нет, не голос. Акцент. Он шотландский. Слабый, но, несомненно, принадлежащий высшему классу. Но все же...
– Хорошо, это не важно, – буркнул Уолрейфен, для которого все, что находилось севернее Уайтхолла, было таким же далеким, как обратная сторона Луны, и стал перебирать стопку корреспонденции. – Скажите мне, Огилви, как эти письма с соболезнованиями прибыли так быстро? Просто поразительно, не правда ли?
– Конечно, милорд, – согласился молодой человек. – Совершенно поразительно.
Выйдя из кабинета лорда Уолрейфена, Обри постаралась тихо закрыть дверь. Она всегда напоминала слугам, что они должны все замечать, но сами оставаться невидимыми. Им платили не за то, чтобы они проявляли чувства. Так почему, как слепая поднимаясь по лестнице, она ощущала, что сердце колотится у нее в горле?
Потому, что сейчас она сама чуть не разрушила собственную жизнь. Она не смогла удержать рот закрытым, и это было недопустимо. Теперь ей пришлось весьма надолго задержаться снаружи кабинета, чтобы взять себя в руки – настолько, чтобы ненароком подслушать наивно высказанное наблюдение мистера Огилви: «Акцент. Он шотландский. Слабый, но, несомненно, принадлежащий высшему классу...»
Обри не стала дожидаться, чтобы услышать ответ графа. Ее натянутые нервы не выдержали, гнев превратился в панику, и она не раздумывая бросилась в пустой коридор. Ее все больше охватывало чувство безнадежности – такие знакомые ей чувства беспомощности и страха. Ей хотелось убежать, исчезнуть, но, внезапно резко остановившись, она лихорадочно нащупала ключи на талии. «Никто не должен видеть меня такой растерянной, – сказала она себе. – Никто».
Ей кое-как удалось отпереть дверь в пустую спальню, и она влетела в комнату, словно по пятам за ней гнался сам сатана. Крепко закрыв дверь, Обри прислонилась к ней спиной и прижала ладони к твердому дубовому дереву, как будто оно могло разлететься в щепы позади нее. Боже милостивый, как она могла допустить, чтобы все вот так вышло у нее из-под контроля? Как она могла позволить своему характеру завести ее так далеко?
Майор был мертв! И теперь граф, приехав сюда, смотрит на нее своими холодными как лед глазами и презрительно усмехается. Но ее волновало вовсе не его презрение. Ее беспокоили вопросы, подозрения и люди – незнакомые люди, которые будут повсюду. Кто-нибудь из них может узнать ее или Айана...
Ох, зачем она стала спорить с лордом Уолрейфеном, ведь от нее зависела судьба Айана! Ей просто повезло, что граф сразу же не рассчитал ее. Схватив с кровати подушку, Обри прижала ее ко рту, чтобы заглушить рыдания, сотрясавшие ее тело. «О Боже... О Боже! Нужно успокоиться, – говорила она себе. – Нужно держаться ради ребенка, не терять голову, не потерять работу и не раскрывать рта». Короче говоря, она должна исполнять все, что ни пожелает надменный граф Уолрейфен – даже если это убьет ее, – потому что теперь все изменилось.
Майор был мертв, и Кардоу перестал быть ее убежищем.
Глава 4
Комната с видом
Джайлз был рад видеть джентльмена, ближе к вечеру того же дня вошедшего в его кабинет, хотя тот был мало похож на кругленького мальчика с взъерошенными волосами, с которым они вместе играли в детстве. У ставшего теперь худым и угловатым Джеффри Креншоу рубашка была заправлена кое-как, а на обшлаге расстегнутого пальто красовалось темное пятно крови. В руке он нес кожаную сумку, а на своих плечах – вселенское бремя, если судить по выражению его лица.
– Прости, что так поздно, – сказал доктор, протягивая свободную руку. – Приятно снова видеть тебя дома, Уолрейфен.
– Я не вовремя отвлек тебя? – Джайлз жестом руки указал Креншоу на кресло.
– Джек Бартл неосторожно обращался с острой косой и злоупотреблял пивом, – усмехнулся Креншоу. – Но в твоей записке было сказано, что дело срочное, поэтому я наложил ему швы и пришел прямо сюда. Я очень сожалею, Уолрейфен, о том, что случилось с твоим дядей. Это трагедия. После похорон матери ты провел здесь не больше двух недель и вот теперь вернулся на похороны дяди. Мне очень жаль, что именно смерть привела тебя домой.
– Это не дом, Креншоу, – тихо сказал Джайлз, пройдясь к окну и обратно, – но я приехал, потому что должен был приехать. Я выполняю свой долг.
На мгновение Креншоу стало не по себе, и он, немного помолчав, сказал:
– Мы с тобой старые друзья, Уолрейфен, и в детстве чудесно проводили здесь время. Я знаю, твоей маме здесь не нравилось, но разве на самом деле было так плохо?
– Взгляни на это место, Креншоу, – отрывисто сказал граф, выразительно подняв руки. – Оно совершенно не для нее. Она была молодой и красивой, полной жизни. А этот угрюмый старинный замок, море, туман, полная изоляция... Господи, все это высосало из нее жизнь.
– У нее был ты, – возразил Креншоу. – Ты был ее жизнью.
– Да, а мой отец упорно хотел отнять у нее и это, разве не так?
– Многих мальчиков отправляют в школы, Джайлз, – мягко сказал доктор. – Это не должно было стать для нее концом света.
– Мы не можем разобраться в той трагедии, Креншоу. – Джайлз вернулся к окну и смотрел в темноту. – Давай займемся этой, за которую у нас есть надежда отомстить.
– Да, конечно, – согласился он. – Скажи, чем я могу помочь?
Джайлз хотел услышать, что его старый друг думает о смерти Элиаса. Креншоу был хорошим доктором, каким до него был и его отец, и Джайлз любил его и доверял ему.
За рюмкой бренди Креншоу объяснил, как в день смерти Элиаса он оказался в замке.
Это был день открытия осенней ярмарки, и один из слегка подвыпивших лакеев Кардоу бежал по деревне и во всю силу легких орал, что майора убили. Тогда, схватив свою сумку, Креншоу бросился наверх по холму в замок, но оказалось, что надежды нет, а вскоре прибыли констебль и местный мировой судья. Окно библиотеки было открыто, что неудивительно, потому что день был теплым, но никаких признаков насильственного вторжения в замке не обнаружили.
– Креншоу, кто на самом деле нашел моего дядю? – спросил Джайлз, стараясь все осмыслить.
– Думаю, миссис Монтфорд, – после небольшой паузы ответил доктор.
– Она слышала выстрел?
– Полагаю, она приняла его за хлопушку в деревне. – Креншоу смотрел в рюмку с бренди. – Она обнаружила, что майор мертв, когда принесла ему поднос с чаем.
– Боже милостивый!
– Но дело не в этом, Уолрейфен, – резко сказал Креншоу, наклонившись вперед. – Ему выстрелили в грудь. Он не защищался.
– В грудь? – Джайлз поставил рюмку и постарался перевести дыхание. – Джефф, ты не думаешь... Я хочу сказать, он действительно не...
– Даже шепотом не произноси такого, – покачал головой Креншоу. – Ты слишком хорошо знаешь, к чему приводят такие разговоры. Кроме того, оружие не найдено.
– А каково было его здоровье? – Запустив руку в волосы, Джайлз размышлял над словами друга. – Может быть, он был в отчаянии?
– Его здоровье было крайне плохим, – откровенно сказал Креншоу. – У него увеличилась печень и пожелтела кожа. Он чахнул, однако отказывался лечиться. Но солдаты, тем более такие храбрые, как Лоример, себя не убивают. Это считается позором.
– Да, конечно. Я совсем не подумал об этом, – признался Джайлз.
– Ладно, не будем об этом, – посоветовал Креншоу, неловко, со стуком, поставив рюмку. – Ты хочешь, чтобы король заботился обо всех своих подданных?
– У него не было ничего, кроме репутации героя, – печально улыбнулся граф.
– А разве это не самое ценное на свете? – Креншоу выразительно развел руками. – Безусловно, он не заслужил, чтобы его темной ночью закопали в могилу, не произнеся над ним христианской молитвы. Это дикая, отсталая деревня, Джайлз. Еще десять лет назад мы хоронили самоубийц на перекрестке дорог, протыкая их сердца кольями. Пусть церковь обеспечит майору достойное погребение, а об остальном предоставь беспокоиться полиции.
– Ты уверен, что это убийство? – вздохнул Джайлз.
– А что же еще, если оружия нет, а дом пустой? Кто-то просто воспользовался ярмарочным праздником – возможно, цыгане – и решил легко поживиться. Они, должно быть, даже не знали об Элиасе.
– Дом был пустой? – Джайлз в упор посмотрел на доктора.
– Миссис Монтфорд дала всем выходной ради ярмарки, – после минутного колебания ответил Креншоу.
– Странно, – заметил Джайлз. – Насколько хорошо ты ее знаешь?
– Могу сказать, так же, как любого другого, – опять немного помолчав, сказал доктор. – Она немного... надменная. Возможно, неуступчивая. Но очень опытная. Достаточно только взглянуть на дом, чтобы это понять. Да, до ее приезда это место было сви... – Креншоу слегка побледнел.
– Свинарником, – сухо закончил за него Уолрейфен. – Да, я знаю. Миссис Монтфорд регулярно писала мне и жаловалась на это. Она совершила здесь потрясающие преобразования. Теперь здесь чувствуется даже какая-то теплота, – после паузы признал он.
– Издавна Кардоу был одним из самых внушительных английских имений, – натянуто улыбнулся доктор. – И наконец он опять так выглядит. Ни у кого не вызывает сомнения, чья это заслуга.
– Скажи мне, Креншоу, что известно об этой женщине? – Граф задумчиво отхлебнул бренди. – Она... вернее, была ли она... хм, любовницей моего дяди?
– Определенно могу сказать, что это не мое дело. – Все краски исчезли с лица Креншоу.
– Да-да, но что говорят? – нетерпеливо спросил Джайлз. – Как ты сказала, деревушка здесь маленькая.
– Верно, – согласился доктор, сосредоточенно глядя в свою рюмку. – Именно поэтому нельзя верить и половине того, что слышишь. Поначалу да, были разговоры, что у нее связь со старым чертом – прости меня, Уолрейфен, – и мне казалось, что майор питает к ней нежные чувства, потому что он мирился с ее вмешательством в его жизнь. Но окончательно убедило в этом всех в деревне то, что вскоре после ее приезда майор прекратил... хм... свои похождения.
– Ты хочешь сказать, водить проституток? – вставил Уолрейфен.
– Да, водить проституток, – грустно улыбнулся доктор. – И он больше оставался дома. Но я полагаю, причиной этого были его возраст и пьянство, воздействовавшие на его... э-э... силу, если ты меня понимаешь.
– Боюсь, понимаю, – криво усмехнулся Уолрейфен. – Скажи, Креншоу, что думает мировой судья?
– Кто, старый Хиггинс? – У доктора вытянулось лицо. – Он, само собой, подозревает миссис Монтфорд. По его мнению, она что-то скрывает, а всегда проще всего свалить все на чужака, не так ли? Она держится обособленно и редко ходит куда-нибудь дальше деревни, если только не понадобится кому-то из арендаторов. По теории Хиггинса, между ней и майором, возможно, произошла одна из их всем известных стычек, которая на этот раз вышла из-под контроля. Но он ошибается, Уолрейфен. Обри Монтфорд не убивала твоего дядю.
Горячность доктора удивила Джайлза, однако ему хотелось с ним согласиться. Женщина, с которой он только что познакомился, не казалась способной совершить такое преступление. О, он не сомневался, что миссис Монтфорд была способна на убийство, но это было бы хорошо спланированное убийство, а не порыв бесконтрольной ярости, после которого на ковре остались пятна крови, а в доме беспорядок.
– Ты говоришь так, словно сражен моей экономкой, старина, – заметил Уолрейфен.
– Ах, возможно, и есть немного, – признался Креншоу, улыбнувшись мальчишеской улыбкой. – Знакомство с ней принесло мне много хорошего. Но согласись, Уолрейфен, она редкая красавица и к тому же обладает определенным обаянием, если мужчина не боится сильных, самостоятельных женщин.
– Я не заметил, – солгал Джайлз, потому что на самом деле у него были смешанные чувства к миссис Монтфорд.
Она его раздражала, ему не нравился ее острый язычок и надменный, презрительный вид, который она напускала на себя, но от него не ускользнули искорки юмора, сверкнувшие у нее в глазах, когда он упомянул о дохлых жабах, и это почему-то смягчило его гнев, если не голос.
И Креншоу был прав – она обладала редкой красотой. Но это лицо с тонкими чертами, имевшее форму сердца, и светящиеся зеленые глаза выглядели чересчур уж смышлеными. А ее густые волосы, рыжие волосы, которые каким-то образом ухитрились выбиться из-под покрывавшего их чепца, как будто старались выставить себя напоказ! Да, ее внешность вызвала у Джайлза удивление, ведь его дядя предпочитал чувственных женщин.
– Обри, – протянул Уолрейфен. – Это ее имя? Как странно, что я не знаю такого. У Хиггинса есть какие-нибудь достоверные улики против нее?
– Ее одежда была перепачкана кровью, – снова пожав плечами, сообщил доктор. – Как следует из ее заявления, она была одна в доме. И, по словам Хиггинса, она сохраняла спокойствие, разговаривая с ним. Но миссис Монтфорд вряд ли можно отнести к истерическому типу людей.
«Да, это абсолютная правда», – согласился про себя Джайлз. Сегодня днем она столкнулась с ним один на один и не отступила, не проронила ни слезинки, не впала в истерику в отличие от большинства знакомых ему женщин. Его гнев, казалось, не произвел на нее совершенно никакого впечатления, даже тогда, когда он пригрозил рассчитать ее. «Что нужно сделать, чтобы она сбросила с себя эту маску? И была ли это действительно маска?» – задумался он. Возможно, у этой женщины не только спина была из твердой стали, и, возможно, как подозревал Хиггинс, она что-то скрывала.
В этот момент дверь отворилась, и Джайлз увидел Певзнера.
– Прошу прощения, милорд, – сказал дворецкий. – Я не знал, что здесь доктор Креншоу.
– Певзнер, вы чем-то расстроены, – окликнул дворецкого Уолрейфен, когда тот уже наполовину закрыл дверь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41