Видимо, поцелуй немного утихомирил его самолюбие. — Не знаю, что с вами делать: то ли отшлепать, то ли гладить по головке, чтобы успокоить.
— Ни того, ни другого. И не пытайтесь!
— Не раздражайте меня, Сэнди, не бросайте вызов человеку, который вел себя как настоящий рыцарь. Это для меня, во-первых, ново, а во-вторых, добровольное ущемление моей гордости. — Все это было сказано с иронией. — Итак, где телефонный справочник? Я закажу ужин с доставкой на дом. Какую кухню вы предпочитаете — китайскую, итальянскую, индийскую?
— Никакую. — Поскольку он собрался возразить, Сэнди уточнила:
— Я приготовлю что-нибудь сама, если уж вы намерены остаться. Хочу вас отблагодарить за то, что ваша семья заботится об Энн.
— В жизни не слышал приглашения любезнее, — сухо сказал Жак. — Но пусть будет так. И пока вы готовите, я выйду и куплю приличного вина. — Говоря это, он с кислой миной осматривал бутылку, извлеченную Сэнди из холодильника. — Что купить — белое или красное?
— Красное. Или белое. Мне все равно. Сэнди заикалась от смущения, готовая отхлестать себя за то, что Жак привел ее в такое состояние. Ей совсем не нравилось возбуждение, которое он в ней вызывал, но она была бессильна ему противостоять. Каждый нерв был натянут, а спазмы в желудке и удары сердца свидетельствовали о том, что собственный организм ее предавал.
Несмотря на это состояние, а может быть, и благодаря ему Сэнди приготовила изумительное мясное суфле и к нему гарнир из овощей. Вино, купленное Жаком, оказалось выдержанным, ароматным и крепким, а обычный фруктовый салат, поданный ею на десерт, был восхитительным.
Сэнди была счастлива, что догадалась зайти в магазин накануне вечером. Жак, подолгу живущий в одиночестве и по-холостяцки, конечно же, думала она, оценит то, что я смогла приготовить такой ужин буквально за полчаса. Это говорит в мою пользу, отметила она про себя, а может, и дополнит мой образ деловой, преуспевающей женщины. Вряд ли Жак поверит, что вчера вечером в холодильнике не было ничего, кроме двух помидоров и куска засохшего сыра.
— Я и не знал, что вы так прекрасно готовите, — тихо сказал Жак после того, как попросил третью порцию фруктового салата.
— Откуда вам знать? — ответила Сэнди, ставя перед ним чашу с салатом и к ней — кувшинчик со сливками.
— Но теперь знаю. И ведь не зря говорят, что путь к сердцу мужчины лежит через желудок.
— В этой поговорке хромает анатомия. Путь к сердцу мужчины… лежит… проходит несколько ниже.
— Сэнди, как не стыдно! Я просто шокирован. — Он засмеялся, не отрываясь глядя на нее.
— В этом я очень сомневаюсь, — ядовито сказала Сэнди, — мне кажется, что в этой жизни мало что может вас шокировать, Жак Шалье. — Видимо, вино развязало мне язык, подумала Сэнди, отводя взгляд и допивая вино.
— Вот здесь вы правы. — Красивое лицо его помрачнело, — Во всяком случае, теперь действительно мало что… Но я думаю, это не так уж весело — быть… как это по-английски — толстокожим?
— Именно так, как вы сказали. — Сэнди улыбнулась, но он остался серьезным. Нагнулся к ней и взял ее руки в свои.
— Хочу вам кое-что рассказать, Сэнди. Возможно, это поможет вам понять, что я за человек. Проникнуть в мою суть.
— Но я…
Он остановил ее, приложив палец к губам.
— Выслушайте меня. Вы — сестра Энн и член моей семьи, хотите вы этого или нет. Не думаю, что наша с вами вражда пойдет на пользу будущему племяннику или племяннице.
Вражда? — подумала Сэнди в растерянности. Какая же это вражда, если я таю от каждого его прикосновения? Хотела бы я с ним враждовать… С этим я бы как-то справилась, а вот с его притягательностью… Во мне просыпается желание при одном взгляде на него, а это гораздо опаснее, чем вражда.
— Когда я был моложе, гораздо моложе, чем сейчас, — начал Жак, грустно улыбнувшись, — я был помолвлен с девушкой, на которой собирался жениться. — Удар, полученный Сэнди в солнечное сплетение, казалось, докатился до кончиков пальцев на ногах. Она слушала не шевелясь. — Девушка была моей ровесницей, — продолжал он. — Мы познакомились на первом курсе университета и с тех пор не расставались ни на минуту.
— Ни на минуту? — эхом отозвалась Сэнди. Он отпустил ее руки, поднялся и встал спиной к ней, у окна. Казалось, его привлекла панорама Нью-Йорка.
— Разумеется, я выражаюсь фигурально. Жаклин была свободолюбива, но по молчаливому договору мы не изменяли друг другу.
— Ясно. — Мне это все равно, конечно же, все равно, лихорадочно убеждала себя Сэнди. Он мне — никто. Я даже не знаю, зачем он все это рассказывает.
— Мы получили дипломы в один и тот же день, потом сняли квартирку в Париже и через какое-то время открыли свое дело — конечно, на деньги, которые одолжили у моих и ее родителей. Наше маленькое бистро сразу стало приносить доход, и неплохой. Прошло месяца два, и мы назначили день свадьбы — на начало ноября, когда спадет поток посетителей. И вдруг, тринадцатого октября, ее нашли мертвой на улице. В районе, где процветал наркобизнес.
— Наркотики? — переспросила Сэнди в ужасе.
— По всей вероятности, она пробовала слабую «травку» еще в университете, — Жак говорил все это совсем спокойно, — полицейский врач выяснил, что она перешла на героин всего за несколько дней до смерти. То, что наше бистро приносило доход, позволило ей попробовать более дорогое «удовольствие».
Родители ее были безутешны: Жаклин — их единственный ребенок. Возможно — и в тех обстоятельствах это понятно, — они считали, что виноват я. Они не могли поверить, что я ничего не знал. Мои родители проявили больше выдержки, но это и понятно: я не умер, я остался жив. Их не ослепило горе.
— Но… — Сэнди помедлила, — разве не было никаких следов у нее на теле? — Вопрос прозвучал беспомощно, Сэнди так хотела, чтобы Жак отвернулся от окна и она могла бы видеть его лицо.
— Я их не замечал. Ирония судьбы заключалась в том, что наркотиками ее снабжал наш лучший друг — мы вместе учились в университете, — и я считал его почти братом. Он занимался этим с самого начала. Потрясенный смертью Жаклин, он признался во всем, когда полиция его задержала. Сам того не зная, он подсунул Жаклин плохую смесь. Тот, кто его снабжал, смешал героин с другими наркотиками, и, насколько мне известно, пять человек погибло от одной партии. Однако дело в том… — наконец-то Жак повернулся к Сэнди, но лицо его было безучастным, — дело в том, что я ничего не знал: ни о Жаклин, ни об этом «приятеле»… совсем ничего. Я был знаком с обоими три года, жил вместе с Жаклин почти полгода, и вот — не знал главного. Ты не представляешь себе, что я чувствовал потом.
О, я-то представляю себе, еще как.
— Итак, какое-то время я словно бы отбывал наказание: во мне боролись жалость, чувство вины, горечь утраты. — На секунду с него спала маска, и Сэнди увидела боль в его глазах. — А потом я решил: буду продолжать жить, но по своим правилам. Никаких привязанностей, никаких обязательств, никакого доверия. Не получалось… Тогда я выбрал другую тактику: ничего не даю и ничего не жду взамен. А если предупреждать об этом в начале отношений, потом не бывает никаких обид.
— И эта тактика себя оправдала? — мягко спросила Сэнди.
— Да. — Жак посмотрел на нее в упор. — Но не в последнем случае.
Он, конечно, намекает на Монику. Откровенность, с которой он поведал свою историю, горечь, оставшаяся в его душе, — все это породило у Сэнди желание подойти к нему, как-то его утешить, сказать: «Я вас понимаю». Но мысль о Монике парализовала ее язык и пригвоздила к месту.
Однако откровенность его, желание высказать то, что тяготило его много лет, объясняются очень просто. Он не хочет, чтобы стычки между ним и Сэнди дурно сказались на Энн, а потом и на будущем ребенке. Только и всего. Он вполне может держать под контролем свои вспышки страсти, для такого человека речь идет об одном — о чисто физическом удовольствии. Он только что довольно откровенно поведал о жизни, которую ведет.
Сэнди подумала: я должна ценить то, что он так доверился мне, рассказал о своем прошлом. И больше ничего не ждать. Сэнди гордо вскинула голову, хотя сердце ее стучало, как отбойный молоток, и все в ней кричало: «Какая несправедливость!» Ведь она его любит. Нет, она не удивилась этой мысли. Сэнди любила его с того момента, когда он у себя дома, стоя перед ней обнаженный, помогал ей совладать с истерикой, а потом еще пошутил, что его нагота прежде не доводила женщин до слез. Я уже тогда его любила, думала Сэнди, но боролась с собой изо всех сил.
— Спасибо за откровенность, Жак, — сказала она вслух, слабо улыбнувшись. Голос дрожал, но достоинство удалось сохранить. Сэнди встала из-за стола и продолжила:
— Я уверена, что этот ваш шаг поможет нашим отношениям в будущем, и для Энн так будет лучше.
— Для Энн? — Он уставился на нее, не понимая.
Сэнди отвернулась, словно не могла на него смотреть. Да так оно и было — не могла. Слишком тяжело это все: видеть его здесь, знать, что она его любит, — это для нее равносильно самоубийству! — да еще и ревновать его к Монике…
— Я на минутку, в ванную. Сейчас вернусь. Жак хотел ее остановить, но она убежала. Потому что лицо ее было залито слезами и, обернись она, Жак бы увидел… А это унизило бы ее окончательно. Я сама навлекла на себя эту муку, повторяла Сэнди, винить больше некого. Теперь — оставшуюся часть вечера — она будет сохранять достоинство и выдержку. Нет, это будет нелегко, но не труднее того, что выпало на ее долю за последние три года. Она выдержит.
Глава 8
— Сэнди, — раздался голос Эндрю над самым ее ухом, но дошел до сознания не сразу. Мысли ее были заняты событиями прошлого вечера. Точнее, их неудачным развитием…
Пробыв в ванной не меньше десяти минут, Сэнди вышла — когда убедилась, что уничтожила следы слез. Войдя в гостиную, она увидела Жака сидящим в кресле у окна. Жак созерцал ночное небо, на фоне которого высились громады небоскребов, светившихся тысячами квадратиков — окон.
Он не улыбнулся, когда она вошла, говоря точнее, он больше не улыбнулся ни разу. Он ушел почти тотчас, произнеся вежливые слова по поводу ужина, это была сухая, официальная речь. После ухода Жака Сэнди просидела несколько часов, проливая слезы. Она не замечала неубранной посуды, остатков еды и недопитого вина. Выплакав все слезы, Сэнди добрела до постели и рухнула на нее, после чего пролежала без сна до самого утра.
— Простите меня, Эндрю, — она заставила себя сосредоточиться, потому что молодой помощник озабоченно смотрел ей в лицо, — простите, я несколько забылась.
— Вы в порядке? — спросил Эндрю. Он никогда еще не видел начальницу в таком состоянии, она всегда была воплощением деловитости. А эта женщина, все утро пребывавшая то ли в летаргии, то ли на другой планете, была ему незнакома.
— Да, я в порядке. Так в чем проблема? — Сэнди была благодарна ему за внимание, но, с другой стороны, боялась, что даже слово сочувствия заставит ее отчаянно разреветься — как младенца.
— Да вот эти фото для журнала «Экстаз», — ответил Эндрю, — мне кажется, они не годятся…
Долгий рабочий день подходил к концу, голова у Сэнди раскалывалась, ей было жарко, она обливалась потом, несмотря на кондиционер. Она ощущала себя измотанной до предела. Последней каплей был звонок из проходной — как раз в ту минуту, когда служащие устремились к выходу. Дежурная сообщила Сэнди:
— К вам посетитель.
— Сегодня я больше никого не могу принять, — сказала Сэнди. — Белинда, перенесите встречу на завтра, кто бы он ни был.
— Ничего не получается, — смущенно ответила дежурная, имевшая репутацию неприступной крепости: она буквально каждый день отшивала десятки неугодных визитеров. — Он слишком настойчив.
— Меня это не касается. — Сэнди прикрыла глаза и вдруг почувствовала стыд: бедняжка подумает, что я стала совсем уж бабой-ягой. — Простите меня, Белинда. Если он настаивает, я вышлю вниз Эндрю с моей книжкой приема посетителей, и Эндрю найдет щель в завтрашнем расписании, о'кей?
— Хорошо, спасибо. — Судя по интонации, у Белинды гора свалилась с плеч, а Сэнди откинулась на спинку кресла и снова прикрыла глаза, стараясь утихомирить головную боль. Посетитель должен быть из ряда вон, если заставил дрогнуть такого цербера, как Белинда. Дьявол, спохватилась Сэнди, я же не спросила, кто это! И Белинда не сказала!
Сэнди заскрипела зубами от злости, когда увидела сквозь стеклянную перегородку, что Эндрю выходит из рабочей комнаты, занятый разговором с задержавшимися коллегами. Через секунду дверь за ними захлопнулась.
Та-а-ак, сказала себе Сэнди, отличный финал отличного дня. Теперь придется самой спускаться на проходную. А у меня еще работы часа на два. Но мозги отказываются работать, и на всякую ерунду уходит уйма времени.
Может, позвонить Белинде и попросить ее пропустить этого человека? Так она и сделает, решила Сэнди. Уделит ему десять минут, ведь она все равно просидит здесь до семи часов как минимум.
Сэнди была погружена в длинное деловое письмо из Японии — японцы предлагали безумно выгодный контракт ее фирме, — когда в дверь резко постучали и сразу же кто-то вошел. Сэнди вскинула голову.
— Неприступная Белинда наконец-то пропустила меня в святая святых, — иронически протянул Жак, глядя на ее удивленно открытые глаза и рот.
— Вы?! — Сэнди таращилась на него секунду-другую, потом сообразила, что выглядит как рыба, вынутая из воды. И поджала губы.
— Собственной персоной. — Он вошел внутрь с уверенным видом и уселся в кресло напротив.
— Но… — Сэнди не сводила с него глаз, — Белинда не сказала… вы не сказали…
— Хотите спросить, назвал ли я свое имя дежурной? Разумеется, нет, — произнес он без тени смущения. — Я сообщил, что я ваш друг, приехал в Штаты дня на два и хочу сделать вам сюрприз.
— И что… она поверила? — Как это не похоже на Белинду.
— Разумеется. — Он улыбнулся дразнящей улыбкой. — Мне удается врать очень убедительно, когда нужно. А мысль, что вы меня прогоните… как это по-английски — «спустив на меня собак»? — …эта мысль придала мне смелости.
— Откуда вы знаете, что именно я бы сделала?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21