Была установлена правдивость показаний Кани, и суд оправдал его. В качестве возмещения по распоряжению судьи беглый бык переходил в его собственность, кроме того, Кадаш должен был выдать ему солидное количество продовольствия за потерянные рабочие дни.
Садовник поклонился судье, в его глазах Пазаир прочел глубокую благодарность.
– Принуждение крестьянина к смене вида деятельности – серьезное правонарушение, – напомнил он хозяину имения.
Кровь прилила к лицу зубного лекаря.
– Я не виноват! Я ничего не знал – пусть мой управляющий получит по заслугам.
– Вы знаете характер наказания: пятьдесят палочных ударов, лишение должности и возвращение к статусу простого крестьянина.
– Закон есть закон.
Управляющий предстал перед судом и не стал ничего отрицать; он был осужден, а приговор незамедлительно приведен в исполнение.
Когда судья Пазаир уходил из имения, Кадаш не вышел попрощаться с ним.

5

Смельчак спал у ног хозяина и видел во сне чудесный пир, а Северный Ветер, отведав свежего корма, стоял на страже у дверей конторы, где Пазаир с самой зари разбирал текущие дела. Его не удручало обилие сложностей, наоборот, он был полон решимости наверстать упущенное время, ничего не оставив без внимания.
Секретарь Ярти пришел ближе к полудню, с перекошенным лицом.
– У вас подавленный вид, – заметил Пазаир.
– Опять ссора. Моя жена невыносима; я на ней женился, чтобы она меня вкусно кормила, а она отказывается готовить! Так существовать невозможно.
– Подумываете о разводе?
– Нет, из-за дочери; я хочу, чтобы она стала танцовщицей. У жены другие планы, которые меня не устраивают. И никто из нас не собирается уступать.
– Боюсь, положение безвыходное.
– По-моему, тоже. Как ваше расследование у Кадаша? Все нормально?
– Я как раз дописываю отчет: бык найден, садовник оправдан, управляющий осужден. По-моему, лекарь тоже замешан, но этого я не могу доказать.
– Не трогайте его – у него связи.
– Обеспеченные клиенты?
– Он лечил самые достославные рты; злые языки поговаривают, что его рука не столь тверда, как прежде, и что лучше к нему не ходить, если хочешь иметь здоровые зубы.
Смельчак зарычал, хозяин успокоил его лаской. Такое поведение пса означало умеренную недоброжелательность. Он с первого взгляда невзлюбил судейского секретаря.
Пазаир наложил свою печать на папирус, где были перечислены его выводы по делу об украденном быке. Ярти любовался тонким и ровным почерком судьи; он выводил иероглифы без малейшего колебания, твердо и решительно облекая свою мысль в замысловатые знаки.
– Надеюсь, вы не стали выдвигать обвинение против Кадаша?
– Конечно, стал.
– Это опасно.
– Чего вы опасаетесь?
– Н-не знаю.
– Изъясняйтесь точнее, Ярти.
– Правосудие – дело сложное…
– Я так не считаю: по одну сторону – истина, по другую – ложь. Стоит хоть на пядь уступить последней – и правосудия больше нет.
– Вы так говорите, потому что молоды; с опытом ваши суждения станут не столь резкими.
– Надеюсь, что нет. В селении многие приводили ваш аргумент; мне кажется, он несостоятелен.
– Вы не хотите считаться с иерархией?
– А что, Кадаш превыше закона?
Ярти вздохнул.
– Вы производите впечатление человека умного и смелого, судья Пазаир; не делайте вид, что вы не понимаете.
– Если иерархия несправедлива, страна идет к своей погибели.
– Она раздавит вас, как и всех остальных; довольствуйтесь решением тех проблем, что вам поручены, и предоставьте щекотливые дела вышестоящим. Ваш предшественник был благоразумным человеком и умел избегать ловушек. Вас повысили, так не портите себе карьеру.
– Я получил это назначение благодаря своим методам; с чего бы мне их менять?
– Используйте свой шанс, не нарушая установленного порядка.
– Я не знаю другого порядка, кроме Закона.
Отчаявшись, секретарь ударил себя в грудь.
– Вы на пути к пропасти! Учтите, я вас предупреждал.
– Завтра вы отнесете мой отчет в администрацию провинции.
– Как вам будет угодно.
– Меня вот что интересует: я нисколько не сомневаюсь в вашем усердии, но неужели вы один – это весь мой персонал?
Ярти как будто засмущался.
– В некотором роде да.
– Что значат эти недомолвки?
– Есть еще некто по имени Кем…
– Его должность?
– Пристав. Его дело – производить аресты, о которых вы распорядитесь.
– Должность, на мой взгляд, немаловажная!
– Ваш предшественник никого не арестовывал; если он подозревал преступника, дело передавалось в инстанции, вооруженные получше. А поскольку в конторе Кему скучно, он патрулирует.
– А буду ли я иметь честь познакомиться с ним?
– Он заходит иногда. Не надо с ним свысока: у него отвратительный характер. Я его боюсь. Если захотите сделать ему замечание, на меня не рассчитывайте.
«Навести порядок в собственной конторе и то будет нелегко», – подумал Пазаир, заметив тем временем, что папирус кончается.
– Где вы его покупаете?
– У Бел-Трана, лучшего изготовителя папирусов в Мемфисе. У него высокие цены, но материал отменного качества и прочности. Я вам его рекомендую.
– Разрешите одно сомнение, Ярти: эта рекомендация бескорыстна?
– Да как вы могли такое подумать?
– Ладно, я ошибся.
Пазаир просмотрел последние жалобы – ничего особенно важного или срочного. Он перешел к спискам чиновников, которых должен был контролировать, и к назначениям, поданным ему на утверждение, – обычная административная работа, требующая только его печати.
Ярти сел, положив под себя согнутую левую ногу и выставив вперед правую; держа наготове палетку и засунув калам Калам – тростник с заостренным концом, использовавшийся для письма.

за левое ухо, он чистил кисточки и наблюдал за Пазаиром.
– Вы давно работаете?
– С рассвета.
– Рановато.
– Сельская привычка.
– Привычка… ежедневная?
– Учитель говорил мне, что один день небрежения – катастрофа. Познавать можно только сердцем, при условии, что уши открыты, а разум покорен. Чтобы этого достичь, нет ничего лучше добрых привычек. В противном случае дремлющая в нас обезьяна пускается в пляс и бог покидает свое святилище.
Секретарь явно помрачнел:
– Не слишком приятное существование.
– Мы – служители правосудия.
– Кстати, мой рабочий день…
– Восемь часов, два выходных на шесть рабочих дней и два-три месяца отпуска во время различных праздников… Обычный режим работы египтян.

Договорились?
Секретарь кивнул. И без напоминаний судьи ему стало ясно, что над пунктуальностью придется немного поработать.
Одно короткое дело заинтересовало Пазаира. Начальник стражи, охранявшей сфинкса в Гизе, был переведен в док. Резкий поворот в карьере: очевидно, этот человек совершил серьезный проступок. Однако вопреки обыкновению вина указана не была. И при этом старший судья провинции наложил свою печать; дело было только за печатью Пазаира, поскольку солдат жил в его округе. Простая формальность, которую следовало выполнить, не раздумывая.
– Наверное, многие жаждут получить пост начальника стражи сфинкса?
– В претендентах нет недостатка, – согласился секретарь, – однако на сегодняшний день у них шансов немного.
– Почему?
– На этом посту бывалый солдат с замечательным послужным списком и к тому же человек смелый. Он ревностно охраняет сфинкса, при том что старый каменный лев выглядит достаточно впечатляюще, чтобы самому себя защитить. Кому придет в голову причинить ему вред?
– То есть почетный пост?
– Совершенно верно. Начальник стражи набрал других ветеранов, чтобы обеспечить им небольшое содержание; впятером они ведут наблюдение по ночам.
– А вам известно о его переводе?
– Переводе… Вы шутите?
– Вот официальный документ.
– Поразительно. Что он натворил?
– Вы рассуждаете так же, как я. Об этом ничего не сказано.
– Не берите в голову; это, наверное, решение военного командования, логику которого нам не постичь.
Северный Ветер издал характерный крик: осел предупреждал об опасности. Пазаир вышел и оказался перед огромным павианом, которого хозяин держал на поводке. Эта обезьяна со свирепым взглядом, большой головой и лохматым туловищем недаром слыла кровожадным зверем. От ее ударов и зубов нередко гибли крупные хищники, и даже львам случалось обращаться в бегство при виде стаи разъяренных павианов.
Хозяин, играющий бицепсами нубиец, производил не менее сильное впечатление.
– Надеюсь, вы крепко его держите.
– Дозорный павиан Весьма впечатляющий дозорный павиан, хватающий вора, изображен на одном из рельефов гробницы Тепеманха, хранящемся в Каирском музее.

к вашим услугам, судья Пазаир, равно как и я сам.
– Вы – Кем.
Нубиец кивнул.
– О вас поговаривают в округе; похоже, для судьи вы слишком много суетитесь.
– Мне не нравится ваш тон.
– Придется привыкать.
– Ни в коей мере. Либо вы будете вести себя почтительно, как подобает подчиненному, либо подадите в отставку.
Двое мужчин долго вызывающе смотрели друг на друга, собака судьи и павиан пристава делали то же самое.
– Ваш предшественник предоставлял мне свободу действий.
– Теперь так не будет.
– Вы ошибаетесь; когда я иду по улице со своим павианом, у людей пропадает охота воровать.
– Посмотрим ваш послужной список?
– Сразу предупреждаю: прошлое у меня темное. Я состоял в отряде лучников, на который была возложена охрана одной из крепостей Великого Юга. Я поступил на службу из любви к Египту, как многие молодые люди моего племени. Долгие годы я был счастлив, но однажды, сам того не желая, я обнаружил махинации с золотом среди войскового начальства. Вышестоящие чины не стали меня слушать; в драке я убил одного из воров, моего непосредственного начальника. Меня судили и приговорили к отрезанию носа. Сейчас у меня нос из крашеного дерева. Я больше не боюсь ударов. Судьи, однако, признали мою правоту; поэтому мне и доверили должность пристава. Если хотите проверить, мое дело хранится в архивах военного ведомства.
– Ну, значит, пошли туда.
Кем не ожидал такой реакции. Осел с секретарем остались присматривать за конторой, а судья с приставом в сопровождении павиана и пса, продолжавших приглядываться друг к другу, направились к административному центру армии.
– Как давно вы живете в Мемфисе?
– Год, – ответил Кем. – Я скучаю по Югу.
– Знаете ли вы старшего стражника из охраны сфинкса в Гизе?
– Видел два-три раза.
– Он внушает вам доверие?
– Это известный ветеран, слава о нем добралась даже до моей крепости. Столь почетный пост не доверяют кому попало.
– А он сопряжен с опасностями?
– Да нет, конечно! Кто нападет на сфинкса? Это почетный караул, и стражники должны в основном следить за тем, чтобы монумент не заносило песком.
Прохожие расступались перед процессией; каждый знал, как скор на расправу павиан, способный вонзить зубы в ногу вора или свернуть ему шею, до того как успеет вмешаться хозяин. Когда Кем со своей обезьяной обходил улицы, злые умыслы рассеивались сами собой.
– А вы знаете, где живет этот ветеран?
– В казенном доме возле главной казармы.
– Моя идея оказалась неудачной, вернемся в контору.
– Вы раздумали знакомиться с моим делом?
– Вообще-то я хотел взглянуть на его дело, но оно мне уже ничего не даст. Жду вас завтра утром, на рассвете. Как зовут вашего павиана?
– Убийца.

6

На закате судья закрыл контору и отправился погулять с собакой по берегу Нила. Стоило ли ему заострять внимание на этом ничтожном деле, с которым можно покончить раз и навсегда, просто наложив печать? Препятствовать банальной административной процедуре бессмысленно. Но так ли она банальна? Сельский житель развивает интуицию, общаясь с природой и животными; Пазаир испытывал такое странное, почти тревожное ощущение, что решил провести расследование, хотя бы краткое, чтобы потом с чистой совестью засвидетельствовать этот перевод по службе.
Смельчак любил играть, но боялся воды. Он бегал на почтительном расстоянии от реки, по которой плыли грузовые суда, изящные парусные барки и маленькие лодочки. Кто-то прогуливался, кто-то вез товары, кто-то странствовал. Нил не только кормил Египет, но и служил удобным и быстрым путем сообщения, где ветры и течение чудесным образом дополняли друг друга. Большие суда с опытным экипажем выходили из Мемфиса по направлению к морю, некоторым из них предстояло долгое плавание к дальним берегам. Пазаир не завидовал им; удел их представлялся ему жестоким, поскольку он уводил их из страны, где судья любил каждую пядь земли, каждый холм, каждую тропу в пустыне, каждое селение. Всякий египтянин боялся умереть на чужбине – закон предписывал вернуть его тело на родную землю, – чтобы он пребывал в вечности вблизи своих предков, под покровительством богов.
Смельчак издал какой-то писк; маленькая зеленая обезьянка, резвая как ветерок, плеснула на него водой. Пес стал отряхиваться, скаля зубы от унижения и обиды; проказница, забеспокоившись, прыгнула на руки к хозяйке – молодой женщине лет двадцати.
– Он не злой, – заверил Пазаир, – но терпеть не может мокрую шерсть.
– Мою обезьянку недаром зовут Проказница, она то и дело затевает разные шалости, особенно с собаками. А я безуспешно пытаюсь ее вразумить.
Ее голос был так нежен, что Смельчак успокоился, понюхал ногу хозяйки обезьяны и лизнул ее.
– Смельчак!
– Оставьте его; я думаю, он признал меня, и очень этому рада.
– А Проказница согласится дружить со мной?
– Надо выяснить. Подойдите.
На Пазаира словно столбняк нашел: он не мог ступить ни шагу. В селении вокруг него вертелись какие-то девушки, но он не обращал на них внимания: одержимый учебой и работой, он пренебрегал интрижками и сердечными делами. Радея о законности, он рано возмужал, но перед этой женщиной он почувствовал себя безоружным.
Она была прекрасна.
Прекрасна, как весенняя заря, как распустившийся цветок лотоса, как искрящаяся волна в нильском потоке. Она была немного ниже его, ее волосы отливали золотом, лицо было чистым и правильным, взгляд – прямым, а глаза – синими, как летнее небо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41