ГЛАВА 9
Приближаясь к пятидесятилетию, худощавая, с тонким и длинным носом, с большими миндалевидными глазами, царица-мать Туйя оставалась хранительницей традиции и духа Египетского царства. Возглавляя многочисленный персонал, она давала советы, не приказывая, но следя за уважением обычаев и ценностей, издревле являющихся непоколебимым оплотом власти Фараонов, посредником между зримым и незримым.
Она, которую называли «матерью бога, родившей мощного быка, Рамзеса», жила воспоминанием о своем почившем муже — фараоне Сети. Вместе они построили сильный и могущественный Египет, а теперь их сын поддерживал процветание страны. Рамзес обладал той же энергией, что и его отец, той же верой в свое предназначение; ничего не значило для него больше, чем счастье его народа.
Чтобы спасти Египет от порабощения, он смирился с необходимостью вести войну с хеттами. Туйя поддерживала решение сына, так как пойти на сделку со злом означало прийти только к катастрофе. Избежать войны было невозможно.
Но конфликт затянулся, и Рамзес каждую минуту рисковал жизнью. Туйя молила, чтобы душа Сети, ставшая звездой, покровительствовала Рамзесу. В правой руке она держала зеркало, ручка которого имела форму стебля папируса, иероглифа, означавшего «быть зеленеющим, распустившимся, молодым»; когда драгоценный предмет клали в гробницу, он давал душе своего владельца вечную молодость. Туйя направила бронзовый диск к солнцу и попросила зеркало раскрыть тайну будущего.
— Могу я вас потревожить?
Царица-мать медленно повернулась.
— Нефертари...
Великая Супруга Фараона в длинном белом платье, стянутом в талии красным поясом, была так же красива, как богини, нарисованные на стенах вечных жилищ в Долине Царей и Цариц.
— Нефертари, ты принесла хорошие новости?
— Рамзес освободил Аша и вновь овладел провинцией Амурру; Берута подчиняется Египту.
Женщины крепко обнялись.
— Когда он возвращается?
— Не знаю, — ответила Нефертари.
Туйя села перед зеркалом. Кончиками пальцев она помассировала щеки, предварительно намазав их кремом, основными составляющими которого были мед, красная сода, алебастровая мука и молоко ослицы. Снадобье разглаживало морщины, укрепляло верхний слой кожи, омолаживая ее.
— Ты озабочена, Нефертари?
— Опасаюсь, что Рамзес решит идти дальше.
— На север, к Кадешу...
— К новой западне, подготовленной ему Муваттали, императором хеттов. Позволив Рамзесу легко завоевать территории, принадлежавшие Египту, не завлекает ли анатолиец нашу армию в ловушку?
Старейшины-евреи собрались в просторном жилище Аарона, сделанном из сырцового кирпича. Все собравшиеся поклялись хранить молчание о возвращении Моисея, о чем египетские власти не должны были узнать.
Многие евреи по-прежнему чтили и уважали Моисея и надеялись, что он, как и раньше, сумеет защитить их интересы. Лишь Либни, верховный старейшина, обязанный поддерживать сплоченность между кланами, был иного мнения.
— Почему ты вернулся, Моисей? — спросил старейшина скрипучим голосом.
— В горах я увидел пылающий куст, который не сгорал.
— Мираж.
— Нет, это знак божественного присутствия.
— Ты сошел с ума, Моисей?
— Бог окликнул меня из середины куста, и Он говорил со мной.
Старейшины зашептались.
— Что он тебе сказал?
— Бог услышал жалобы и стенания детей Израиля, угодивших в рабство.
— Смотри, Моисей: мы свободные труженики, а не пленники!
— Евреи не свободны в своих действиях.
— Конечно! Но что ты предлагаешь?
— Бог сказал мне: «Когда ты уведешь народ из Египта, вы создадите новую святыню на этой горе».
Старейшины посмотрели друг на друга, пораженные.
— Из Египта! — вскричал один из них. — Что это значит?
— Бог увидел нищету своего народа в Египте. Он хочет освободить от нее евреев и повести их в плодородную и просторную страну.
Либни вспылил.
— Изгнание помутило твой разум, Моисей. Мы пришли сюда давно, ты сам родился в Египте, и эта страна стала нашей родиной.
— Много лет я провел в Мадиане, там я был пастухом, там женился и обрел сына. Я был убежден, что моя жизнь вошла в новую колею, но Бог решил по-другому.
— Ты прятался, совершив преступление.
— Это правда, я убил египтянина, потому что он сам угрожал убить еврея.
— Ни в чем нельзя упрекнуть Моисея, — вмешался один из старейшин, — теперь нам следует его поддерживать.
Остальные согласились.
— Если ты желаешь жить здесь, мы спрячем тебя, — заявил Либни, — но ты должен забыть свои бессмысленные идеи.
— Я сумею вас убедить, если нужно, одного за другим, потому что такова воля Бога.
— Мы не желаем покидать Египет, — подтвердил другой старейшина, — здесь мы владеем домами и садами, никто не голодает. Зачем все это бросать?
— Потому что я должен отвести вас в Землю Обетованную.
— Ты не наш вождь, — возразил Либни, — и не можешь приказывать нам.
— И ты подчинишься, потому что Бог этого требует.
— Знаешь, с кем ты говоришь?
— У меня нет желания спорить с тобой, Либни, как и нет права отказываться от своих намерений. Только тщеславный человек может посчитать, что его воля сильнее воли Бога?
— Если ты и на самом деле Его посланец, тебе придется доказать это.
— Доказательств будет много, не сомневайтесь.
Распростершись на мягкой постели, Аша блаженствовал, массаж Лотос, чьи ласковые руки рассеивали боль и усталость, вернули его к жизни. Прекрасная нубийка, несмотря на хрупкость, проявляла удивительную энергию.
— Как вы себя чувствуете?
— Лучше... Но боль в пояснице еще невыносимая.
— Придется потерпеть! — сказал Сетау, который только что вошел в шатер Аша.
— Твоя жена божественна.
— Может быть, но она — моя жена.
— Сетау! Ты же не воображаешь...
— Дипломаты хитры и коварны, а ты — первый среди них. Поднимайся, нас ждет Рамзес.
Аша повернулся к Лотос.
— Вы можете мне помочь?
Сетау резко дернул Аша за руку и заставил его встать.
— Ты полностью выздоровел. Массажи больше не нужны!
Заклинатель змей протянул дипломату набедренную повязку и тунику.
— Поспеши, царь не любит ждать.
Назначив в провинции Амурру нового наместника, получившего образование в Египте, ливанца, чья верность, может быть более продолжительной и прочной, нежели у Бентешины, Рамзес произвел ряд назначений в Финикии и Палестине. Он старался, чтобы наместники и правители городов были коренными жителями и чтобы каждый из них поклялся сохранить союз с Египтом. Если они нарушат свое слово, вторжение египетской армии будет немедленным. Для этого Аша создал систему наблюдения и оповещения, на которую он очень надеялся: присутствие небольших военных отрядов и хорошо оплачиваемые соглядатаи.
Глава египетской дипломатии верил в эффективность шпионажа.
На низком столе Рамзес развернул карту Ближнего Востока. Усилия его войск были вознаграждены: Ханаан, Амурру, Южная Сирия снова подчинились Египту.
Это была вторая победа, которую Рамзес одержал над хеттами. Ему оставалось принять жизненно важное решение, касающееся будущего Двух Земель.
Сетау и Аша, не такой элегантный, как обычно, вошли, наконец, в шатер царя, где сидели высшие военачальники.
— Все вражеские укрепления взяты?
— Да, Ваше Величество, — сказал военачальник соединения «Ра», — последнее укрепление Шалом пало вчера.
— «Шалом » означает мир, — уточнил Аша, — на сегодня он царит в этой провинции.
— Должны ли мы продолжать двигаться на север, — спросил царь, — овладеть Кадешем и нанести окончательный удар хеттам?
— Таково желание военачальников, — заявил полководец, — мы должны добиться полной победы, уничтожив варваров.
— У нас нет никакого шанса на успех, — высказал мнение Аша, — еще раз хетты отступили, это так, но они готовят новые ловушки, к тому же наша армия измотана сражениями в провинциях, а хеттские войска целы и невредимы и готовы к битве.
— С Рамзесом во главе, — воскликнул с энтузиазмом военачальник, — мы победим!
— Вы плохо знаете местность. Хетты нас раздавят на высоких плато Анатолии, в ущельях, в лесах. При Кадеше погибнут тысячи пехотинцев, и мы даже не уверены, что сможем овладеть крепостью.
— Пустые опасения... На этот раз мы готовы!
— Ступайте, — приказал Рамзес. — Мое решение вы узнаете на рассвете.
ГЛАВА 10
Благодаря гостеприимству Аарона, Моисей провел несколько спокойных недель в квартале еврейских каменщиков. Его жена и сын могли свободно передвигаться по городу, оживленная жизнь которого манила и удивляла их. Сепфоре нравилось прогуливаться по улочкам столицы, где без конца сновали азиатские, палестинские и нубийские лоточники, предлагающие самый разнообразный товар.
Моисей жил затворником. Много раз он просил совет старейшин выслушать его еще раз. Вождям, недоверчивым и подозрительным, он снова попытался внушить волю Яхве.
— Твоя душа все еще не спокойна? — спросил Аарон.
— С того момента, когда передо мной явился горящий куст, нет.
— Здесь никто не верит, что ты встретил Бога.
— Когда человек знает свое предназначение, которое он должен выполнить на этой земле, у него больше нет сомнений. Впредь мой путь намечен, Аарон.
— Но ты один, Моисей!
— Так только кажется. Воля Яхве проникает в сердца евреев.
— В Пи-Рамзесе у евреев есть все, а в пустыре, где найдешь ты пищу?
— Бог снабдит ею.
— Ты говоришь как пророк, но ты идешь неправильным путем. Измени имя и внешность, забудь бессмысленные идеи, вернись к своим. Ты состаришься в мире, почете и спокойствии во главе многочисленной семьи.
— Это не моя судьба, Аарон.
— Но ты придумал свою судьбу, Моисей, откажись от нее.
— Я уже не в силах это сделать.
— Зачем же портить свою жизнь, когда счастье так доступно?
В дверь жилища Аарона постучали.
— Стража, откройте!
Моисей улыбнулся.
— Ты видишь, мне не оставляют выбора..
— Тебе нужно бежать.
— Эта дверь — единственный выход.
— Я защищу тебя.
— Нет, Аарон.
Моисей сам открыл дверь. Серраманна, гигант-сард, с удивлением рассматривал Моисея.
— Итак, меня не обманули... Ты все же вернулся!
— Ты хочешь войти и разделить с нами трапезу?
— Моисей, тебя выдал еврей, каменщик, который испугался потерять работу из-за твоего присутствия в квартале. Следуй за мной, я должен отвести тебя в тюрьму.
Аарон вступился.
— Моисея должны судить.
— Это само собой разумеется.
— Если только ты не освободишься от него до суда.
Серраманна схватил Аарона за шиворот.
— Ты принимаешь меня за убийцу?
— Ты не имеешь права грубить мне!
Тот отпустил Аарона.
— Ты прав... А ты, ты имеешь право оскорблять меня?
— Если Моисея арестуют, он будет казнен.
— Закон распространяется на всех, даже на евреев.
— Беги, Моисей, возвращайся в пустыню! — взмолился Аарон.
— Ты прекрасно знаешь, что мы отправимся вместе.
— Ты не выйдешь больше из тюрьмы.
— Бог поможет мне.
— Идем! — потребовал Серраманна, — не заставляй меня связать тебе руки.
Сидя в углу камеры, Моисей наблюдал за лучом света, который проник сквозь решетку. Он заставлял искриться тысячи частичек, висящих в воздухе, и падал на земляной пол, утрамбованный ногами заключенных.
В Моисее всегда будет гореть огонь, зажженный энергией горя Яхве. Забыто прошлое, забыты жена и сын. Он думал только об одном. Исход еврейского народа в Землю Обетованную стал единственным смыслом жизни.
Безумная надежда для человека, запертого в камере главной тюрьмы Пи-Рамзеса, которого египетское правосудие приговорит к смерти за преднамеренное убийство, или, в лучшем случае, к принудительным работам на каторге в оазисе. Несмотря на уверенность в Яхве, в душу Моисея закрались сомнения. Как Бог сможет освободить его и позволить ему выполнить свое предназначение?
Еврей засыпал, когда отдаленные крики прервали его оцепенение. С каждой минутой они усиливались, пока не стали оглушительными, город, казалось, был в полном смятении.
Возвращался Рамзес Великий.
Никто не ожидал увидеть его так скоро, но это был именно он, на своей колеснице, которую везли «Победа при Фивах» и «Богиня Мут довольна», украшенные султанами с красными, а по краям голубыми перьями. Справа от колесницы шел Боец, огромный лев, он смотрел на горожан, собравшихся по пути следования, как на забавных зверюшек. Рамзес был лучезарным: на голове красовалась голубая корона с золотой змеей во лбу, на нем была ритуальная одежда с нарисованными зелено-голубыми крыльями соколихи Исиды, покровительницы Фараона.
Пехотинцы пели ставшую традиционной песню: «Рука Рамзеса сильна, его сердце мужественно, он непревзойденный лучник, стена для воинов, пламя, сжигающее врагов». Он появился как избранник Божественного Света, как сокол, с грандиозными победами.
Военачальники, командиры колесниц и пехоты, армейские писари и простые воины были в парадной одежде и шествовали за знаменосцами. Под овации толпы воины уже мечтали об отпусках и вознаграждениях, которые заставят их забыть суровость сражений. В военной жизни не было лучшего момента, чем возвращение домой, особенно если оно триумфальное.
Захваченные врасплох садовники не успели украсить цветами главную улицу Пи-Рамзеса, ведущую к храмам Птаха, бога творящего слова, и Сехмет, ужасающей богини войны. Повара суетились, жаря гусей, куски говядины, свиные вырезки и наполняя корзины сушеной рыбой, фруктами и овощами. Из погребов доставили кувшины с пивом и вином. Кондитеры спешно готовили пироги. Щеголи надевали праздничные одежды, светские дамы облачались в лучшие наряды.
В хвосте колонны шли несколько сотен пленных: азиатов, ханаанцев, палестинцев и сирийцев; у одних руки были связаны за спиной, другие шли свободно рядом с женщинами и детьми. На ослах были приторочены узлы с их скудными пожитками. Пленных доставят в столичную управу, где решится их участь. По обыкновению, многие из них будут отправлены на главные стройки страны, другие станут заниматься общественными работами в городах и поселках, а труд женщин и детей используют на сельскохозяйственных полях и во многочисленных мастерских.
Собравшиеся на улицах Пи-Рамзеса спрашивали друг друга:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37