Высокий человек в заношенных джинсах и голубой рубахе бежал к нему через газон. За ним бежал мальчик, чье лицо в миниатюре повторяло лицо мужчины, и женщина в белом теннисном костюме.
– Ваша собака, я полагаю, – сказал Лес, когда мужчина подбежал поближе. Он почувствовал некоторое облегчение: мужчина был похож на него самого – лицо, хоть и молодое, носило властный отпечаток, на рубашке была эмблема Гарварда.
– Полагаете? – сказал мужчина, остановившись лишь в футе от Леса. – А я полагаю, что вы – маньяк, который убил ее.
– Погодите секунду, – сказал Лес. Похоже, все шло не так, как он ожидал. – Вы же не знаете, что случилось. – Мужчина нахмурился. – Позвольте мне объяснить.
– Как бы не так! Я знаю, что случилось, – сказал мужчина, – Мы обедали в столовой, а там из окна отлично видно дорогу. Вы ехали с недозволенной скоростью и убили моего пса. Мне просто повезло, что там не было моего ребенка.
Мальчик, который стоял рядом с мужчиной, открыл рот и закричал:
– Ты убил Тапика!
– Я уверен, что мы можем договориться, – сказал Лес. – Если вы попросите сына на минуту зайти в дом, мы можем обсудить…
– Обсудить? Вы считаете, что тут есть что обсуждать? – громко спросил мужчина. – Я видел это. Вы тут неслись по дороге, точно сегодня конец света.
– Да пес сам кинулся на меня! И когда я увидел его, он прыгнул на мою машину.
– Прыгнул на вашу машину, – сказал мужчина. – Сам прыгнул под колеса!
– Совершенно верно. Он прыгнул прямо на меня.
– Потому что вы превысили скорость. Вы или лжете, или не в себе. В любом случае пусть разбирается полиция.
– Ты убил Тапика! – неожиданно опять закричал ребенок.
Пока Лес и мужчина препирались, мальчик отступил в сторону вероятно надеясь, что его отец разделается с этим типом, но неожиданно набросился на Леса и чувствительно стукнул его по почкам.
– Ты убил мою собаку! – прокричал он Лесу в лицо.
– Черт побери! – взорвался Лес. Он отступил от ребенка, по-прежнему махавшего кулаками. – Послушай, ты! – прокричал он мужчине в бледно-голубой рубахе. – Я вице-президент корпорации. Я больше не могу выносить это дерьмо! – Он вытащил из кармана кошелек, который уже несколько исхудал. Потом сложил пополам одну десятку и две двадцатки.
– Что вы, по-вашему, делаете? – спросил мужчина.
Лес вытащил деньги из кошелька, но уронил их, и они оба уставились на банкноты, упавшие на обочину в траву.
– Я не верю вам, – сказал мужчина. – Забудьте, что собака стоила в четыре раза больше. Я просто не верю вам.
Отойди от него, Вэн, – Мальчик вновь начал кружить вокруг Леса, выбирая место для удара.
– Отцепись от меня, – сказал Лес. Гнев выветрился из передних долей его мозга – впервые в жизни он подумал о своем мозге как о совокупности слоев и сегментов. Передняя часть его мозга обрела холодное спокойствие, тогда как за этой ледяной поверхностью по-прежнему кипел гнев. Он начал отступать к машине.
Лес сел в машину и поехал в сторону моста. Когда он поглядел в зеркальце заднего обзора, то увидел, что мужчина и сын по-прежнему стоят посредине дороги и смотрят на него. Мальчик грозил кулаком.
Все это настолько вывело его из себя, что он проехал по Риверфронт-авеню прямо к парковке у ресторана «Бифштексы Пигги Биндля», прежде чем вспомнил, что собирался свернуть налево.
К тому времени, как он нашел пустое место на стоянке около бара Франко и выбрался на обочину, макушка его была словно заморожена наркозом. Однако под этой ледяной поверхностью бушевал гнев. Ведь если бы Пэтси была нормальной женой, он никогда бы не услышал этого зова из кустарника, никогда бы не убил собаку. В маленьком баре клубились голоса и запахи ста пятидесяти людей, и все это обрушилось на него, как только он отворил двери. Был конец дня субботы, лето, и «У Франко» была самая горячая точка в городе.
Как только он вошел внутрь, какой-то высокий хлыщ с укладкой и в рубашке регби налетел на Леса и чуть не раздавил ему ногу своим кожаным ботинком. Лес небрежно положил руку на обтянутое роскошной джинсовой тканью бедро и отодвинул того в сторону. Хлыщ оглянулся и уставился на него, пиво из кружки выплеснулось ему на ботинки, но когда он вгляделся в лицо Леса, он лишь кивнул, и Лес беспрепятственно прошел к стойке бара.
В холодной ярости он уселся на свободный табурет.
– Двойной «Гленливет», – прокричал он бармену, а когда курчавый, усатый бармен повернулся в его сторону, вновь прокричал:
– Двойной «Гленливет»!
– Получите, – сказал бармен. – Кричать незачем.
– Эй, послушай, – сказал Лес бармену, усевшись с выпивкой. – Ты любишь животных? Тогда заторчишь. Когда я ехал сюда, на меня наскочил пес. Понял? Он наскочил на меня. Я даже не видел поганца, пока он не кинулся под мой автомобиль. Я пытался вывернуться, но не успел. Этот сукин сын покончил жизнь самоубийством.
– Я слышал об этом, – сказал бармен и отвернулся.
– Ты слышал об этом? Что ты имеешь в виду – слышал об этом? Я никогда не слышал о таком.
– Никогда не слышали о леммингах? – спросил забавный толстяк, сидящий через табурет от Леса. Он явно не был полицейским – у него были толстые линзы очков, жидкие волосы и глубокие морщины на низком лбу. – Я как раз сидел тут и думал о леммингах. Потому что со мной кое-что сегодня случилось, очень похожее на то, что вы тут рассказали. – Он заискивающе улыбнулся. Лес пожал плечами. Он все еще находился в ледовом плену, и даже этот толстяк не раздражал его.
– У нас была кошка, – сказал толстяк. – Мы звали ее Макинтош. Она персидская, понимаете? Очень красивая шелковистая шерсть. Она у нас жила десять лет – появилась даже прежде, чем мы переехали в этот город. Я так привязался к этой твари. Ну так сегодня моя жена выглянула из окна третьего этажа и увидела, как Макинтош бежит по лужайке. Она подумала, что старая бандитка решила прихватить птицу – она старая, но когда хочет, может бегать быстро. Она ловит птиц пару раз в неделю и оставляет окровавленные трупы на ступеньках, так что мы утром всегда натыкаемся на них, когда выходим за газетой.
Он сглотнул.
– Но эта су.., это проклятое животное вовсе не бежало за птицей. Она бежала к бассейну сына. Жена видела, как Макинтош прыгнула прямо в бассейн и утонула! Утонула!
Кошка! Он просто перевалилась через бортик бассейна и прыгнула в воду. Моя жена на секунду застыла, понимаете?
Она не могла поверить своим глазам. Она ждала, что Макинтош попытается выбраться из бассейна. Но она даже не попыталась. Ее голова так и не показалась на поверхности воды.
Она так кинулась в этот бассейн, точно хотела покончить с собой, парень. – Глаза его замигали из-под толстых линз. – Вот почему я сижу тут и думаю о леммингах.
Лес старался внимательно смотреть на мужчину, который рассказывал ему эту историю. Он видел, что тот хочет рассказать ему еще что-то, поговорить о собаке-самоубийце, разделить с ним свою печаль о судьбе несчастных созданий, поговорить о леммингах и о том, что толкает животных на самоубийство. Он видел, что тому нужно не только сочувствие – общность, которая возникает на основе алкоголя и мужского братства, но и большее – общность понимания и доверия. Лес подался вперед, улыбнулся и сказал:
– Заткнись.
Толстяк замолк. Он быстро наклонился над стойкой и уткнулся покрасневшим лицом в свой бокал.
Самочувствие Леса улучшилось – на лице у него ничего не отразилось, но где-то в недрах головы наркоз дал трещину. Ему стало почти тепло.
Он поглядел на часы и был приятно удивлен. Оказалось, что уже девять тридцать вечера.
– Еще «Гленливет», – сказал он бармену. Толстый стакан, наполненный кубиками льда и темной маслянистой жидкостью, возник перед ним на стойке.
Он поднял его и глотнул разбавленного виски. И когда оно бархатисто разлилось внутри, его неожиданно поразила малоприятная мысль: если он настолько преуспевает, почему он испытал такое удовольствие, велев толстяку заткнуться?
Да и, если он так преуспевает, что он делает здесь, в баре, в девять-тридцать? А его жена сидит дома одна?
На этот вопрос у него был ответ.
– Пусть Пэтси тоже заткнется, – пробурчал он сам себе и отхлебнул половину своего «Гленливета».
Но теперь влитое в него виски и предыдущий джин начали проситься наружу, и Лес слез с табуретки и протолкался в коридор, где пухлая блондинка заигрывала с мордатым парнем, одновременно болтая по телефону.
– Я знаю, что биточки в духовке, – говорила она. Биточки были в духовке, а рука парня – у нее на груди.
Он вновь соскользнул в холод, потому что представил себе Джонни Рэя: кожа вздулась и посинела, точно колбасная шкурка, в волосах запутались водоросли, грудь испачкана илом – и он сидел за стойкой в Загородном клубе.
Вход в мужской туалет был чуть дальше по коридору. Там стоял кто-то здоровый, напоминающий Бобо, и мочился в писсуар. Лес прошел мимо и толкнул двери кабинки. Она была заперта. Лес засунул руки в карманы и уставился в пол. Человек у писсуара вздохнул и выпрямился. Все еще продолжая мочиться, он взял стакан пива, стоявший наверху писсуара, и отхлебнул из него. Лес брезгливо наблюдал за ним, стараясь не дышать, – воздух казался смесью мочи и антисептика.
– Твоя очередь, – сказал мужчина у писсуара, застегиваясь и шагая к двери.
Лес хмыкнул. Он поспешно расстегнул ширинку и пристроился к писсуару.
Тот, кто сидел в кабинке, стукнул чем-то о жестяную переборку. Не металлом, хотя Лес поначалу подумал, что пряжкой ремня. Чем-то более мягким. Как будто колотил по стене рукой.
Рука опять ударилась в стену. Лес неловко оглянулся.
– Помоги мне, – сказал тот, кто сидел внутри.
Стенки кабинки гудели, словно сидящий в ней изо всех сил барабанил по ним кулаками.
– Я заблудился, – сказал голос.
Это был голос маленького Джонни Рэя.
Лес затаил дыхание.
– Я боюсь, – сказал голос, – Яаа байуусь.
Теперь Лес услышал, как по стенке кабинки проскребли ногти.
Он знал, что, если посмотрит вниз, он сможет увидеть широкую щель между полом и дверцей кабинки. Поток мочи У него иссяк, он застегнулся. Если он поглядит вниз, он увидит маленькие кроссовки, штанины джинсов…
– Помоги мне, – прошептал голосок с техасским акцентом.
По двери вновь заскребли ногти.
Лес боялся опустить взгляд, боялся заглянуть в щель между заляпанным хлоркой полом и дверцей кабинки.
Из щели между кабинкой и стеной протянулась беспалая рука с худеньким запястьем. И обрубок, и запястье были выпачканы влажным черным илом. А где-то в глубине кабинки Лес видел черные обрубки, в которые превратились ноги. Его желудок так сжался, что, казалось, стал похож на подступивший к горлу мячик для гольфа. Теперь Лес ощущал наполняющую туалет вонь – вонь такую мощную, что она была равносильна удару грома.
Перепачканное илом существо в кабинке упало на колени.
Лес попятился к двери, не в силах отвернуть от кабинки лицо. Когда он почувствовал, что натолкнулся спиной на алюминиевую дверную ручку, он резко обернулся и ухватился за нее. Он отворил дверь, бросился в проем и захлопнул ее за собой.
Желудок все еще болтался где-то у горла. Он слышал шлепанье за дверью – что-то мокрое и мягкое брело по твердой поверхности. В ушах у него стоял шум. Он протолкнулся мимо стойки бара, стараясь держаться в гуще людей, и вышел на улицу. Его второй «Гленливет» стоял на стойке, там же валялись десять долларов сдачи, но он так и не заметил их.

11

Грем Вильямс наклонился вперед, опершись на локоть, и продолжал:
– Разумеется, я должен был выяснить, что произошло в тысяча восемьсот семьдесят третьем. И поверьте мне, я докопался до этого. Дороти Бах, которая знала о Драконе больше всех, ничего не сказала мне, как, впрочем, и остальные.
Страницы тяжелой синей книги мелькали так быстро, что казались прозрачными. На Пэтси нахлынуло какое-то чувство – неосознанное, но знакомое: так запах духов может вызвать какое-то ощущение, не пробуждая никаких конкретных воспоминаний.
Страницы летели мимо.
– Нет, – сказала Пэтси, и на этот раз оба мужчины поглядели на нее.
У Ричарда Альби на лице было вежливое сочувствие: он подумал, что у нее начался приступ головной боли, и гадал, есть ли у Вильямса в аптечке какой-нибудь аналгетик. Но старик смотрел больше чем с вежливым интересом: он пристально смотрел на нее, и даже рот у него приоткрылся. Никто из мужчин не обращал внимания на книгу.
Пэтси снова перевела взгляд на книгу и увидела, что страницы перестали шевелиться.
– Она… – сказала она Грему Вильямсу, который сверлил ее глазами, – она двигалась. – Только теперь она заметила, что глаза у Вильямса были ясно-голубого цвета, а на правой радужке – золотистое пятнышко. – Двигалась. У меня в руках. – Глаза внимательно глядели на нее, побуждая продолжить, сказать больше, объяснить им, что произошло, – глаза Мерилин Форман.
Она вспомнила, что означает охватившее ее ощущение – это было ощущение присутствия Мерилин. Вот почему я увидела ее на улице, – подумала Пэтси. Они собираются отнять у меня покой и опять заставить видеть всякие вещи.
Она не знала, кто эти «они», это было какое-то обозначение вселенских сил.
Перед лицом Пэтси вновь распахнулась страница.
– Я видел, как это случилось, – произнес Ричард. – Это случилось. – Он казался потрясенным.
Пэтси ощущала себя точно так же, как тогда, когда увидела Бейтса Крепла и женщину в шелковом платье, – надвигались ужасные вещи, но это были ее ужасные вещи и ей придется увидеть их.
Что-то двигалось внутри открытой книги. Белые страницы, покрытые черным. На месте строчек вспыхивал огонь, над ними курился серый дымок.
Что-то зеленое, острое пробило поверхность страницы.
Пробило и продолжало расти. За ним появился огромный глаз и уставился на Пэтси.
Пэтси услышала, как Ричард спрашивает: «Что происходит?» Она поняла, что он не видит головы Дракона, всплывающей на поверхность из глубин книги.
Глаз Дракона казался темным камнем, усеянным зелеными искрами. Он продолжал приковывать ее взгляд.
Затем появилось длинное морщинистое рыло, и Дракон резко, нетерпеливо потянулся к Пэтси.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51