Кэтти Райх: «Смерть дня»

Кэтти Райх
Смерть дня


Темперанс Бреннан – 2



OCR Alexicus
«Кэтти Райх. Смерть дня»: АСТ, АСТ Москва, Транзиткнига; Москва; 2006

ISBN 5-17-035045-7, 5-9713-1529-3, 5-9578-3470-XОригинал: Kathy Reichs,
“Death du Jour”

Перевод: Марина Панова
Аннотация Пожар в маленьком дачном домике унес жизни мужчины, женщины и их детей.Несчастный случай?Это одна из версий полиции.Однако патологоанатом Темпе Бреннан, которая проводит судебно-медицинскую экспертизу, понимает: несчастного случая не было.Было хладнокровное убийство. Но кто и почему совершил его?!Доктор Бреннан начинает собственное расследование и еще не знает, что это дело может стоить ей жизни. Кэтти РайхСмерть дня Всем, кто пережил снежную бурю в Квебеке в 1998-м.Nous nous souvenons Мы помним (фр.)

* * * Герои и события этой книги вымышлены и существуют лишь в воображении автора. Дело происходит в Монреале, Северной Каролине и других штатах. Упоминаются некоторые существующие организации, но герои и события не имеют ничего общего с реальностью. 1 Если тела и тут, я не могу их найти.На улице завывал ветер. В старой церкви эхом отдавались лишь скрип моей лопатки да жужжание переносного генератора и обогревателя. Высоко над головой, впиваясь в фанеру, по заколоченным окнам скребли ветви.Позади меня стояли люди. Съежившись, но не прижимаясь друг к другу, крепко сжимали руки в карманах. Я слышала, как они переминаются с ноги на ногу. Ботинки скрипели на замерзшей земле. Все молчали. Холод не давал нам открыть рта.В десятисантиметровом сите исчезает пирамидка земли, я осторожно разглаживаю ее лопаткой. Приятно удивляет зернистая подпочва. По состоянию поверхности я ожидала обнаружить на глубине вечную мерзлоту. Однако последние две недели в Квебеке было не по сезону тепло, снег растаял и растопил землю. Хотя намек на весну сдул следующий же порыв арктического ветра, волшебные чары сделали землю мягкой и податливой. Хорошо. Прошлой ночью температура упала до минус четырнадцати. Плохо. Земля не замерзла, но воздух дышит морозом. У меня от холода уже не сгибаются пальцы.Мы рыли во второй раз, а в сите все те же камни и щебень. На такой глубине вряд ли что-то появится, но никогда не скажешь наверняка. Еще ни одна эксгумация не проходила по плану.Я повернулась к мужчине в черной куртке с капюшоном, вязаной шерстяной шапочке и зашнурованных до колена кожаных ботинках. Лицо его по цвету напоминало томатный суп.– Еще несколько сантиметров.Я провела рукой по воздуху, будто погладила невидимую кошку. Медленно. Копай медленно.Мужчина кивнул, потом воткнул лопату в неглубокую яму, рыча, точно Моника Селеш при первом ударе.– Par pouces! Полегче! (фр.)

– крикнула я, выхватывая лопату.Тонкими слоями! Я снова погладила невидимую кошку, в сотый раз за утро.– Землю нужно снимать тонкими слоями, – повторила я медленно на французском.Мужчина явно не разделял моего мнения. Может, задача слишком трудная, или ему просто неприятна мысль об извлечении мертвецов из-под земли. Томатный Суп хочет быстрее покончить с делом и убраться восвояси.– Пожалуйста, Ги, попытайся снова, – прозвучал мужской голос у меня за спиной.Бурчанье:– Да, отец.Ги продолжил, качая головой, но теперь снимал земляной слой так, как я ему показала, и кидал его на сито. Я отвернулась от черных комьев и присмотрелась к самой яме, пытаясь разглядеть признаки захоронения.Прошло уже четыре часа, и я чувствовала за спиной напряжение. Монахини раскачивались все быстрее. Я повернулась и подарила им что-то вроде ободряющего взгляда. Губы замерзли настолько, что говорить я уже не могла.Ко мне обратились шесть лиц, измученных холодом и ожиданием. Перед каждым появилось и развеялось небольшое облачко пара. Сверкнуло шесть улыбок. Кажется, все отчаянно молились.Спустя девяносто минут мы продвинулись на полтора метра. Как и в первый раз, в яме оказалась только земля. Я наверняка отморозила все пальцы на ногах, а Ги уже готовится бежать за экскаватором. Время сменить род деятельности.– Отец, думаю, надо снова проверить записи о захоронениях.Он на мгновение замешкался.– Да, конечно. Конечно. Можно подкрепиться сандвичем и кофе.Священник пошел к деревянным воротам в дальнем конце заброшенной церкви, за ним, опустив головы, последовали монахини, осторожно выбирая дорогу между камнями. Белые покровы одинаково спадали сзади на черные шерстяные пальто. Пингвины. Кто это сказал? "Братья Блюз".Я выключила фонарь, подстроилась под их шаг и опустила взгляд. Удивительно, сколько обломков костей впечаталось в земляной пол. Восхитительно. Мы копали в единственном месте церкви, где нет могилы.Отец Менар толкнул дверь, и мы, как единое целое, вышли наружу. Пришлось немного подождать, пока глаза привыкнут к свету. Свинцовое небо, казалось, обнимает шпили и башни всех зданий монастыря. Сырой ветер дул со стороны Лаврентийских гор, поднимал воротники и хлопал монашескими покровами.Наша маленькая компания пригнулась и направилась к ближайшему зданию, тоже из серого камня, как и церковь, но поменьше. Мы забрались по лестнице на резное крыльцо и вошли через заднюю дверь.Внутри – сухой и теплый воздух, приятный после сурового мороза. Я вдохнула запах чая, нафталина и жареного мяса.Женщины без слов сняли ботинки, по очереди улыбнулись мне и исчезли в дверном проеме справа. В коридор прошаркала крошечная монахиня в огромнейшем лыжном свитере. По ее груди скакал, исчезая под покровом, пушистый коричневый олень. Женщина мигнула из-под толстых стекол очков и потянулась за моей курткой. Я замешкалась, опасаясь, что монахиня рухнет на пол под весом одежды. Старушка резко кивнула и поманила меня пальцем. Я скинула куртку, сложила ее на руки монахине, добавила перчатки и шапку. Никогда не видела такой старой, но еще живой женщины.Я прошла за отцом Менаром по длинному, плохо освещенному коридору в кабинет. Здесь пахло старыми бумагами и школьным клеем. Над столом нависало такое большое распятие, что я начала гадать, как они пронесли его через дверь. Темный дубовый крест возвышался почти до потолка. С бордюрчиков взирали статуи с серьезными, как у фигуры на распятии, лицами.Отец Менар сел на один из двух деревянных стульев у стола и указал мне на второй. Шорох сутаны. Стук четок. На мгновение я попала обратно в церковь Святого Варнавы. В кабинет отца. "Прекрати, Бреннан. Тебе больше сорока, ты профессионал. Судебный антрополог. Тебя позвали, потому что люди нуждаются в твоей помощи".Священник вытащил из ящика стола обтянутый кожей фолиант, открыл его на странице, отмеченной зеленой лентой, и положил между нами. Потом глубоко вдохнул, сжал губы и выдохнул через нос.Схема мне знакома. Сетка рядов, разделенных на квадраты, одни – с номерами, другие – с именами. Вчера мы потратили несколько часов, сверяя изображения и записи с положением могил на плане. Потом измерили расстояния и отметили точное место.Сестра Элизабет Николе, судя по всему, должна лежать во втором ряду от северной стены церкви, в третьей могиле от западного конца. Рядом с матерью Аурелией. Но ее там нет. Да и Аурелия тоже не на месте.Я показала на могилу в том же квадрате, но несколькими рядами ниже и правее:– Ладно, Рафаэль, кажется, здесь.Потом дальше по ряду:– И Агата, Вероника, Клементина, Марта и Элеонора. Это захоронения с 1840 года, так?– C’est ca Так (фр.)

.Я перешла на схеме к юго-западному углу церкви.– А здесь самые последние захоронения. Отметки, которые мы обнаружили, совпадают с вашими записями.– Да. Тут последние могилы, появившиеся как раз перед закрытием церкви.– Ее закрыли в 1914 году.– Девятьсот четырнадцатом. Да, в 1914-м.Отец Менар обладал странной привычкой повторять слова и фразы.– Элизабет умерла в 1888-м?– C’est ca. В 1888-м. Мать Аурелия – в 1894-м.Ничего не понимаю. Здесь должны быть останки. Захоронения 1840 года существуют. Проверка этой области дала деревянные фрагменты и части гроба. В защищенной среде внутри церкви при таком типе почвы скелеты должны сохраниться в приличном состоянии. Так где же Элизабет и Аурелия?Древняя монахиня прошаркала с подносом с кофе и сандвичами. Стекла очков запотели от пара из кружек, поэтому она двигалась короткими резкими шагами, не отнимая ног от пола.Отец Менар поднялся взять поднос:– Merci Спасибо (фр.)

, сестра Бернар. Вы очень добры. Очень добры.Монахиня кивнула и пошаркала обратно, не обращая внимания на очки. Я наблюдала за ней, наливая себе кофе. Ее плечи были не шире моего запястья.– Сколько лет сестре Бернар? – спросила я, потянувшись за сандвичем.Лосось, салат и вялый латук.– Мы сами точно не знаем. Она уже жила в монастыре, когда я только начал сюда ходить ребенком, до войны. Второй мировой. Потом уехала проповедовать за границу. Долгое время жила в Японии, в Камеруне. Ей, наверное, лет девяносто.Священник отхлебнул кофе. Причмокнул.– Она родилась в маленькой деревне у реки Сагеней, говорит, что присоединилась к ордену в двенадцать лет. – Хлюп. – Двенадцать. В сельских районах Квебека тогда не вели тщательных записей. Не вели.Я откусила сандвич и снова обхватила ладонями кружку с кофе. Восхитительное тепло.– Отец, а есть какие-то другие записи? Старые письма, документы, то, чего мы еще не видели?Я поджала пальцы ног. Никаких ощущений. Он махнул рукой на заваливавшие стол бумаги, пожал плечами:– Здесь все, что мне передала сестра Жюльена. Она заведует архивами в монастыре.– Ясно.Сестра Жюльена общалась и переписывалась со мной довольно давно. Именно она предложила мне заняться этим проектом. Я заинтересовалась с самого начала. Дело отличалось от моей обычной судебной практики, где фигурируют недавно убитые люди. Епархия архиепископа желала, чтобы я откопала и изучила останки святой. Вообще-то пока не святой. В том-то и дело. Николе собирались причислить к лику святых. Мне предстояло найти могилу и подтвердить, что кости принадлежат Элизабет Николе. Священную часть задачи выполнял Ватикан.Сестра Жюльена уверила меня, что существуют подлинные записи. Все могилы в старой церкви помечены и систематизированы. Последнее захоронение датируется 1911 годом. Церковь закрыли и запечатали в 1914 году, после пожара. Взамен построили церковь покрупнее и больше не использовали старое здание. Закрытое место. Хорошая документация. Просто чудо.Ну и где Элизабет Николе?– Спросить не повредит. Возможно, сестра Жюльена не отдала вам что-то, на ее взгляд, не важное.Отец Менар собирался что-то сказать, но передумал.– Я уверен, что она отдала все, но спрошу. Сестра Жюльена потратила много времени на исследования. Много времени.Он вышел, я доела сандвич, потом еще один. Подобрала под себя ноги и потерла пальцы. Хорошо. Чувствительность возвращается. Потягивая кофе, я взяла со стола письмо.Я и раньше его читала. Четвертое августа 1885 года. В Монреале бушует оспа. Элизабет Николе пишет епископу Эдуарду Фабре, умоляя его отдать приказ вакцинировать здоровых прихожан и отправлять в общественные больницы зараженных. Аккуратный почерк, изящный устаревший французский.Монастырь Непорочного зачатия Пресвятой Девы Марии никак не ответил. Я задумалась. Вспомнила о других эксгумациях. Полицейский в Сен-Габриэле. На том кладбище гробы располагались по три в глубину. Мы в конце концов нашли монсеньора Бопре за четыре могилы от его зарегистрированного положения, внизу, а не наверху. И еще тот мужчина из Уинстон-Сейлема, который оказался не в своем гробу. На его месте лежала женщина в длинном узорчатом платье. У кладбища возникла двойная проблема. Где усопший? И чье тело в гробу? Семье не удалось перезахоронить дедушку в Польше. Когда я уезжала, адвокаты уже готовились к войне.Где-то далеко послышался звон колокола, потом в коридоре – шарканье. Ко мне направлялась древняя монахиня.– Serviettes! Салфетки! (фр.)

– взвизгнула она.Я подпрыгнула, опрокинув кофе. Как такое маленькое существо могло издать такой пронзительный звук?– Merci.Я потянулась к салфеткам.Старушка не обратила на мои слова никакого внимания, подошла ближе и принялась тереть мой рукав. Крошечный слуховой аппарат выглядывал из ее правого уха. Я чувствовала ее дыхание и видела белые волоски, завивавшиеся на подбородке. От монахини пахло шерстью и розовой водой.– Voila Вот (фр.)

. Дома постираете. В холодной воде.– Да, сестра. Рефлекс.Старушка заметила письмо в моих руках. К счастью, на него кофе не попал. Монахиня нагнулась посмотреть поближе.– Элизабет Николе была великая женщина. Божественная женщина. Какая чистота. Какая строгость.Purete. Austerite. Ее французский звучал так, будто само письмо Элизабет заговорило.– Да, сестра.Мне снова девять лет.– Она будет святой.– Да, сестра. Вот почему мы и пытаемся найти ее останки. Чтобы позаботиться о них надлежащим образом.Точно не знаю, в чем выражается надлежащее обращение со святыми, но прозвучало неплохо. Я взяла схему и показала ей:– Вот старая церковь.Проследила пальцем ряд вдоль северной стены и указала на прямоугольник:– А здесь ее могила.Древняя монахиня очень долго изучала сетку, почти касаясь очками листа.– Нет ее там, – прогремела она.– Простите?– Нет ее там. – Узловатый палец постучал по прямоугольнику. – Это не то место.Тут вернулся отец Менар. С ним высокая монахиня – тяжелые черные брови сходятся на переносице. Священник представил сестру Жюльену, она подняла сложенные вместе руки и улыбнулась.Мне не понадобилось передавать слова сестры Бернар. Они явно слышали все, что говорила старушка, еще в коридоре. Как услышали бы и из Оттавы.– Это не то место. Вы ищете не в том месте, – повторила она.– То есть как? – спросила сестра Жюльена.– Вы ищете не в том месте, – повторила сестра Бернар. – Ее там нет.Мы с отцом Менаром переглянулись.– И где же она, сестра? – спросила я.Монахиня снова склонилась над схемой, потом ткнула пальцем в юго-восточный угол церкви:– Тут. С матерью Аурелией.– Но сес...– Их перенесли. Положили в новых гробах под специальный алтарь. Тут.И опять она указала на юго-восточный угол.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44