— Мы не останемся здесь. Как только накормите ребенка, отдайте его миссис Мейсон. Мы потеряли шанс накрыть Ноллера, по крайней мере в этом деле, так что нет причин болтаться здесь.
— Я остаюсь, — твердо возразила Кортни. — Я хочу официально удочерить Сару.
— Вы что, с ума сошли? — задохнулся Коннор. — Вы не можете удочерить ее!
— Почему? Одинокие люди воспитывают детей сплошь и рядом в наши дни. У меня достаточно денег на счету в банке, чтобы расплатиться с Ноллером, у меня есть работа. Я могу растить ребенка и уверена, что буду хорошей матерью моей маленькой Cape. — Она с любовью посмотрела на девочку, жадно сосущую смесь.
— Ваша маленькая Сара? Вы точно спятили! Кортни, вы забыли, зачем мы вообще сюда приехали? Мы…
— Я не забыла. Передачу можно будет сделать. Правда, на пленке нет ничего, что мы могли бы использовать против Уилсона Ноллера, но, уедем мы или останемся, у нас этой информации все равно не будет.
— А как же ваш брат и его жена? — хитро напомнил Коннор. — Что будут чувствовать Марк и Марианна, когда вы появитесь с ребенком в Вашингтоне? Они годами безуспешно пытались усыновить ребенка, а вы получили дочку всего за один день!
Кортни вздрогнула. Он выстрелил без промаха. Но и она не желала оставаться в долгу.
— Не похоже, что Ноллер позволит удочерить ее Марку и Марианне. Вы знаете, что не позволит. Единственная причина, по которой он дал нам Сару, — это та, что вы… — она запнулась.
— Я — что? — потребовал ответа Коннор. Кортни вздохнула.
— Хорошо, я признаюсь. Я подслушивала. Коннор, я знаю, что вы — сын Ричарда Тримэйна.
— О Господи! — Коннор опустился на кровать радом с нею. Уперев локти в колени, он положил голову на ладони. — Просто великолепно.
— Не волнуйтесь, клянусь, я не скажу об этом ни одной живой душе.
— Я не боюсь, что вы броситесь к телефону и сообщите эту новость Кирэну Кауфману, — скривился Коннор. — Но я не хотел, чтобы вообще кто-то знал… — он замолчал.
— Да, теперь, надеюсь, вы поняли, сколько боли и страдания вы иногда приносите людям своим фактоискательством, — тихо проговорила Кортни. — Это может случиться и с вами, если какой-нибудь скользкий пройдоха узнает правду.
Коннор задохнулся, как будто ему дали под дых. Но признать свою уязвимость перед женщиной, особенно перед ней, — проклятье! Он встал и заметался по комнате.
— Какое мне дело до того, что, какой-то кретин вроде Кауфмана выяснит, что я — Тримэйн. А ведь это даже укрепит мое положение. Подумайте обо всех тех авантюристках, которые станут охотиться за мной, надеясь ухватить кусок состояния Тримэйнов. А что касается Ричарда Тримэйна и его сыновей, ну…
— Коннор, можете прекратить играть железного парня, — прервала его Кортни. — Меня вы не проведете. Вам далеко не все равно. Если бы вы хотели причинить Тримэйнам вред или смутить их, вы бы давным-давно сделали это. Вы сами не хотите огласки.
Девочка заплакала, и Кортни принялась укачивать ее.
— Хотите подержать ее? — Кортни с улыбкой взглянула на Коннора.
— Нет! И не думайте, что сможете заманить меня с ее помощью.
— Я и не думала никуда вас заманивать. Я просто спросила, не хотите ли вы подержать ребенка.
— Ага, значит, изменили тактику. Надеетесь подольститься и тем самым заманить меня в «очаровательную маленькую семью». — Он абсолютно точно скопировал интонации миссис Мейсон. — Вы пробуете все возможные средства, чтобы заставить меня забыть об осторожности, но мотивы ваши не меняются: заманить меня в клетку с табличкой «брак-и-семья».
Он думал о родителях, воспитавших его, Нине и Дэннисе Маккеях, чьи отчужденность и скрытая враждебность друг к другу олицетворяли для него брак. Возможно, Маккеи и начали с любви, поскольку как-то все-таки добрались до алтаря. Потом взяли его и родили своих двух дочерей, но ничего не вышло, и вся семья это знала. Дэннис Маккеи часто отпускал горькие шутки о семейной ловушке. Нина Маккеи не выражала своего несчастья словами, это было понятно и так.
Коннор все это видел и дал себе обещание не обманываться и не попадать в подобную безвыходную ситуацию. Все так и было… до недавнего времени.
— Нет, — повторил он еще более убежденно. — Со мной этого не случится, я не допущу!
— И вы говорите, что я спятила? Это вам мерещатся глупые безумные заговоры, не мне. Поберегите энергию, Коннор. Я не пытаюсь никого заманивать ни в какие ловушки. И мне точно не нужен мужчина, которому не нужна я.
Что было достаточно верно в теории, угрюмо признала Кортни, но не казалось такой уж бесспорной истиной на практике. Она вспомнила жаркие объятия Коннора на этой самой кровати…
Она инстинктивно подняла голову и увидела, что Коннор наблюдает за ней. Их взгляды скрестились. У нее появилось ощущение, что ее чувства чересчур ясно отражаются в ее глазах.
— И в любом случае, как насчет Харкурта? — рявкнул Коннор, с трудом отрывая от нее взгляд. Он прочитал такую мольбу в ее глазах, что ему потребовалась вся сила воли, чтобы не броситься к ней и не заключить в объятия…
Но он сдержал себя. У него есть принципы, черт побери, и он не собирается брать чужую женщину, как его настоящая мать ухватила чужого мужа. Он достаточно близко подошел к этому сегодня. Он старательно цеплялся за свои принципы. Он не подпадет под ее чары. Но удержаться от вопроса не смог:
— А как Харкурт отреагирует на ваше внезапное решение удочерить девочку?
— Он, несомненно, пожелает мне счастья, — ответила Кортни. — Потому что Эмери и я — друзья и между нами ничего не было. Это вы решили, что у нас связь.
Коннор сглотнул. Значит, она свободна. Замечательная и во всех отношениях такая, как надо. Ни одна женщина не заводила его сильнее, чем она, и она хочет его. Никто не пострадает, если они будут вместе. И нет причин, которые могли бы этому помешать, кроме его упрямого желания оставаться свободным и необремененным.
На долю секунды он попробовал представить, что рискнет связаться с Кортни.
Но он не мог, не посмел.
Борясь с самим собой, Коннор повернулся и вышел из комнаты. С того самого дня, как получил права, он всегда садился за руль автомобиля, когда надо было привести в порядок мысли и чувства. Коннор сел в машину и завел двигатель. Он вставил в магнитофон кассету, на которой были записаны все его любимые песни. Это была великолепная пленка, и он на секунду испытал угрызения совести оттого, что не поставил ее Кортни, когда она хотела послушать музыку. Но песни слишком отражали его характер и чувства. Проницательный человек мог бы многое узнать о нем. А Кортни и так уже слишком много знала.
Он нажал на акселератор.
Коннор снова и снова вспоминал разговор с Уилсоном Ноллером, несмотря на все попытки забыть о нем. Он был рад услышать подтверждение того, что он сын Ричарда Тримэйна. Рад после всех тех лет, когда он учился ненавидеть Тримэйна. Означало ли это, что он сохранил какие-то глупые сентиментальные надежды, что когда-нибудь воссоединится со своим настоящим отцом? Ему стало нехорошо от этой мысли.
Мало того, Уилсон Ноллер, человек, которого он ненавидел, оказался таким благородным — решил помочь сыну старого друга; даже в ущерб себе. Это было почти невероятно и совершенно выбивало из колеи. Так же невероятно, как услышать, что Сатана совершил какое-то доброе дело просто так.
И благородный поступок Ноллера ужасно все осложнил. Кортни влюбилась в девочку и решила удочерить ее! И хоть он издевался над ее идеализмом, нельзя было не восхищаться ее великодушием и способностью любить.
Она не металась в машине по городу с тягостными и противоречивыми мыслями. Она приняла решение оставить девочку себе и заботилась о ней. Кортни обладала той внутренней силой, которая давала ей возможность справляться с собой, не позволять подчинить себя, сокрушить свою индивидуальность. Эта вспышка проницательности удивила его. Он знал ее совсем недавно, но чувствовал, что понимает ее очень хорошо.
Она по-настоящему хороший человек и заслуживает кого-то гораздо лучшего, чем он сам, признал Коннор. Он окажет ей большую услугу, если сохранит дистанцию. Ему всегда было неловко с хорошими девушками. Он чувствовал, что обманет их в конце концов. Он всегда держался таких, как он сам, таких, каких, как он считал, он заслуживал. И уж точно он не хочет брать на свою совесть такой грех — обманывать милую, чуткую Кортни.
Но он хочет ее. О, как же он ее хочет! Коннор вспомнил, как она лежала на кровати, ее тело, теплое, податливое, ее губы, нежную грудь. И он мог повернуть машину и вернуться к ней. Они бы положили ребенка в колыбель и продолжили бы с того, на чем остановились перед прибытием Ноллера и Сары.
Сара! Боже милостивый, он уже и девочку называет тем именем, что дала ей Кортни. Если он не проявит осторожность, Кортни уговорит его остаться здесь на две недели, и он в конце концов уедет из Тенистых Водопадов отцом, законным приемным отцом. И что будет более естественным в такой ситуации, чем жениться на приемной матери ребенка?
Он явственно услышал, как захлопываются дверцы воображаемой клетки. «Очаровательная маленькая семья». Он ждал, что почувствует отвращение и ярость при мысли о такой перспективе. Но, к величайшему удивлению, он не почувствовал ничего подобного. Никогда еще он не был так взволнован и смущен.
Он ехал по городу без всякой определенной цели. Светофор вспыхнул красным светом, и Коннор остановился на перекрестке. Музыка, каждая нота, каждое слово, такие знакомые, начинали проявлять свою магию и успокаивать его. Именно так и надо, уверил он себя, выкинуть все из головы и просто расслабиться.
Красный свет сменился на зеленый. Коннор тронулся с места, но в этот момент мощный коричневый седан шестьдесят седьмого года, похожий на танк, бросился наперерез ему с огромной скоростью.
— Эй! — завопил Коннор. Он не мог поверить своим глазам. Похоже, этому лихачу совсем плевать на правила.
А дальше все было как в замедленной съемке. Коннор следил за тем, как седан несется прямо на него. Сворачивать с его пути было некуда: перекресток был заполнен пешеходами. Они заметались и завизжали в панике. Только пропахав толпу, Коннор мог бы спасти себя. Но он не стал этого делать. Панические крики смешивались с музыкой на пленке. Умрем с музыкой, мелькнула невеселая мысль, и седан врезался в него.
Он открывает глаза.
— Слава Богу. Коннор! Коннор! Как ты?
— Коннор, мой мальчик, ну и напугал ты нас всех.
— Коннор, пожалуйста, скажи что-нибудь! Почему он молчит, доктор? Он смотрит прямо на нас, но…
Коннор замигал и попытался сфокусироваться на людях, окружавших его. Больно слушать, больно смотреть, единственное желание — закрыть глаза и отключиться. Он хотел ускользнуть обратно, в густой сонный туман.
— Миссис Маккей, продолжайте разговаривать с ним, — сказал доктор с карточкой «Доктор Т. Стэндиш» на груди. Кроме него у кровати стояли пожилой мужчина и молодая женщина. — Раздражители очень важны, чтобы он не провалился в кому.
— Кома? — голос Кортни дрогнул, и она с трудом подавила слезы.
— Не пугайте миссис Маккей, — накинулся Уилсон Ноллер на доктора. — Рентген показал, что нет никаких повреждений мозга. Я нутром чувствую, что рентгенолог прав: у него сотрясение и больше ничего.
— Мы узнаем точнее после МЭ, — возразил доктор Стэндиш. Он повернулся к Кортни:
— МЭ — это сокращенно магнитоэнцефалограмма. У нас самое современное диагностическое оборудование, и оно может обнаружить малейшие повреждения мозга, ускользнувшие от рентгеновских лучей. Мистер Маккей — следующий в очереди.
— Это оборудование недешево, — заметил Ноллер, хмуро глядя на доктора. — Может, вам не следует забывать, что больница такого маленького городка, как Тенистые Водопады, никогда бы не смогла позволить его себе, если бы моя фирма не оплатила три четверти стоимости.
— Я прекрасно знаю, что вы делаете самые щедрые пожертвования больнице, мистер Ноллер, — сухо сказал доктор.
Кортни устала от их перебранки. Не обращая ни на кого внимания, она наклонилась к Коннору, взяла его руку и сжала.
— Коннор, пожалуйста, проснись! Открой глаза и посмотри на меня. Пожалуйста!
Коннор снова медленно открыл глаза, отвечая ее настойчивому призыву, теплому пожатию руки. Она была так близко, что он смог разглядеть слезы в огромных темных глазах. Цыганских глазах, отчего-то решил он и удивился: кто она такая? И в этот момент понял, что не знает, кто такой он сам!
— О Коннор! — воскликнула Кортни и облегченно улыбнулась ему. — Ты помнишь несчастный случай?
— Нет, — признался он изумленно. — Поэтому я здесь? Несчастный случай?
— Автокатастрофа, — подтвердила она. — Как только тебя привезли в госпиталь, доктор Мартин, тот, что принимал Сару, узнал твое имя и сообщил Уилсону Ноллеру по телефону в машине. Ноллер ехал в Вашингтон, но немедленно повернул обратно, захватил меня из дома миссис Мейсон, и мы приехали прямо сюда. Ты был без сознания почти час и…
— Моя голова! — застонал Коннор. Туманы рассеивались, но сильно пульсирующая головная боль нарастала.
— Держу пари, у тебя самая сильная из всех головных болей, Коннор, мой мальчик, — посочувствовал Уилсон Ноллер. — Ты ударился головой о стекло, когда тот старик врезался в тебя. Полицейский сказал, что, если бы не ремень безопасности, ты был бы серьезно ранен.
— Серьезно по сравнению с чем? — попытался пошутить он.
Его голова болела так сильно, что хотелось кричать от боли, но у него и на это не было сил.
— О Коннор! Я так переживала! — Кортни не могла больше сдерживать слез.
— Коннор, — повторил он задумчиво. — Я? Кортни в ужасе посмотрела на Уилсона Ноллера. Адвокат резко втянул воздух.
— Конечно, тебя зовут Коннор. Коннор Маккей, — сказал Ноллер, принужденно засмеявшись. — Ты шутишь с нами, сынок?
Доктор поднял веки Коннора одно за другим и посветил тонким лучиком в каждый глаз.
— Мистер Маккей, вы знаете, где находитесь?
— В больнице, очевидно, — проговорил он.
— Вы в больнице города Тенистые Водопады, — подсказал доктор. — Вы попали в автокатастрофу…
— Бедняга Герман Мередит добрался до ключей машины своей жены, — добавил Ноллер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20