Сначала четверо полицейских работали по делу полный день, с утра до вечера. Когда продвижение замедлилось и открылись новые дела, основные следственные действия совершали двое — Шон и Векслер.
Затем остался один Шон. Он не мог прекратить дело. Последнюю запись внесли в следственный журнал в день смерти Шона. Она занимала всего одну строку: «13 марта. РЭШЕР в „Стенли“. П/Д, инф. относительно Терри».
— Заканчивай, время.
Оторвавшись от бумаг, я увидел, как Векслер показывает на часы. Без ропота я закрыл папку.
— Что означает «Пэдэ»?
— Персональный доклад. Думаю, был звонок по телефону.
— Кто такой РЭШЕР?
— Этого мы не знаем. В телефонной книге нашлась пара созвучных фамилий. Мы вызвали этих людей, однако они не имели понятия, чего мы хотим добиться. Я пытался привлечь кое-каких спецов. Но, имея только фамилию, они просто не могли работать. Наконец, мы даже не знали, кто это был или есть. Мужчина это или женщина. Встречался ли с ним Шон или нет. И мы не нашли никого, ни в «Стенли», ни около, кто бы его видел.
— Зачем идти на встречу, не говоря ничего вам и не оставив никакой записки — куда и к кому он идет? И почему он отправился туда один?
— Кто знает? По этому делу мы получали столько звонков, что можно было записывать их целыми днями. Да он мог и не знать. Возможно, все, что он выяснил, — кто-то хочет с ним встретиться. Твой брат сильно на этом зациклился и мог пойти на встречу с любым — заяви тот, что имеет информацию по делу Лофтон. Пожалуй, открою тебе один секрет. Кое-чего здесь нет: просто Шону не хотелось, чтобы о нем говорили как о сумасшедшем. Но он ходил к парапсихологу. К медиуму, письмо которого есть в деле.
— И что он там накопал?
— Ничего. Какое-то дерьмо о том, что убийца рядом и он собирается сделать это снова. Впрочем, я думаю, так оно и есть... Ну, кроме шуток, судя по наколкам. В любом случае этого не будет в записях... всего, что касается парапсихолога. Не хочу, чтобы люди считали Мака психом.
Недоставало только рассуждать об идиотизме всего, только что мной услышанного. Брат застрелился, а Векслер еще пытается оградить его образ от посягательств из-за того, что люди узнают о контакте Шона с парапсихологом.
— Это не выйдет за пределы комнаты, — произнес я вслух. Помолчав немного, я добавил: — Так что ты сам думаешь насчет его последнего дня? Какова твоя версия? Не для записи, конечно.
— Моя версия? Она состоит в том, что Шон приехал туда, и, кто бы ни вызвал его на встречу, он так и не появился. Еще один тупик, и эта капля переполнила сосуд терпения. Он поехал к озеру и сделал то, что сделал... А ты действительно собираешься об этом написать?
— Не знаю. Просто думаю.
— Видишь ли, я не знал, как сказать, и все же теперь придется. Он был твоим братом, но также — моим другом. Я правда мог знать его ближе, чем ты. Оставь это. Пусть идет как идет.
Ответив, что подумаю, я сделал это лишь для того, чтобы он успокоился. Я уже все решил. Выйдя от Векса, я взглянул на часы, удостоверяясь: времени хватит, чтобы приехать в Эстес-парк до темноты.
Глава 6
Попасть на стоянку у озера раньше пяти вечера не удалось. Я подумал, что здесь слишком одиноко, пусто, как показалось и брату. Озеро остывало, и температура воды в нем падала быстро. Небо, уже ставшее красным, начинало темнеть. В это время дня озеро уже не привлекало туристов или местных жителей.
Подъезжая к стоянке, я думал о том, почему брат выбрал именно это место. Насколько мне известно, оно не имело никакой связи с делом Лофтон. Но я считал, что знаю причину, по которой он припарковался там, где припарковался. И почему просто сидел в машине в раздумье.
Под навесом, пристроенным к будке смотрителя, загорелся свет, и я решил пойти и встретиться с самим Пеной, если он окажется на месте. Тут в голову стукнула еще одна мысль, и я перебрался не пассажирское сиденье своего «темпо». Сделал пару глубоких вдохов, открыл дверь и побежал в сторону деревьев. На бегу я считал вслух. Досчитав до одиннадцати, оказался на самом краю заснеженного пространства, достигнув опушки леса.
Стоя там, среди деревьев, с ногами, обутыми совсем не в сапоги и завязшими в глубоком снегу, я нагнулся, взявшись за колени и восстанавливая сбитое дыхание. Не существовало ни малейшей возможности, чтобы стрелок сумел достичь леса и скрыться там прежде, чем Пена выйдет из будки, со скоростью, какую свидетель сообщил в своих показаниях. Наконец я перестал глотать воздух и направился прямиком к домику смотрителя, рассуждая по дороге, как ему представиться — репортером или братом.
За окошком оказался именно Пена. На форме я заметил нашивку с именем. Когда я заглянул, он запирал стол. Пена называл это «делом дня».
— Чем могу помочь, сэр? Я уже закрываюсь.
— Разумеется, но я надеюсь, что смогу задать вам несколько вопросов.
Он вышел наружу, глядя с подозрением — мой костюм явно не предполагал катания на лыжах. На мне были джинсы, кроссовки «Рибок» да куртка из рубчатого вельвета, надетая поверх тонкого шерстяного свитера. Пальто я оставил в машине и довольно сильно замерз.
— Мое имя Джек Макэвой.
Несколько секунд я ждал его реакции. Ничего не последовало. Вероятно, это имя он видел лишь в документах, которые подписал, или в газетах. Произнесенное вслух, оно не производило никакого эффекта.
— Мой брат... это его вы обнаружили... две недели назад.
Я махнул рукой в направлении стоянки.
— А-а... — произнес он наконец. — В машине. Полицейский.
— Ну да, весь день я провел в полиции — читал их бумаги, заключения. Я хотел просто увидеть это место сам. Знаете ли, это нелегко... сразу принять.
Он кивнул и украдкой, мельком посмотрел на свои часы.
— Хочу задать всего несколько вопросов. Вы находились внутри, когда услышали это? Я имею в виду выстрел.
Говоря сбивчиво, я старался не дать ему шанса меня остановить.
— Да, — ответил он.
Казалось, Пена что-то обдумывал и вот наконец решился. Он продолжил:
— Я уже закрывался, как и сегодня, почти уже собрался домой. И тут услышал. Всегда так, и я вроде как сразу понял, что это. Сам не знаю почему. На самом деле, я думал, это браконьеры оленей бьют. Вышел быстро и первым делом рванул в сторону стоянки. Вижу — стоит машина. В машине кто-то есть. Окна запотели сильно, но увидеть можно. Он сидел за рулем. Как-то, по позе наверное, я сразу понял, что случилось... Извините, это ведь был ваш брат.
Я кивнул, затем окинул взглядом рабочее место смотрителя. Все довольно просто: то ли небольшой офис, то ли кладовая. Тут я понял, что пять секунд — довольно большая цифра для оценки периода между тем, когда Пена услышал выстрел, и моментом, когда он увидел стоянку.
— Больно не было, — сказал Пена.
— Что?
— Если вы хотели узнать именно это: думаю, что ему не могло быть больно. Я добежал до машины, и он оказался уже мертвым. Все произошло мгновенно.
— В полиции сказали, что вы не могли помочь ему. Дверь оказалась закрытой.
— Да, я пытался открыть дверь. Но могу утверждать: он не нуждался в помощи. Вернувшись назад, я просто позвонил в полицию.
— Как давно он припарковал машину и много ли времени прошло до выстрела?
— Не знаю. Как я уже говорил в полиции, от меня не видно стоянки. В домике есть обогреватель, и я был там по крайней мере уже с полчаса — к моменту выстрела. Он мог находиться на площадке все это время. Полагаю, мог просто обдумывать все это.
Я кивнул.
— Так вы не видели его на озере? До выстрела, понимаете?
— На озере? Нет. Там вообще никого не было. Остановившись, я старался придумать еще что-нибудь.
— Они пришли к каким-то выводам о причинах? — спросил вдруг Пена. — Я уже говорил, что знаю: он был офицером полиции.
В ответ я отрицательно покачал головой. Не хотелось обсуждать это с посторонним. Поблагодарив его, я направился к стоянке, а смотритель в это время запирал дверь своего домика. «Темпо» одиноко стоял на вычищенной площадке.
— Часто здесь чистят?
Пена отвлекся от двери.
— После каждого снегопада.
Кивнув, я вдруг подумал еще об одной вещи.
— Где вы оставляете машину?
— У нас есть место для оборудования, по дороге, примерно полмили отсюда. Я оставляю ее там и иду пешком. Вверх по тропе утром, и вниз — уже после работы.
— Подвезти?
— Не-а. Впрочем, спасибо. Но по тропе — быстрее.
Всю дорогу до Боулдера я вспоминал тот последний раз, когда я оказался на Медвежьем озере. Кстати, и тогда все произошло зимой. Только озеро не было замерзшим, по крайней мере до такой степени. И, вернувшись из воспоминаний о том времени, я вновь ощутил себя продрогшим и одиноким. И еще — виноватым.
* * *
Райли выглядела так, словно с момента похорон прошло лет десять. И тем не менее я вздрогнул от неожиданности, когда она открыла дверь, — потрясенный собственным открытием. Тереза Лофтон выглядела точно так, как девятнадцатилетняя Райли Макэвой. Странно, что ни Скалари, ни кто-либо еще не поразились этому факту.
Она пригласила войти. Райли прекрасно знала, что выглядит неважно. Открывая дверь, она старалась ненароком прикрыть лицо рукой. Улыбка выглядела слабой и неестественной. Мы прошли на кухню, и она предложила кофе. Я отказался, сказав, что заглянул на минутку. Присев за кухонный стол, я вдруг подумал: мы всегда собираемся вокруг кухонного стола. Даже теперь, когда Шона уже нет с нами.
— Я хочу сказать, что собираюсь писать о Шоне.
Некоторое время она сидела молча, не глядя на меня. Потом встала и принялась разгружать посудомоечную машину. Я ждал.
— Ты уже решил? — наконец спросила она.
— Да... Думаю, да.
Она промолчала.
— Я собираюсь пойти к психологу, Доршнеру. Не знаю, стал бы он раньше разговаривать со мной. Теперь, когда Шон умер, не вижу причины, почему бы и нет. Но... гм... он может спросить твоего согласия...
— Не бойся, Джек, я не стану тебе мешать.
Кивнув в знак благодарности, я все же отметил в ее словах некоторую резкость.
— Сегодня я общался с копами... и ездил к озеру.
— Не хочу даже слышать об этом, Джек. Если считаешь, что должен написать, пускать это будет твой выбор. Делай то, что посчитаешь нужным. А мой выбор такой: не хочу даже слышать об этом деле. И если ты все же напишешь про Шона, я не буду читать. И я должна сделать то, что необходимо.
Я кивнул:
— Понимаю. Но есть одно обстоятельство, о котором я должен спросить. После чего могу оставить тебя в покое.
— О чем ты говоришь? Оставить меня в покое? — сердито переспросила она. — Мне бы очень хотелось остаться в покое. Да только я не могу. Это будет со мной всю оставшуюся жизнь. Ты хочешь писать про это? Считаешь, для тебя это выход? А что мне делать? А, Джек?
Я смотрел в пол. Хотелось скорее уйти, но я не знал как. Ее боль и ее слезы жгли насквозь, словно жар от духовки.
— Тебе нужно знать о той девушке? — проговорила она тусклым, спокойным голосом. — Об этом меня спрашивали все их детективы.
— Да. Почему именно это дело...
Я не знал, как следует закончить фразу.
— Почему он забыл все хорошее, что оставалось в его жизни? Ответ звучит вот так: я не знаю. Я ни черта не знаю.
Я видел слезы, текущие из глаз, и вновь почувствовал, как ей обидно. Словно муж бросил Райли ради другой женщины. И тут еще я. Полноценное, в плоти и крови, воплощение Шона, какое вечно будет являться перед ней. Можно не сомневаться: сейчас она выскажет все, что накипело, именно мне.
— Дома он говорил об этом деле? — спросил я Райли.
— Специально — нет. Он рассказывал о своих делах время от времени. Этот случай казался особенным из-за того, что убийца сделал с телом. И он рассказал про это. А позже — про то, что он чувствовал сам, глядя на труп. Я знаю, это задело его за живое, но его так же задевало многое другое. Другие дела из тех, которыми он занимался. И никто не был ему нужен, чтобы с этим справиться. Так он всегда говорил.
— А в итоге? Он сам пошел к тому доктору?
— У него появились видения, и я сказала, что он должен обследоваться. Я заставила его пойти.
— Что за видения?
— Что он там присутствовал. Ты понимаешь — когда все случилось с девушкой. Ему казалось, что он видит, но не может остановить это.
Ее слова заставили меня вспомнить другую смерть, случившуюся много лет назад. Сара. Она проваливается под лед. Я помнил ощущение своей беспомощности, помнил, как это — наблюдать и не быть в состоянии помочь, совершенно ничем. Я снова взглянул на Райли.
— Знаешь, почему Шон туда поехал?
— Нет.
— Это из-за Сары?
— Говорю тебе — не знаю.
— Это случилось до того, как мы познакомились. Она умерла в том месте. Несчастный случай...
— Это мне известно. Но я понятия не имею, на что и как это повлияло. По крайней мере сейчас.
Не знал и я. Эта мысль смущала, как и многие другие, но я не мог дать им хода.
* * *
Прежде чем направиться в Денвер, я проехал через кладбище. Сам не знал, что делаю. Было уже темно, и с момента погребения прошло два сильных снегопада. Минут пятнадцать ушло на то, чтобы просто найти место, где мы похоронили Шона. Камня все еще не было. Я нашел могилу, ориентируясь по другой — той, что рядом. Могиле моей сестры.
На холмике земли, возвышавшемся над Шоном, лежала кучка заледеневших цветов и стоял пластиковый знак с его именем. У Сары никаких цветов не было. Некоторое время я смотрел на могилу Шона. Ночь стояла ясная, и в лунном свете я хорошо различал детали. Дыхание вырывалось изо рта клубами пара.
— Как же это, Шон? — спросил я вслух. — Как же это вышло?
Тут я понял, что делаю, и огляделся вокруг. На кладбище я находился совершенно один. Единственный из живых. Я вспомнил, как Райли сказала о Шоне, что он не нуждался ни в ком, чтобы освободиться от этого, и еще о том, что я сам не придавал значения подобным вещам, если они не позволяли написать хорошую статью. Как произошло, что мы с ним настолько отдалились? Брат и я. Мой близнец. Я не знал ответа. Вопрос лишь заставил меня снова ощутить горечь утраты. Заставил почувствовать себя так, словно в земле лежит не тот, кто должен был туда лечь.
Я вспомнил, что говорил Векслер в тот вечер, когда они пришли и объявили мне о смерти брата. Он говорил о дерьме, плывущем по трубам, и о том, что, в конце концов, его сделалось слишком много для Шона.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10