Точно знаю, что она ни у кого из нашей отрасли на интересе не сидит. Побаивается. А тебе страшно завидует.
– Она разве что-то знает?!
– Знала бы наверняка, ты бы уже сидел дома. Догадывается. Да тут и догадаться – не великим умом надо обладать. Согласись, что, имея зарплату в семьсот долларов, не брать откаты невозможно. Да еще, к тому же, сидя на самом золоченом стуле из всех в твоем отделе. Я прав?
– Прав. И что мне делать прикажешь? Она меня достала своими придирками. Иногда хочется опустить ей монитор на голову, чтобы эта голова больше никогда ничего не сказала.
– Гера, держись. Крепчать надо. У тебя цель есть?
– Есть. Накосить побольше бабла и уехать отсюда навсегда.
– Ну так и помни о ней. А со вздорными бабами не спорь. Здесь лучше промолчать.
– Да я в курсе. Влад, я тебя, кстати, попросить хотел…
– О чем?
– Ты мне сейчас два процента платишь за оплату согласно условиям договора, так? Я хочу тебя попросить увеличить ставку. Денег выделяют мало, долги растут, как снежный ком, и ты сам понимаешь, что мой бюджет становится все дороже.
– Сколько же ты хочешь?
– Четыре процента.
– Ну ты и засранец! Откуда я тебе четыре процента возьму?! Мне это экономически невыгодно.
– Слушай, не пудри мне мозги, ладно? Я тебе плачу, как часы, у тебя в договоре прописано, что ты должен от «Ромашки» получать деньги через сорок пять дней после поставки товара, и ты их получаешь иногда даже раньше.
– Да пожалуйста! Но я тогда должен буду цены поднять, ты же понимаешь?
– Намного?
– Процента на четыре как минимум. У нас с тобой расчеты безнальные, а нал с каждым днем все дороже стоит, поэтому ты поднимаешь на два, а я на четыре.
– Да и поднимай. Мне по хрену, если честно.
– У тебя на полке цена будет выше, чем у остальных. Не страшно?
– Да брось, кто за этим смотрит?
– Гера, откуда в тебе эта дурашливая уверенность? Ты сидишь на мешке с золотом, а за тем, кто сидит на мешке с золотом, всегда смотрит не одна пара глаз. Любой твой шаг оценивают, анализируют, заранее подозревая тебя в намерении несправедливо нажиться. Делают выводы, концентрируют информацию и затем, предоставив ее в соответствующем виде твоему руководству, добьются твоего вылета. И будешь ты вместо мешка с золотом восседать на куче дерьма.
– Влад, ну я не знаю тогда, что мне делать. У меня денег очень мало. Отдавать этот мизер за два процента для меня крайне невыгодно.
Влад задумался. Отхлебнул из чайной чашки тончайшего фарфора. Поднял чашку на уровень глаз и зачем-то внимательно поглядел на нее. Наконец со вздохом поставил чашку на блюдце.
– Красивая чашка. В красивом ресторане и чашки красивые. Следят за мелочами ребята. Молодцы. Красивая чашка. И не дешевая, кстати. И чай в этой чашке не дешев. Хотя он такой же, как и везде. Просто чашка сделала его дороже. Вот видишь, Герман, я человек не бедный, я просто люблю этот сорт чая и везде заказываю именно его. А делаю я это почти каждый день, так как я каждый день обедаю в разных ресторанах. И поневоле запомнил, сколько и где он стоит. Чисто автоматически. А если человек каждый день в твоем магазине покупает одну и ту же бутылку водки, то ему не безразлична ее цена, и как только она увеличится, он перестанет эту бутылку у тебя покупать. Надо тебе это? Думаю, что нет. А мне тем более этого не нужно. Я стану у тебя меньше продавать и больше за это платить? Я похож на идиота?
– А я?
– Гера, ты жесткий переговорщик, черт бы тебя побрал, прости за выражение. Тогда мне придется поднять цены везде, ты это понимаешь?
– Ну и что? Поднимай.
– Это долго и сложно.
– Влад, еще раз тебя прошу: ну не еби ты мне мозги! Что долго?! Что сложно?! Да ты так же, как со мной сейчас, ты так же встречаешься с целой толпой моих коллег. Я что у тебя, один-единственный на откатах сижу?! Да я уверен, что все! Ну или, во всяком случае, процентов девяносто закупщиков, так же, как и я сейчас, получают от тебя такие же конвертики. Ты знаешь, я бы назвал наш цех, наше сообщество закупщиков «Клубом Любителей Белых Конвертов», сокращенно КЛБК, а для конспирации КОЛОБОК. Все мы, закупщики, вот такие вот «колобки». От бабушки ушли, от дедушки ушли и к тебе пришли за денежками! Дай нам конвертик, дядя Влад!
– Ладно, не паясничай… Договорились.
– Тогда присылай мне письмо с официальным обоснованием повышения цен прямо завтра, и я все одобрю.
– А Лариса твоя не должна это письмо подписать разве?
– Оно как раз для нее.
Влад усмехнулся, жестом подозвал официантку в красном кимоно, попросил ее принести счет. Закурил, выпустил несколько колечек дыма вверх и вдруг рассмеялся.
– Ты чего хохочешь?
– Знаешь, Герман, всегда находится кто-то, кто за все платит. И за эти четыре процента и вообще за все откаты. Народ за все и платит. Все откаты ложатся на плечи рядового потребителя. Получается, что ты должен всему народу!
– Да отвали ты, демагог хренов. Поживи на семьсот долларов в месяц, тогда говори про народ.
– Так живут! Тот же народ и живет! И не на семьсот живет! А на гораздо меньше! В деревнях, вон, вообще люди на натуральное хозяйство перешли: там деньги – это такая редкость, что деревенские друг другу рассказывают, как пятьсот рублей выглядят, а кто видел тысячную купюру, тот на завалинке в авторитете!
– А зачем мне равняться на того, кто на завалинке сидит? Знаешь поговорку: «Не учился, так ворочай, в жопу ебаный рабочий!»? И не надо тут уравниловкой заниматься. Я, видишь ли, выпускник МГУ, а не слесарь Метростроя.
– Надо же! Какая классовая ненависть! А у самого небось дедушка первые колхозы создавал?
– Да не без этого. Только заметь, что он их создавал, но сам колхозником не был и за трудодни в виде палочек не работал!
– Знаешь, ты мне чем-то напоминаешь американца.
– Кого? Это еще почему?
– А у них с молоком матери всасывается на всю их долбаную жизнь, что они – не больше и не меньше, как повелители этого мира. Высшая нация на земле. Они в этом от фашистов мало чем отличаются: новые арийцы, заигравшиеся в демократию. Причем их демократия, на мой взгляд, мало чем отличается от доктрины национал-социализма, выраженной в агитках Геббельса наподобие той, где: «Честными и порядочными мы должны быть только по отношению к самим себе». Страна фашиствующих лицемеров, неоправданно считающих себя единственными, кто вправе вершить суд над целыми народами. Вот и ты мне чем-то напоминаешь такого же новоиспеченного арийца. Чего ради ты считаешь, что слесарь Метростроя хуже, чем ты сам? Тем лишь, что у него нет денег на кокаин и стресс он снимает с помощью бутылки водки за шестьдесят рублей, а не коньяком выдержки ХО?
– Хотя бы!
– Нет уж, дорогой мой Гера! Никогда не суди о людях свысока, тем более рассуждая с позиции своего достатка. Деньги – не предмет. Воду нельзя назвать предметом: утекла сквозь пальцы, и все. И стал ты таким же, как все те, кого ты презирал.
– Влад, ты просто какой-то Савонарола – безумный проповедник, которого в конце концов сожгли за то, что он чересчур много говорил о том очевидном, с чем никто не хотел мириться.
– Так ты согласен со мной? Не надо столь пренебрежительно отзываться о людях. Это лишь множит всеобщую ненависть. Главный капитал – это умение сплачивать людей вокруг себя. Тот, кто этим умением владеет, никогда не станет прозябать в бедности.
– Хочешь, чтобы я сколотил вокруг себя секту последователей? И чему же я стану учить? «Откатничайте и наживайтесь – и будет вам счастье, братья и сестры»? Люди неравны между собой изначально. И это нормально. Пусть слесарь живет в пятиэтажке с видом на свалку, а я буду жить в пентхаусе.
– Живи! Никто тебе не запрещает же. Просто мысли свои о неравенстве держи при себе и вслух их никогда не высказывай. Слова, видишь ли, материальны, и в особенности плохие. Почва у тебя под ногами зыбкая. По сути – это даже и не почва, а болотная трясина. Если ты не тонешь прямо сейчас, то, значит, стоишь на кочке, но тебе необходимо двигаться дальше. Перепрыгивать с кочки на кочку, чтобы в конце концов когда-нибудь ощутить под ногами твердую землю. А при прыжках с кочки на кочку нужно внимательно глядеть вниз, не то можно промахнуться. Твоя же голова гордо задрана вверх, а задача у тебя – не утонуть.
– Признаться, Влад, ты меня загрузил под самый чердак. Даже и не знаю, что тебе ответить. А как же живут всякие там олигархи, политики, светские бездельники?
– Ты имеешь в виду нашу страну? Наших олигархов, наших политиков и наших светских бездельников?
– Ну, в общем-то, да. А разве они чем-то отличаются от остальных?
– Не готов говорить о различиях, но думаю, что дается тем и не забирается обратно лишь у тех, кто не думает о слесаре Метростроя, как о полном говне.
– Да я думаю, что они вообще о нем не думают, если честно.
– Ты ошибаешься. Олигарху нужен этот слесарь, он на него работает. Политику он нужен, он за него голосует, а светские бездельники вообще не проживут без него, так как им не перед кем станет пиариться. И все они, заметь, все зависят от него. А если огульно называть народ «стадом» или «быдлом», то это самое «стадо» может и затоптать, чего доброго!
Влад откинулся назад так, что передние ножки стула повисли в воздухе, скрестил руки на груди и внимательно поглядел на казавшегося озадаченным Германа. Вдруг он неожиданно расхохотался:
– Да ладно, ладно. Шучу я. А вот и счет принесли. Ну что, по домам, как говорится?
– Да, пожалуй. Не очень я верю в то, что ты пошутил, но если ты затеял весь этот разговор для получения моральной компенсации за прибавку в два процента, то ты редкостный засранец.
– Не передергивай. Ладно, давай, до встречи.
Первая крыса
Тщательно отбирая кандидатов в «большую шестерку», Герман постарался, чтобы конкурентами они не являлись. «Коттон Маус» поставлял ассортимент, который сам Герман называл про себя «шелухой». Это были мало кому известные вина, какая-то текила, ликер в бутылке, похожей на омлет, якобы французский коньяк и еще что-то «под бренд». Вначале Герман, привыкший в «Рикарди» к строгой классике алкогольного рынка, с недоумением рассматривал каталог «Мауса» со всеми этими непонятными ему нелепостями, от которых за версту разило контрафактом, но похожий отчего-то на малайца желтым цветом лица администратор «Котон Мауса» по фамилии Татаренков привел один неопровержимый довод. Потупив глаза, он тихо сказал:
– Герман, вы же понимаете, это для народа. Цены-то, сами видите…
– Как понять это ваше «для народа»? Вам что, наш народ чем-то не угодил?
Татаренков застенчиво покраснел и начал оправдываться:
– Что вы! Что вы! Ведь это наши покупатели! Я просто не так выразился! – Он беспомощно задвигал своими большими и враз вспотевшими ладонями по столу, отчего на его гладкой полированной поверхности появились следы, словно по столу только что проползла компания огромных слизней. – Я хотел сказать, что наш ассортимент ориентирован на людей с достатком как средним, так и ниже среднего! Хочется выпить чего-нибудь заграничного, скажем, коньяку, а на настоящий бренд нет денег. Так вполне можно купить и наш коньячок, ведь на нем тоже написано, что он сделан во Франции! И бутылочка красивая, видите? И стоит он при этом в три раза дешевле, чем бренд.
– А внутри-то что? – Герман усмехнулся, заранее предвкушая ответ.
– Внутри? Ну, внутри все не так уж и плохо.
Затем большерукий Татаренков, еще больше покраснев, написал на листе своего ежедневника цифру «2%» и аккуратно показал ее Герману, выразительно поглядев на стены и потолок, словно намекая на возможное аудионаблюдение, установленное в переговорной комнате «Ромашки».
Герман отрицательно повел головой, в своем ежедневнике написал цифру «5%» и так же аккуратно показал ее Татаренкову, при этом не менее выразительно поглядев на стены и потолок.
Стол под ладонями Татаренкова превратился в лужу. Он принялся ерзать на стуле, зачем-то сломал карандаш, смутился до крайней степени и согласно кивнул.
Герман кивнул в ответ, театрально поднял вверх указательный палец и произнес:
– Никогда не отзывайтесь пренебрежительно о народе! Иначе провалитесь в болото.
– В какое, простите, болото?
– Неважно. Подписывайте договор и привозите в секретариат. Думаю, что все у нас будет хорошо.
– Спасибо, Герман. Большое вам спасибо.
И Татаренков покинул переговорную комнату, а Герман поскорее открыл форточку и вызвал уборщицу.
Так компания «Коттон Маус» стала членом «большой шестерки» под номером «шесть».
Номер один… О! Этот номер один… Искренняя дружба и привязанность на всю оставшуюся жизнь. Нет, не гомосексуальная, а такая, как бы корректно выразиться, просто дружба одного человека с другим. Горячую симпатию вызвал в Германе этот «номер один». За его юмор, этот непременный признак ума, за его отношение к жизни: одновременно такое легкое и такое глубокое. За его наивность и опыт в том же, в чем и сам Герман преуспел, но никогда ранее не обрекал свои финишные выводы в вербальную форму потому, что для этого был ОН. Человек, который всегда говорил то, о чем сам Герман думал и к чему возвращался множество раз в своих наблюдениях о жизни. Мужик один, в общем. Кармический близнец. Второе «эго» Германа. Этакий дьявол-зеркало. Дьявол всегда двуличен и несчастен. Почему? Да потому, что он искренен. Герман не симпатизировал всякого рода чертовщине, но род его занятий лежал в сфере интересов именно чертовского холдинга. Алкоголь, табак – этот дуализм, безусловно, сатанинский промысел. На всех своих земных адептов он накладывает соответствующий отпечаток. Как правило – это циничные либертены, с презрительно сжатыми в застывшей навечно гримасе, узкими, словно две нитки, губами. Две линии в смартфоне, «люди двадцать четыре часа он-лайн», готовые загрызть друг друга, если бы такой способ выяснения отношений был разрешен Уголовным кодексом. Двуликие Янусы: на частых вечерних мероприятиях они с показным миролюбием жмут друг другу руки, обсуждают последние корпоративные сплетни, а на следующий день в своих офисах плетут козни против конкурентов.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4 5 6 7 8