Для него настоящее время неразрывно связано с его определённым состоянием, определённым образом его жизнедеятельности. Именно факторы этого состояния определяют границы его социального настоящего в физическом времени.Социальным прошлым для данного социального субъекта является его состояние в физическом прошлом, которое уже не включается в его социальное настоящее, а социальным будущим — его состояние в физическом будущем, которое ещё не включается в его социальное настоящее, но предполагается, что оно придёт на смену ему.Социальное будущее данного субъекта есть результат двух совокупностей факторов. К первой совокупности относятся факторы социального настоящего, материал субъекта и объективные социальные законы. С этой точки зрения, социальное будущее есть реализация тенденций и потенций настоящего. В этом и только в этом смысле будущее предопределятся настоящим. В этом и только в этом смысле будущее предсказуемо научно с высокой степенью обоснованности.К второй группе факторов, о которых идёт речь, относятся такие, которые не зависят от настоящего и не содержатся в нём. Их невозможно обнаружить путём анализа настоящего, поскольку их там вообще нет. От этих факторов зависит то, в какой мере и в какой форме реализуются потенции и тенденции настоящего, как будет жить материал настоящего, в какой форме проявляются объективные социальные законы. В этом смысле будущее не предопределено настоящим и не может быть предсказано научно. Устремлённость во времени По мере прохождения физического времени социальное настоящее сдвигается в физическое будущее. Интервал физического будущего, включаемого в настоящее, может увеличиваться. Это означает, что люди все дальше и дальше заглядывают в физическое будущее, все больше в своей жизнедеятельности ориентируются на предполагаемые в будущем события, в наступлении которых они более или менее уверены. Они как бы устремляются в будущее. Для них ход исторического процесса как бы ускоряется. Но возможно и такое, что по мере перемещения социального настоящего в физическом времени граница физического прошлого, включаемого в социальное настоящее, остаётся той же или сдвигается настолько медленно, что расширение социального настоящего происходит в основном за счёт физического прошлого. Ход исторического времени как бы замедляется. Возможно даже такое, что в настоящее начинают включать факторы ещё более отдалённого прошлого, и тогда социальное настоящее как бы устремляется в прошлое. Возможно также такое, что у людей вообще не появляется или исчезает отношение к своему социальному бытию как к бытию в социальном времени. Их жизнь при этом есть бытие в бесконечно (в их восприятии) длящемся социальном настоящем. В этом случае возникает ситуация, которую можно считать остановкой исторического времени для данной человеческой общности. Физическое время при этом проходит, но люди не переживают свою жизнь как ориентированную во времени в будущее. Подавляющее большинство народов, живших и живущих на планете, является именно таким.В том о чём шла речь, никакого ускорения, замедления, остановки и обратного хода физического времени не происходит. Тут в жизни социальных субъектов происходит нечто такое, что связано с их памятью о прошлом, со способностью сохранять традиции и избегать новшеств, со способностью предвидеть будущие события и последствия своей деятельности, со способностью считаться с ними в их настоящем. Это происходит в их социальном настоящем, которое может охватывать жизнь множества поколений в течение десятилетий, столетий и порою тысячелетий.Устремлённость в будущее есть не извечное и не всеобщее явление, а сравнительно молодое, исключительное и преходящие. Думаю, что она есть изобретение западноевропейской цивилизации. Запад не всегда был устремлён в будущее. Как и прочие народы, народы западные жили настоящим. Христианская религия вообще снимала проблему будущего как проблему социальную, отнеся её в сферу загробного бытия и религиозной морали. Практические расчёты не выходили за рамки жизни в настоящем. Начало ориентации Запада на будущее относится, по всей вероятности, к эпохе Возрождения, когда будущее как фактор социальный было из сферы потустороннего спущено на землю, в обычную человеческую жизнь в настоящем.Самого высокого, на мой взгляд, уровня устремлённость в будущее достигала в сталинские годы в Советском Союзе. Основная масса населения жила будущим в полном смысле слова. Подчёркиваю, не просто мечтала (мечтали-то не все, и даже не большинство, а немногие!), а именно жила. Весь образ жизни их был построен так, что исследователь, наблюдающий их как независимое от него, объективное явление бытия, должен был бы обнаружить фактор устремлённости в будущее (для наблюдаемых людей, а не для исследователя!) как существенный социальный фактор, игнорируя который он не смог бы объяснить поведение этих людей. В послесталинские годы начался спад в этом отношении. К концу брежневского периода этот спад завершился идейным кризисом советского общества и после 1985 года полным идейным крахом. В посткоммунистический период устремлённость в будущее вообще исчезла как социально значимое явление. Зато усилилась устремлённость в прошлое.Возврат в физическое прошлое логически (а значит и эмпирически, в реальности) невозможен. Время необратимо: если некоторый момент или интервал времени следует за другим относительно любого способа установления временного порядка событий, то невозможно, чтобы их отношение переменилось на противоположное относительно какого-то способа установления временного порядка событий (отсчёта времени). В социальном же настоящем для данного социального субъекта возможно оживление и возрождение явлений, которые считались явлениями социального прошлого, так что эволюция этого субъекта воспринимается как устремлённость в социальное прошлое. В XX веке такое явление приняло грандиозные глобальные масштабы как реакция на устремлённость в будущее. Произошла как бы дифференциация человечества в его отношении к социальному времени на устремлённых в будущее и устремлённых в прошлое. Устремлённость в прошлое стала важным фактором жизни в частях человечества, страдающих от западнизации и глобализации. Характерным её проявлением может служить фундаментализм. В посткоммунистической России она приняла гротескные формы, причём не только как реакция на тяжкие последствия западнизации, но и как реакция на коммунистическое прошлое. Пережитки коммунизма В газетах появилось сообщение об образовании политического блока, который намерен выступить на выборах с такой программой: восстановление Советского Союза, советской власти и социализма; отмена приватизации возвращение собственности народу; восстановление монополии внешней торговли; восстановление гарантированных государством прав граждан на оплачиваемый труд, жильё, бесплатное образование и медицинское обслуживание, защищённое детство и обеспеченную старость; привлечение к судебной ответственности высших государственных и партийных чиновников, предавших СССР.Я высказал свой восторг по этому поводу Защитнику.Он рассмеялся:— Пустые слова. Все, что они хотят восстановить, разрушено до основания. Восстановить в России социализм сейчас невозможно, если вообще когда-нибудь будет возможно. В стране нет сил, способных всерьёз бороться за выполнение такой программы. Зато в стране и на Западе имеются в изобилии силы, способные не допустить это.— Вы вообще отвергаете такую программу?— Ни в коем случае! Наоборот, я её приветствую. Только не как программу блока, желающего принимать участие в выборах в парламент, а как программу организации, которая понимает, что такую программу не выполнишь парламентским путём, что для выполнения её нужна революционная борьба, нужно вооружённое восстание, нужна способность пойти на жертвы.— Но, согласитесь, позиция мужественная!— В чем вы усмотрели мужество? Их программу напечатали, никого пальцем не тронули и не тронут. Только я сомневаюсь в том, что их официально допустят до участия в выборах с такой программой. Скорее всего, не допустят.— Почему?— Они идут на выборы в парламент с программой изменения социального строя страны, в том числе ликвидации парламента и восстановления власти советов. А это противоречит конституции: парламент обязан сохранять существующий социальный строй. А если даже их допустят до выборов, они не наберут даже одного процента голосов.— Это означает…— …исторический крах коммунизма.— Вы не хотите реставрации коммунизма?— Не хочу.— Почему?!— Потому что при реставрации возвращаются обычно худшие черты того, что возвращается. Знать и понимать Неверно думать, будто мы проморгали переворот потому, что не имели достаточно информации о происходившем, т.е. не знали. Информация имелась в изобилии. Мы проморгали переворот потому, что не понимали его социальной сущности. А не понимали не потому, что не могли понять, а потому, что не хотели понимать. Мы и знать многое не хотели. Суть дела в том, что мы были соучастники переворота. Он произошёл с нашего молчаливого согласия и даже в значительной мере при нашем активном участии. Мы пожинаем то, что посеяли сами. И только теперь кое-кто начинает понимать кое-что. «Русский человек задним умом силён», — говорил мой дед. Я, конечно, посмеивался над его «отсталостью». Теперь я сам дед. И говорю слова мудрости моему внуку. И он пока посмеивается надо мной. Пока. Он убеждён, что будет учиться в Оксфорде или в «Колумбийке», где учатся дети многих «новых русских» и известных политиков и знаменитостей. Я же не верю в предпринимательский гений сына. Я начал кое-что понимать в сути неизбежных последствий переворота. Кто виноват Все вроде бы ясно. И всё-таки вопрос «кто виноват в том, что произошло в нашей стране в горбачевско-ельцинские годы?» не даёт мне покоя.— Сложность тут в том, — говорит Критик, — что смешиваются различные аспекты. Во-первых, смешиваются причины и вина. Запад входит в причинный аспект, но он — враг, а не виновник нашего краха. Виноватые — советские (российские) граждане, от которых зависел ход событий. Во-вторых, смешиваются различные понятия вины — индивидуальной и массовой. В начале войны с Германией в сорок первом году немцы разгромили нашу армию. Можно ставить вопрос о причинах поражения — это одно. Можно ставить вопрос о действиях командования армии. Их, кстати сказать, расстреляли, свалив на них вину за капитуляцию. И можно ставить вопрос о поведении массы солдат и офицеров. Огромное число их сдалось в плен без боя, хотя имели оружие, могли воевать. И приказа о капитуляции не было. Потом (после Победы) им это припомнили. Думаю, справедливо. Сейчас ситуация неизмеримо сложнее и грандиознее. Доля вины лежит на многих миллионах граждан. Не хочу махать кулаками после драки. С чувством вины и сознанием соучастников преступления (а я считаю капитуляцию страны преступлением) предстоит доживать жизнь многим. Важно, кто из них и как поступает сегодня. По моим наблюдениям, мало кто стремится искупить свою вину.— А что могу сделать я для этого?— Понять произошедшее и происходящее с беспощадной объективностью. Никакого одобрения перевороту, его организаторам и исполнителям, перестройщикам и реформаторам. Никакого соучастия в их деятельности. По возможности сопротивляться им, разоблачать сущность их роли. Одним словом, неприятие того пути, по какому направили Россию, и сопротивление ему.— А ради чего?— В этой ситуации вопрос праздный. Раз вас мучает чувство вины, то цель сопротивления в нём самом. Не рассчитываете же вы остановить исторический процесс и строить иную социальную организацию в России?! Зримые черты посткоммунизма Вот статья в газете. Газета не «коммунячная», не оппозиционная, а явно проправительственная. Автор — высокопоставленный чиновник из Управления по делам несовершеннолетних и молодёжи Генеральной прокуратуры Российской Федерации. Он приводит факты, от которых, по идее, должно было бы содрогнуться все человечество. Но на них почти никто не обращает внимания. Игнорировал такого рода информацию и я. Игнорирует сейчас и российская интеллигенция, в своё время смаковавшая знаменитую «слезу ребёнка» Достоевского и умилявшаяся своим высоким интеллектом, гуманизмом, моральностью и… смелостью. Теперь речь идёт об океане слез миллионов детей. И к ним привыкли как к чему-то будничному, само собой разумеющемуся.А факты, приводимые автором статьи, ужасающие. Во всяком случае, я с некоторых пор стал обращать на них внимание и стал переживать как ужасающие. В России за постсоветские годы число детей сократилось на шесть миллионов. Сотни тысяч (если не миллионы) детей школьного возраста не посещают школу. Избиение детей в семьях — обычное дело. Родители продают малолетних девочек развратникам. Детская преступность. Проституция. Наркомания. Голод. Грязь. Болезни. И все — сотни, тысячи, десятки и сотни тысяч. Я начал собирать такого рода информацию. Сначала я сам не отдавал себе отчёта в том, для чего это делаю. Теперь у меня появилась идея подготовить что-то вроде обвинительного документа в отношении тех, кто осуществил антикоммунистический переворот, который я теперь считаю величайшим преступлением в истории человечества. Мнение Критика Я рассказал Критику о своём замысле.— Одним словом, — резюмировал я, — сделать нечто подобное тому, что сделал Солженицын в «Архипелаге ГУЛАГ».— Замысел похвальный, — сказал он, — только ни в коем случае не нечто подобное «Архипелагу ГУЛАГ». «Архипелаг» есть фальсификация истории. Фальсификация особого рода — концептуальная. Факты, приводимые в нём, по отдельности описаны верно. Но они отобраны, скомбинированы и истолкованы так, что получилась в целом ложная концепция. Не случайно поэтому так раздули Солженицына на Западе. Он стал знаменем и вдохновителем холодной войны Запада против России.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12