Все в ваную, приятно удивлен
И не видел в этом ничего особенного. Я знал, что сделал
глупость, и чувствовал себя виноватым. Я счи-тал справедливым и донос, в
котором я не сомневался, и наказание за мою вину, которое я ожидал. Если
теперь посмотреть на этот случай, то все будет выглядеть ина-че. Доносчики
будут выглядеть как безнравственные по-донки. А они на самом деле были
честными комсомоль-цами и хорошими товарищами. Я буду выглядеть героем,
которого предали товарищи, а власти несправедливо на-казали. А я не был
героем. Я был преступником, ибо я и окружающие ощущали меня таковым. И это
было в стро-гом соответствии с неписаными нормами тех дней и с не-писаной
интерпретацией писаных норм.
ДОНОС
-- Надо различать, -- говорил Он, -- донос как отдель-ное действие,
совершенное конкретным человеком, и до-нос как массовое явление. В первом
случае он подлежит моральной оценке, а во втором -- социологической. Во
втором случае мы обязаны прежде всего говорить о его причинах и о роли в
обществе, о его целесообразности или нецелесообразности, социальной
оправданности или неоправданности. И лишь после этого и на этой основе можно
подумать и о моральном аспекте проблемы. В том, что касается доносов
сталинского периода, моральный аспект вообще лишен смысла.
Смотри сам. Новый строй только что народился. Очень еще непрочен.
Буквально висит на волоске. Вра-гов не счесть. Реальных врагов, а не
воображаемых, меж-ду прочим. Что ты думаешь, все население так сразу и
приняло новый строй, а власти лишь выдумывали вра-гов?! Малограмотное
руководство. Никакого понимания сути новых общественных отношений. Никакого
пони-мания человеческой психологии. Никакой уверенности ни в чем. Все
вслепую и на ощупь. Не будь массового до-носительства в это время, кто
знает, уцелел ли бы сам строй. Но широкие массы населения сами проявили
ини-циативу и доносили. Для них доносительство было фор-мой участия в
великой революции и охраной ее завоева-ний. Донос был в основе доброволен и
не воспринимался как донос. Лишь на этой основе он превратился в нечто
принудительное и морально порицаемое ханжами и ли-цемерами. И роль доноса с
точки зрения влияния на ход событий в стране была не та, что теперь, --
грандиознее и ощутимее. Я имею в виду не некое совпадение каждо-го
конкретного доноса и действий властей в отношении доносимого, а соотношение
массы доносов как некоего целого и поведения властей тоже как целого. Масса
до-носов отражалась в судьбе масс людей.
Теперь отпала потребность в доносе как социальном массовом явлении.
Одновременно отпали породившие его условия. На место доноса сталинского
периода пришел донос как элемент профессиональной деятельности оп-ределенной
организации, т. е. как заурядное явление, по-рицаемое на моральном уровне.
Конечно, нет четкой гра-ницы между этими эпохами. И в сталинское время была
мешанина из доноса как формы революционной самоде-ятельности миллионных масс
населения и доноса в его привычном полицейско-жандармском смысле. Тот
пер-вый донос на меня был детищем великой революции. Зато второй раз я пал
жертвой доноса в его банальном, совсем не революционном значении. Этот
второй донос был уже не во имя революции, а во имя личного положения в
но-вом обществе, которое уже родилось в результате рево-люции и было глубоко
враждебно ей.
В ЗАЩИТУ ЭПОХИ
-- Если хотите знать основу сталинизма и его успе-хов, -- говорил Он,
-- проделайте хотя бы самое прими-тивное социологическое исследование.
Выберите харак-терный район с населением хотя бы в один миллион. И изучите
его хотя бы по таким показателям. Числен-ность населения, его социальный
состав, профессии, имущественное положение, образованность, культура, число
репрессированных, передвижения людей (куда люди покидали район и откуда
появлялись в нем вновь). Изучите, что стало с теми, кто покинул район.
Сделать это надо по годам, а иногда -- по месяцам, ибо исто-рия неслась с
ураганной скоростью. Знаю, трудно по-лучить данные. Но все же что-то
возможно получить. И группа грамотных социологов могла бы дать доста-точно
полную картину. И вы бы тогда увидели, что реп-рессии в ту эпоху играли не
такую уж огромную роль, какую вы им приписываете теперь. И роль их в
значи-тельной мере была не такой, как кажется теперь. Вы бы тогда увидели,
что главным в эту эпоху было нечто иное, позитивное, а не негативное. Вы
смотрите на эту эпо-ху глазами репрессированных. Но репрессированный
вы-рывался из нормальной жизни общества. Тут собира-лись люди самого
различного сорта, причем далеко не всегда лучшие люди общества. Хотя в
лагерях люди гиб-ли, но постепенно они там накапливались -- люди из разных
слоев, эпох, поколений. Хотя репрессии и конц-лагеря были обычным делом той
эпохи, они не были мо-делью общества в целом. Общество отражалось в них,
поставляя в них своих представителей, но сами они существовали по жутким
законам таких объединений людей, вырванных из исторического процесса. Можно
на эту эпоху смотреть и глазами уцелевших и преуспевших, а их было много
больше, чем репрессированных. А кто подсчитает число тех, кто в какой-то
мере пре-успел, причем подсчитает это также в ряде поколений? Странно"
почему советские идеологи не сделают этого?
РЕПРЕССИИ
-- О том, что кого-то где-то арестовали, -- говорил Он, -- мы слышали
постоянно, не говоря уж о сенсаци-онных арестах на высшем уровне. Но не
думайте, что вся наша жизнь была заполнена этим.
В нашем доме арестовали инженера, который жил вдвоем с женой в
двадцатиметровой комнате. Мы его считали богачом: у нас была десятиметровая
комната на пятерых. Наша семья не рассчитывала на эту комнату. Мы
рассчитывали на комнату тех жильцов, которые по-лучат комнату арестованных
(жену его тоже арестовали). Но совершенно неожиданно комнату арестованных
отда-ли нам. Что творилось в доме, невозможно описать. Со-седи,
претендовавшие на комнату, лили нам в кастрю-ли керосин и прочую гадость.
Приходилось все запирать. А что нам оставалось делать? Не в нашей власти
было ос-тавить инженера с женой на свободе. Если бы мы в знак протеста
отказались от комнаты, нас самих арестовали бы. Мы не могли отказаться. Но
мы и не хотели это де-лать. И в этом было наше соучастие в репрессиях: нам
все-таки тоже кое-что перепало. После этого мои роди-тели портрет Сталина на
стенку повесили на самом вид-ном месте. Несколько лет агитаторы нам твердили
о том, что советская власть проявила о нас заботу. Нечто подоб-ное
происходило в тысячах точек общества.
Сам факт массовых репрессий очевиден и общеизвес-тен. Проблема в том,
почему они стали возможны, поче-му люди, которых считают теперь
преступниками, мог-ли совершать их безнаказанно? А потому, что это было
делом не безнравственных и жестоких одиночек, а мно-гомиллионных масс
населения, наделенных всеми мыс-лимыми добродетелями. Это было наше общее
дело -- совместное дело жертв и палачей.
ПОЧЕМУ
Почему я стал антисталинистом? Обстоятельства сло-жились так,
что меня постепенно и помимо моей воли вынудили на действия и мысли, которые
в конце концов и навязали мне антисталинистские убеждения и роль
ан-тисталиниста. Например, нам так назойливо твердили о том, что мы своими
"прекрасными жилищными условия-ми" (комната в двадцать квадратных метров на
пять чело-век) обязаны советской власти и лично товарищу Стали-ну, что можно
было во что угодно свихнуться. Однажды я не выдержал и ехидно заметил, что
мы действитель-но этими "прекрасными жилищными условиями" обяза-ны лично
Сталину. С этого момента во мне зародилась ненависть к Сталину. Такого рода
случаев, укрепивших мою ненависть, были сотни.
А потом начала действовать более глубокая причина, которую я осознал
отчетливо только теперь: протест про-тив того общественного устройства,
которое склады-валось в сталинское время и которое, как казалось мне,
противоречило идеалам революции. Я возлагал вину за это "отступление" от
идеалов революции на Сталина и сталинистов. Конечно, это общество
складывалось и бла-годаря их усилиям. Но не только их. Оно явилось
резуль-татом творчества всего населения страны. И сталинизм, как это ни
странно на первый взгляд, сам означал борь-бу против своего собственного
творения. Но эту тонкую диалектику я постиг много лет спустя, когда мой
анти-сталинизм утратил смысл.
СТАЛИНИЗМ
Хочу подробнее развить высказанную ранее мысль. В сталинское время
создавалось общество, которое мы сейчас имеем в стране. Во главе этого
строительства сто-яли Сталин и его сообщники. Во многом это общество
отвечало идеалам строителей, во многом -- нет. Во мно-гом оно строилось само
вопреки идеалам и в противопо-ложность им. И строители прилагали усилия,
чтобы нежелаемых явлений не было. Они полагали, что в их власти не допустить
их. И в этом отношении они боро-лись против создаваемого ими общества.
Многое в том, что делалось, можно отнести к строительным лесам, а не к
самому строящемуся зданию. Но леса воспринимались как неотъемлемая часть
здания, порою -- даже как глав-ная. Порою казалось, что здание рухнет без
этих лесов. К тому же общество -- не дом. Тут не всегда можно раз-делить
строительные леса и само строящееся в них зда-ние. Сейчас многое
прояснилось. Многое понято как леса и отброшено. Так что же во всем этом
есть стали-низм -- само новое общество, созданное под руковод-ством Сталина
и его сообщников, исторические методы его построения, строительные леса,
борьба против от-дельных явлений строящегося, общества?
Сообщники Сталина -- кто это? Кучка партийных ру-ководителей, аппарат
партии и органов государственной безопасности? Общество строили миллионы
людей. Они были участниками процесса. Они были помощниками па-лачей,
палачами и жертвами палачей. Они были и объек-том, и субъектом
строительства. Они были власть и сфе-ра приложения власти. Создание нового
общества было прежде всего организацией населения в стандартные кол-лективы,
организация жизни коллективов по образцам, которые впервые изобретались в
гигантском массовом процессе путем экспериментов, проб, ошибок. Создание
нового общества -- воспитание людей, выведение чело-века, который сам, без
подсказки властей и без насилия становился носителем новых общественных
отношений. Процесс этот проходил в борьбе многочисленных сил и тенденций.
Среди них отмечу две системы власти, порождавшие друг друга, но одновременно
враждебные друг другу, -- систему вождизма и народовластия, с од-ной
стороны, и систему партийно-государственного бю-рократического аппарата, с
другой. Что есть сталинизм? Их единство? Или только система вождизма,
система лич-ной власти? Или все более укрепляющаяся система фор-мальной
власти государственного аппарата?
Я мог бы взять другие аспекты жизни этого периода и показать, что он
был чрезвычайно сложен и противоречив. Различные группы людей,
рассуждающихтеперь о сталинизме, связывают с ним только один какой -- то
аспект общества в этот период. Но с такими односторонними подходами не
поймешь этот период, и то, что в нем родилось, -- его результат. Сталинизм
-- это не нечто, подобное гитлеризму в Германии. Сходство есть. Но раз-личие
существеннее. Сталинская эпоха в ее самых суще-ственных свойствах вошла в
структуру нового общест-ва и в психологию нового человека. Отброшено лишь
то, что было связано с процессом строительства, с исто-рическими условиями,
с неопытностью, с наследием ре-волюции и прошлого... Что считать сталинизмом
-- то, что осталось, или то, что отброшено? Есть пробле-мы словесные. И есть
проблемы существенные, а имен-но: проблемы понимания эпохи и ее продукта,
причем всестороннего понимания. И без поверхностных анало-гий. Фашизм --
явление мимолетное и бесперспектив-ное. Коммунизм приходит на века.
Для меня сталинизм есть целая эпоха, а не только форма власти и
управления. Вот вам еще один аспект этой эпохи, о котором никто ничего не
говорит. В это время начала складываться новая социальная структура
общества, новые формы неравенства. Сталинизм был попыткой остановить этот
неумолимый процесс. Отсю-да -- особо жестокие репрессии в отношении
предста-вителей нарождающихся господствующих классов. Не-способность
остановить этот процесс -- вот основная причина поражения сталинизма как
формы власти и ухо-да его со сцены истории.
Посмотрите, что происходило! Сталин и его сообщни-ки при поддержке
определенных кругов населения раз-громили "ленинскую гвардию", т. е. тех
деятелей рево-люции и те слои населения, которые были активными участниками
революции и Гражданской войны. Таким образом, сталинисты действовали как
контрреволюцио-неры -- они остановили революционный период. Но, при-ступив к
мирному строительству, они сами выступили одновременно и как носители духа
революции.
Или возьмите, к примеру, коллективизацию. Чего только о ней не
наговорили! Ошибка! Преступление! Бессмысленная жестокость!.. И ни слова о
ее великой исто-рической роли. Я-то это пережил. Да и ты тоже. Мы-то знаем,
что это такое было. Недавно прочитал я статейку. Автор поступает так. Берет
продукцию с приусадебных участков, находящихся в частном владении, и делит
на общую их площадь. Затем берет продукцию колхозов и делит на площадь
колхозных земель. И естественно, по-лучает, что первая цифра превосходит
вторую, -- намек на то, что частное хозяйство продуктивнее колхозного.
1 2 3 4 5
глупость, и чувствовал себя виноватым. Я счи-тал справедливым и донос, в
котором я не сомневался, и наказание за мою вину, которое я ожидал. Если
теперь посмотреть на этот случай, то все будет выглядеть ина-че. Доносчики
будут выглядеть как безнравственные по-донки. А они на самом деле были
честными комсомоль-цами и хорошими товарищами. Я буду выглядеть героем,
которого предали товарищи, а власти несправедливо на-казали. А я не был
героем. Я был преступником, ибо я и окружающие ощущали меня таковым. И это
было в стро-гом соответствии с неписаными нормами тех дней и с не-писаной
интерпретацией писаных норм.
ДОНОС
-- Надо различать, -- говорил Он, -- донос как отдель-ное действие,
совершенное конкретным человеком, и до-нос как массовое явление. В первом
случае он подлежит моральной оценке, а во втором -- социологической. Во
втором случае мы обязаны прежде всего говорить о его причинах и о роли в
обществе, о его целесообразности или нецелесообразности, социальной
оправданности или неоправданности. И лишь после этого и на этой основе можно
подумать и о моральном аспекте проблемы. В том, что касается доносов
сталинского периода, моральный аспект вообще лишен смысла.
Смотри сам. Новый строй только что народился. Очень еще непрочен.
Буквально висит на волоске. Вра-гов не счесть. Реальных врагов, а не
воображаемых, меж-ду прочим. Что ты думаешь, все население так сразу и
приняло новый строй, а власти лишь выдумывали вра-гов?! Малограмотное
руководство. Никакого понимания сути новых общественных отношений. Никакого
пони-мания человеческой психологии. Никакой уверенности ни в чем. Все
вслепую и на ощупь. Не будь массового до-носительства в это время, кто
знает, уцелел ли бы сам строй. Но широкие массы населения сами проявили
ини-циативу и доносили. Для них доносительство было фор-мой участия в
великой революции и охраной ее завоева-ний. Донос был в основе доброволен и
не воспринимался как донос. Лишь на этой основе он превратился в нечто
принудительное и морально порицаемое ханжами и ли-цемерами. И роль доноса с
точки зрения влияния на ход событий в стране была не та, что теперь, --
грандиознее и ощутимее. Я имею в виду не некое совпадение каждо-го
конкретного доноса и действий властей в отношении доносимого, а соотношение
массы доносов как некоего целого и поведения властей тоже как целого. Масса
до-носов отражалась в судьбе масс людей.
Теперь отпала потребность в доносе как социальном массовом явлении.
Одновременно отпали породившие его условия. На место доноса сталинского
периода пришел донос как элемент профессиональной деятельности оп-ределенной
организации, т. е. как заурядное явление, по-рицаемое на моральном уровне.
Конечно, нет четкой гра-ницы между этими эпохами. И в сталинское время была
мешанина из доноса как формы революционной самоде-ятельности миллионных масс
населения и доноса в его привычном полицейско-жандармском смысле. Тот
пер-вый донос на меня был детищем великой революции. Зато второй раз я пал
жертвой доноса в его банальном, совсем не революционном значении. Этот
второй донос был уже не во имя революции, а во имя личного положения в
но-вом обществе, которое уже родилось в результате рево-люции и было глубоко
враждебно ей.
В ЗАЩИТУ ЭПОХИ
-- Если хотите знать основу сталинизма и его успе-хов, -- говорил Он,
-- проделайте хотя бы самое прими-тивное социологическое исследование.
Выберите харак-терный район с населением хотя бы в один миллион. И изучите
его хотя бы по таким показателям. Числен-ность населения, его социальный
состав, профессии, имущественное положение, образованность, культура, число
репрессированных, передвижения людей (куда люди покидали район и откуда
появлялись в нем вновь). Изучите, что стало с теми, кто покинул район.
Сделать это надо по годам, а иногда -- по месяцам, ибо исто-рия неслась с
ураганной скоростью. Знаю, трудно по-лучить данные. Но все же что-то
возможно получить. И группа грамотных социологов могла бы дать доста-точно
полную картину. И вы бы тогда увидели, что реп-рессии в ту эпоху играли не
такую уж огромную роль, какую вы им приписываете теперь. И роль их в
значи-тельной мере была не такой, как кажется теперь. Вы бы тогда увидели,
что главным в эту эпоху было нечто иное, позитивное, а не негативное. Вы
смотрите на эту эпо-ху глазами репрессированных. Но репрессированный
вы-рывался из нормальной жизни общества. Тут собира-лись люди самого
различного сорта, причем далеко не всегда лучшие люди общества. Хотя в
лагерях люди гиб-ли, но постепенно они там накапливались -- люди из разных
слоев, эпох, поколений. Хотя репрессии и конц-лагеря были обычным делом той
эпохи, они не были мо-делью общества в целом. Общество отражалось в них,
поставляя в них своих представителей, но сами они существовали по жутким
законам таких объединений людей, вырванных из исторического процесса. Можно
на эту эпоху смотреть и глазами уцелевших и преуспевших, а их было много
больше, чем репрессированных. А кто подсчитает число тех, кто в какой-то
мере пре-успел, причем подсчитает это также в ряде поколений? Странно"
почему советские идеологи не сделают этого?
РЕПРЕССИИ
-- О том, что кого-то где-то арестовали, -- говорил Он, -- мы слышали
постоянно, не говоря уж о сенсаци-онных арестах на высшем уровне. Но не
думайте, что вся наша жизнь была заполнена этим.
В нашем доме арестовали инженера, который жил вдвоем с женой в
двадцатиметровой комнате. Мы его считали богачом: у нас была десятиметровая
комната на пятерых. Наша семья не рассчитывала на эту комнату. Мы
рассчитывали на комнату тех жильцов, которые по-лучат комнату арестованных
(жену его тоже арестовали). Но совершенно неожиданно комнату арестованных
отда-ли нам. Что творилось в доме, невозможно описать. Со-седи,
претендовавшие на комнату, лили нам в кастрю-ли керосин и прочую гадость.
Приходилось все запирать. А что нам оставалось делать? Не в нашей власти
было ос-тавить инженера с женой на свободе. Если бы мы в знак протеста
отказались от комнаты, нас самих арестовали бы. Мы не могли отказаться. Но
мы и не хотели это де-лать. И в этом было наше соучастие в репрессиях: нам
все-таки тоже кое-что перепало. После этого мои роди-тели портрет Сталина на
стенку повесили на самом вид-ном месте. Несколько лет агитаторы нам твердили
о том, что советская власть проявила о нас заботу. Нечто подоб-ное
происходило в тысячах точек общества.
Сам факт массовых репрессий очевиден и общеизвес-тен. Проблема в том,
почему они стали возможны, поче-му люди, которых считают теперь
преступниками, мог-ли совершать их безнаказанно? А потому, что это было
делом не безнравственных и жестоких одиночек, а мно-гомиллионных масс
населения, наделенных всеми мыс-лимыми добродетелями. Это было наше общее
дело -- совместное дело жертв и палачей.
ПОЧЕМУ
Почему я стал антисталинистом? Обстоятельства сло-жились так,
что меня постепенно и помимо моей воли вынудили на действия и мысли, которые
в конце концов и навязали мне антисталинистские убеждения и роль
ан-тисталиниста. Например, нам так назойливо твердили о том, что мы своими
"прекрасными жилищными условия-ми" (комната в двадцать квадратных метров на
пять чело-век) обязаны советской власти и лично товарищу Стали-ну, что можно
было во что угодно свихнуться. Однажды я не выдержал и ехидно заметил, что
мы действитель-но этими "прекрасными жилищными условиями" обяза-ны лично
Сталину. С этого момента во мне зародилась ненависть к Сталину. Такого рода
случаев, укрепивших мою ненависть, были сотни.
А потом начала действовать более глубокая причина, которую я осознал
отчетливо только теперь: протест про-тив того общественного устройства,
которое склады-валось в сталинское время и которое, как казалось мне,
противоречило идеалам революции. Я возлагал вину за это "отступление" от
идеалов революции на Сталина и сталинистов. Конечно, это общество
складывалось и бла-годаря их усилиям. Но не только их. Оно явилось
резуль-татом творчества всего населения страны. И сталинизм, как это ни
странно на первый взгляд, сам означал борь-бу против своего собственного
творения. Но эту тонкую диалектику я постиг много лет спустя, когда мой
анти-сталинизм утратил смысл.
СТАЛИНИЗМ
Хочу подробнее развить высказанную ранее мысль. В сталинское время
создавалось общество, которое мы сейчас имеем в стране. Во главе этого
строительства сто-яли Сталин и его сообщники. Во многом это общество
отвечало идеалам строителей, во многом -- нет. Во мно-гом оно строилось само
вопреки идеалам и в противопо-ложность им. И строители прилагали усилия,
чтобы нежелаемых явлений не было. Они полагали, что в их власти не допустить
их. И в этом отношении они боро-лись против создаваемого ими общества.
Многое в том, что делалось, можно отнести к строительным лесам, а не к
самому строящемуся зданию. Но леса воспринимались как неотъемлемая часть
здания, порою -- даже как глав-ная. Порою казалось, что здание рухнет без
этих лесов. К тому же общество -- не дом. Тут не всегда можно раз-делить
строительные леса и само строящееся в них зда-ние. Сейчас многое
прояснилось. Многое понято как леса и отброшено. Так что же во всем этом
есть стали-низм -- само новое общество, созданное под руковод-ством Сталина
и его сообщников, исторические методы его построения, строительные леса,
борьба против от-дельных явлений строящегося, общества?
Сообщники Сталина -- кто это? Кучка партийных ру-ководителей, аппарат
партии и органов государственной безопасности? Общество строили миллионы
людей. Они были участниками процесса. Они были помощниками па-лачей,
палачами и жертвами палачей. Они были и объек-том, и субъектом
строительства. Они были власть и сфе-ра приложения власти. Создание нового
общества было прежде всего организацией населения в стандартные кол-лективы,
организация жизни коллективов по образцам, которые впервые изобретались в
гигантском массовом процессе путем экспериментов, проб, ошибок. Создание
нового общества -- воспитание людей, выведение чело-века, который сам, без
подсказки властей и без насилия становился носителем новых общественных
отношений. Процесс этот проходил в борьбе многочисленных сил и тенденций.
Среди них отмечу две системы власти, порождавшие друг друга, но одновременно
враждебные друг другу, -- систему вождизма и народовластия, с од-ной
стороны, и систему партийно-государственного бю-рократического аппарата, с
другой. Что есть сталинизм? Их единство? Или только система вождизма,
система лич-ной власти? Или все более укрепляющаяся система фор-мальной
власти государственного аппарата?
Я мог бы взять другие аспекты жизни этого периода и показать, что он
был чрезвычайно сложен и противоречив. Различные группы людей,
рассуждающихтеперь о сталинизме, связывают с ним только один какой -- то
аспект общества в этот период. Но с такими односторонними подходами не
поймешь этот период, и то, что в нем родилось, -- его результат. Сталинизм
-- это не нечто, подобное гитлеризму в Германии. Сходство есть. Но раз-личие
существеннее. Сталинская эпоха в ее самых суще-ственных свойствах вошла в
структуру нового общест-ва и в психологию нового человека. Отброшено лишь
то, что было связано с процессом строительства, с исто-рическими условиями,
с неопытностью, с наследием ре-волюции и прошлого... Что считать сталинизмом
-- то, что осталось, или то, что отброшено? Есть пробле-мы словесные. И есть
проблемы существенные, а имен-но: проблемы понимания эпохи и ее продукта,
причем всестороннего понимания. И без поверхностных анало-гий. Фашизм --
явление мимолетное и бесперспектив-ное. Коммунизм приходит на века.
Для меня сталинизм есть целая эпоха, а не только форма власти и
управления. Вот вам еще один аспект этой эпохи, о котором никто ничего не
говорит. В это время начала складываться новая социальная структура
общества, новые формы неравенства. Сталинизм был попыткой остановить этот
неумолимый процесс. Отсю-да -- особо жестокие репрессии в отношении
предста-вителей нарождающихся господствующих классов. Не-способность
остановить этот процесс -- вот основная причина поражения сталинизма как
формы власти и ухо-да его со сцены истории.
Посмотрите, что происходило! Сталин и его сообщни-ки при поддержке
определенных кругов населения раз-громили "ленинскую гвардию", т. е. тех
деятелей рево-люции и те слои населения, которые были активными участниками
революции и Гражданской войны. Таким образом, сталинисты действовали как
контрреволюцио-неры -- они остановили революционный период. Но, при-ступив к
мирному строительству, они сами выступили одновременно и как носители духа
революции.
Или возьмите, к примеру, коллективизацию. Чего только о ней не
наговорили! Ошибка! Преступление! Бессмысленная жестокость!.. И ни слова о
ее великой исто-рической роли. Я-то это пережил. Да и ты тоже. Мы-то знаем,
что это такое было. Недавно прочитал я статейку. Автор поступает так. Берет
продукцию с приусадебных участков, находящихся в частном владении, и делит
на общую их площадь. Затем берет продукцию колхозов и делит на площадь
колхозных земель. И естественно, по-лучает, что первая цифра превосходит
вторую, -- намек на то, что частное хозяйство продуктивнее колхозного.
1 2 3 4 5