Но меня очень устроило, что брат не сел в носилки со мной. Бежал рядом, погонял, как лошадей, четверых рабов, державших носилки с зашторенным коробом, где я сидела.Во время этих суетливых скачек по улицам ко мне пришло озарение. Как я раньше не поняла, у кого есть ответ на мучившие меня вопросы! Глупая! Дура набитая! «Чем набитая?» — спрашивала я, впервые услышав это выражение в Москве. «Глупостью», — ответили мне. «Не все так просто!» — скажу я теперь. Дура набита стекляшками, линзами, через которые она смотрит на мир и видит его искаженным! Паук сквозь увеличительное стекло — страшный зверь. А слон — через уменьшительное — забавная букашка. Рядом человек, который легко развеет твои сомнения, а ты ищешь пророка в чужом отечестве.Из носилок я выпорхнула не дожидаясь, пока Та-рений вытолкает меня взашей. Он запрыгнул на мое место и велел рабам быстро доставить его обратно. Обессиленные носильщики рухнут у стадиона. Но кого волнуют рабы?Мама в ее любимом зимнем саду занималась цветами. Только говорится: она увлекалась цветоводством. Ни разу не прикоснулась к цветочной рассаде, никогда не погрузила пальцы в землю. И сейчас командовала действиями пятерых садовников, подготавливая сад к осени.— Всем выйти вон! — крикнула я с порога рабам.Они смущенно замялись. По науке, которой нас обучали, девушке нельзя отдавать приказы подчиненным в присутствии «старшей по званию» женщины без ее четкого согласия. Мамино лицо, до того оживленное, подернулось хмуростью. Она кивнула рабам, разрешая удалиться на середине посадочного процесса.Мама обо всем догадалась. Я не отступлю, и ей придется отвечать на мои вопросы.«Иногда дети задают вопросы, на которые не способны понять ответы», — пронеслась в моей голове чужая мысль.— Что? — переспросила я. — Сомневаешься в моих умственных способностях?— Речь не об уме.Далее я сказала то, что для неподготовленного уха может звучать смешно. Но ведь не смеются, услышав из уст сына: хочу поговорить с тобой, отец, как мужчина с мужчиной. И девушка может умолять мать: поговори со мной как с женщиной!— Я буду говорить с тобой, как Ева с Евой! — вот что вырвалось у меня сквозь зубы.— Да, моя девочка, — опустила голову мама.— Что ты оставила себе из волшебных даров?— Разве ты до сих пор не догадалась? — Мама удивленно подняла глаза. — Любовь и прощение тем, кто наносит тебе раны. Счастье обладать прощением и добротой.— Это про бабушку, что ли?— Бабушку в том числе.— Почему ты не предупредила меня, что Избранник один, во всех временах и народах, куда ни отправься? Суженого и на коне не объедешь, так говорят русские.— Варвары? — Мама все более удивлялась. — И вовсе не обязательно, чтобы Избранник повторялся. Это даже скучно.Что-то в мамином удивлении было ненатуральным! Какая-то нота фальшивила! Мой мозг работал лихорадочно, на предельном напряжении, и я поняла мамину политику.— Не надо! — погрозила пальцем. — Не надо сейчас представлений на тему: моя девочка маленькая и глупая. Дадим ей сосочку, потрясем погремушкой, и девочка забудет о плохом! Не изображай удивление стекляшкам, через которые я смотрю на мир! Мой калейдоскоп побогаче или, во всяком случае, не беднее, чем у всех предшествующих, носивших имя Ева! Чем у тебя!Я была жестока, как может быть жестока только дочь. Мамино лицо точно мокнули в муку или в белую пудру — оно вмиг постарело, обозначились морщинки вокруг глаз, на щеках, на шее… Что я творю?Мама с трудом проговорила:— Ева, ты, надеюсь, понимаешь, что в отношениях мужчины и женщины нет ничего обязательного? Даже страстной любви…— Как это нет? — перебила я, и сострадание к маме, которое секунду назад укололо мое сердце, исчезло. — Хочешь сказать, что у меня есть обязательства, а у Адама их нет? Ведь ты это имела в виду?— Приблизительно. Доченька, Евочка….— Стоп! Не уводи меня в сторону своей прекраснодушной любви! Разберемся с самого начала! ОН вовсе не любовь создал первым делом. Правильно? Первые Ева и Адам в Эдемском саду, может быть, вовсе и не любили друг друга?Меня так поразила эта мысль, что я вскочила и принялась ходить по зимнему саду. Маршировала и рассуждала вслух:— Просто были одни, никакого тебе выбора и деваться некуда. Возможно, ОН ничего не знал или ни бельмеса не понимал в любви.— Нельзя так говорить! — встревожилась мама. — О боги, это все Аристокл!— При чем здесь Платон? Не пытайся сбить меня с толку или затолкнуть в исторические дебри!Мы говорим о событиях, которые случились за тысячи лет до сегодняшнего дня и которые будут описаны через века.Но я сама сбилась, потеряла нить. Мама наблюдала за мной молча. Лицо ее — как во время моих детских болезней. Только теперь мама была старенькой, а болезнь моя почти смертельной.— Итак! ОН сделал себе цапки, игрушки, мальчика и девочку, — нервно рассмеялась я. — Еву и Адама. У Адама столько ребер, что можно было целый гарем настрогать. Нет, хотелось трогательной парочки, Адамчика и Евочки. Почему они никого не родили в Эдеме? Да потому что ОН хотел, чтобы любили только ЕГО, а они полюбили друг друга! Впрочем, если среднестатистического юношу со среднестатистической девушкой поселить на райском необитаемом острове, десять из десяти — между ними вспыхнет любовь, а не вражда. Пусть ОН еще радуется, что Ева и Адам не возненавидели ЕГО.— Замолчи, не богохульствуй! — Мама закрыла уши руками. — Человек не в состоянии разрушить ЕГО Замысел, он волен только в выборе путей и условий претворения Замысла.— А за что он меня, нас проклял? — срываясь на фальцет, выкрикнула я. — За то, что перестали слышать только ЕГО, утратили религиозный слух, — раз. За то, что приняли в себя путаницу добра и зла, познание, — два. За то, что познали стыд, — три. Но кто-нибудь задумывался, почему, ну почему Ева совершила грехопадение? Яблочко укусила! Тоже мне преступление! «Змий соблазнил меня и я ела» — так записано и переписано миллиарды раз. Соблазнил — значит посулил нечто, чего Еве не хватало! Это в райских-то кущах! Пусть соблазн не оправдал себя. Еве еще горше! Она была несчастна и когда поддалась соблазну, и потом, обманутая. Почему же она была несчастна вначале и поддалась? Да потому что почувствовала, что любовь к Адаму самоценнее, чем любовь к НЕМУ! Ева испугалась, растерялась. И каково было наказание за испуг?Я стала говорить тише, обдумывая и чеканя каждую фразу. Мама смотрела на меня со страданием и отчаянием. Хотя мысли мои были заняты только своими открытиями, в глубине памяти маячило что-то очень похожее на это мамино лицо с гримасой боли.— К слову сказать, — по-недоброму усмехнулась я, — Адам тоже хорош! Как он оправдывался перед НИМ! Мол, не от Древа ел я, а от плода древа и принял его из рук той, которую ТЫ сам мне дал, чтобы она была со мной. Адам тогда еще не понимал своего чувства. Женщина всегда первая понимает, что оно пришло, что родилась любовь. Мужчины выбирают, будучи давно выбранными. И ОН проклял Адама, как наказывают ребенка-воришку, которому родители забыли объяснить, что брать чужое нельзя.«То, что ты послушал голос жены и ел от Древа, о котором я повел, говоря: не ешь от него, проклята земля из-за тебя, с духовным страданием будешь ты есть все дни твоей жизни », — я правильно цитирую?ОН хотел наложить проклятие в добывании хлеба, то есть всего того материального, что нужно нашей семье, чтобы нормально жить. Но что же за проклятие, если мужчины только и стремятся как можно лучше его выполнить?— Дочь, — сказала мама с мукой в голосе, — как грубо, примитивно ты все понимаешь. Путь Адама в добывании хлеба насущного — его школа жизни, которую он обязан проходить. Это — его воспитание, обучение страданием, его отречение от себя и путь к себе.— Да не о том речь, — махнула я с досады рукой. — Что я не понимаю Завещанный Путь? Мужское — в работе страдающего разума и тела, добывающих хлеб. Женское — в страдающей любви и более всего во взращивании детей. Помню все твои уроки. Но я уже вышла из возраста, когда обсуждать учителей или директора школы возбраняется.Я ЕГО рассердила больше, когда ОН понял, кто первый почувствовал негаданную любовь. Поэтому и — «к мужу твоему стремление, влечение твое, он станет управлять тобою». Женщина не может осуществить свою задачу жизни иначе, как в паре с мужчиной, под его духовным превосходством. Возвысить Адама над Евой ОН хотел в наказание ей.Как мучили, пытали женщин во все века! Убивали их самих и детей на войне, морили голодом, карали нещадно по легкому подозрению, загоняли в кухни, в сплетни, в рутину. Но ЕМУ этого было мало! ОН видел, что хлопоты, труды Адама на благо семьи станут для того не страданием, а удовольствием, гордостью. И рука не поднялась наказать счастливого ребенка. А меня — легко!По моему лицу вовсю катились слезы, когда я зло цитировала:— «А жене сказал: многократно умножу страдание твое и беременность твою, в страданиях будешь рожать потомков…» Ну хорошо, — рыдала я, — пусть дал ум, чтобы понять, что со страстью и влечением подчиняешься разуму более примитивному! Пусть сделал чудовищно болезненным самый светлый акт жизни — рождение нового человека, но это же не все, не все…Слезы не дали мне говорить. Мама подошла ко мне, обняла и усадила на кушетку рядом с собой.Тихонько покачивала и гладила меня:— Успокойся, мой маленький, глупый воробышек. Никто не обидел мою девочку, она сейчас перестанет плакать, она будет умницей.Когда я затихла, мама стала говорить:— Ты плохо сделала, что заглядывала вперед. Но что ты там увидела — правда. Да, боль родов — это не все страдания, которые ОН послал нам. Страх за ребенка, его болезни и увечья невыносимость разлуки с ним — навсегда потерянная свобода. И потом…. Самое тяжелое — раны, которые нанесет тебе Избранник и ребенок, упорно идущий по порочному пути, его неблагодарность и неблагородство…Я отстранилась от мамы, посмотрела ей в лицо и узнала его. Это была я потом, в будущем, в муках стыда, горечи и разочарования.— Мамочка, прости меня! — вырвалось у меня то, что сама хотела бы услышать лет через двадцать от дочери-бунтарки.Мама кивнула, прощая, постаралась улыбнуться и высморкала мой нос своим платком.— И все-таки, ради чего? — упрямо спросила я. — Где ответ?— Я тебе все время твержу его мысленно, да ты не слышишь!Мама улыбнулась просто и естественно. Она взяла себя в руки, снова выглядела несокрушимо любящей, дорогой, надежной.— Ответ произнесен, написан тысячи раз. Хотя, конечно, каждый человек должен сам прийти к этому ответу. Проклятие ЕГО — не наказание, страдания наши — не цель. Это путь к духовному совершенствованию и откровению, к обретению Смысла.— А может, все гораздо проще? Мы нашли ответ сами, вопреки ЕГО воле? Мы ЕГО перемудрили! И будем счастливы назло?— Какая глупая, самонадеянная девчонка! — рассмеялась мама. IV Из забытья ее возвращала акушерка. Хлопала роженицу по щекам и ворчала:— А эта валяется тут пьяная. Зачем столько наркозу нахваталась? Я же говорила: не дыши глубоко! Ну, давай, давай, голуба, приходи в себя. Рожать пора. А несла-то, несла! Наговорила! Библию вроде вспоминала? Чистая радиопостановка! Приемник включать не надо. Соображение вернулось? Мозги больше не метелит? Вот и хорошо. Пойдем, милая, сейчас ты своему Избраннику подарочек преподнесешь.Все пережитые ею радостные возбуждения и открытия были легким ветерком в сравнении со шквалом счастья, сотрясшего тело и сознание, когда родилась девочка. Мокрый кричащий человечек еще был соединен с ней канатами пуповины, когда Ева, забыв дышать, произнесла:— Ради этого! Я ТЕБЯ перехитрила! Акушерка не поняла или не расслышала, перекрестившись, сказала:— Благодари Бога, он подарил тебе славную дочку!— Это был не Бог, — тихо ответила Ева.

1 2 3 4 5 6 7