Антиквар всплеснул маленькими ручками, поднял глаза на Старыгина и воскликнул:
– Как он у вас оказался?!
Затем он соскочил со стула и крикнул вслед своему брату:
– Глебушка, розенберговский солдатик нашелся! Иди сюда, посмотри на него!
– Что значит «нашелся»? – удивленно переспросил Старыгин. – Что значит «розенберговский солдатик»?
– Ну, вы же видите – у нас в витрине стоит целая композиция из таких солдатиков, так вот один несколько дней назад пропал! А теперь вот он нашелся… откуда он у вас?
Старыгин не спешил отвечать на этот вопрос: ответ на него мог быть небезопасным.
В это время второй близнец примчался на зов брата. Под мышкой он сжимал буковую доску, глаза его радостно блестели.
– Где, где этот солдатик? – воскликнул он, подбежав к Дмитрию Алексеевичу.
Показав ему солдатика, Старыгин спросил:
– Почему вы так уверены, что это именно тот солдатик, который пропал у вас? На мой взгляд, все оловянные солдатики похожи друг на друга, как… как вы с братом!
– Я не ожидал от вас такого! – надулся тот, кто оказался Борисом. – Вы ведь не скажете, что все картины похожи одна на другую!
– Ну, нельзя же сравнивать! Одно дело картины, другое – солдатики, детские игрушки…
– Во-первых, вовсе не детские игрушки. Хороших оловянных солдатиков собирают серьезные коллекционеры. Я знаю одного миллионера, крупного банкира, который душу готов отдать за редкий экземпляр… Солдатики – это замечательный материал по истории войн. По ним можно изучать обмундирование и вооружение различных эпох и армий. А что касается именно этого солдатика – в первую очередь обратите внимание на цвет мундира и портупеи. Желтая портупея при синем мундире – это цвета второго гренадерского полка армии герцога Мекленбургского. Именно этот полк представлен в нашей композиции. Но самое главное… вы позволите? – он протянул руку, осторожно взял у Старыгина солдатика и взвесил его на ладони. – Ну, конечно же, это именно он! Неужели вы не заметили?
– Что я должен был заметить? – недоуменно переспросил Дмитрий Алексеевич.
– Не заметили, какой он тяжелый! Это же не оловянный солдатик, как и вся розенберговская серия!
– Не оловянный? – Старыгин окончательно растерялся. – А какой же еще?
– Свинцовый, конечно же! – вмешался в разговор второй брат, видимо, Глеб, который до этого только в умилении любовался найденным солдатиком. – Это большая редкость, настоящий раритет! Неужели вы никогда не слышали про свинцовую армию Фрица Розенберга?
– Честно вам скажу – не доводилось! – признался Старыгин. – И фамилию слышу впервые…
– Удивительно! – Братья переглянулись. – Фридрих Розенберг был придворным алхимиком герцога Мекленбургского. Он обещал своему хозяину превратить свинец в золото, и говорят, у него имелось что-то очень важное, то ли какой-то необходимый минерал, то ли старинный талисман, так что Фридрих не сомневался в успехе.
Фридрих тяжело приподнялся на узкой и жесткой койке и застонал, разом вспомнив всю безысходность своего положения.
Он спустил ноги на холодный каменный пол, встал, пересек свою комнату – свою камеру – свою золотую клетку, подошел к умывальнику, зачерпнул тепловатой затхлой воды, плеснул на лицо. Бодрости не прибавилось, но хотя бы удалось разлепить глаза.
Следовало побриться: нельзя опускаться ни в каком положении, даже в таком скверном, но не хотелось делать никаких лишних движений. Все тело болело, каждая кость, каждый сустав.
Он сделал над собой усилие, поднял круглое зеркало с серебряной ручкой, всмотрелся в свое лицо.
Тусклые глаза, землистая кожа, серая щетина отрастающей бороды. Морщины, избороздившие лицо, мешки под глазами.
Разве кто-нибудь поверит, что ему всего тридцать шесть лет? По крайней мере, если не соврала ему матушка…
Впрочем, она врала всегда и всем. Бывшая маркитантка, бывшая полковая шлюха, бывшая женщина, выпив кружку дешевого мозельвейна, она плела случайным собутыльникам небылицы о своем благородном происхождении, причем каждый раз новые. Вчера она была дочерью вормсского епископа, в младенчестве похищенной бродячими жонглерами, сегодня – племянницей пфальцского графа, в юности сбежавшей из богатого дома с любовником…
Так и ему, своему единственному сыну, она врала о его происхождении. То его папашей был знатный господин из герцогского семейства, то – усатый французский полковник, то – пьянчуга-барабанщик из савойского отряда…
Но, как бы то ни было, ему никак не больше сорока, а боль в костях и серая кожа – следствие его профессии.
Старый Рейни, Рейнхард Хольсбрюкен, обучивший Фридриха основам их ремесла, основам их искусства, говорил ему, что алхимики долго не живут. В поисках эликсира вечной жизни, эликсира молодости они сжигают собственную молодость в тиглях с ядовитыми препаратами, губят здоровье, вдыхая пары ртути и сулемы. В поисках философского камня, превращающего свинец и ртуть в золото, они тратят последние гроши и умирают в нищете.
Но какая профессия лучше? Если ты не рожден в богатстве, если тебя пеленали не в шелковые пеленки, а в ветхое тряпье, если тебя нянчили не заботливые мамки и кормилицы, а полупьяная мать нехотя совала тебе отвислую грудь, и если тебе при этом повезло дожить хотя бы до пятнадцати лет – перед тобой не так уж много дорог.
Можно пойти в солдаты, в ландскнехты какого-нибудь нищего графа, который вечно задерживает жалованье. Тебя будет лупить красномордый капрал, тебя будут травить кислой баландой, посылать под пули, и лет через пять ты сдохнешь, если не от ран, то от дурной болезни или с перепою.
И уж совсем никчемная жизнь ждет тебя, если придется тянуть крестьянскую лямку. Голод и нищета до самой старости, страх перед засухой и недородом, страх перед каждой шайкой разбойников в солдатских мундирах или в воровских отрепьях, которые отнимут у тебя последние крохи и напоследок изнасилуют жену и дочь…
Поэтому, когда Фриц встретил старого Рейни и тот взял его к себе подмастерьем, пообещав обучить священным секретам тайного мастерства, юноша не задумался ни на минуту.
Пусть его ждет ранняя старость, пусть даже мучительная смерть подстерегает за стенами лаборатории – но его будет манить сияющий призрак безмерного богатства и вечной молодости…
И вот теперь он второй год находится в заточении у герцога, проводя дни и ночи в бесплодных попытках получить для его светлости философский камень.
Фридрих сделал над собой усилие и соскреб длинным лезвием бритвы серую щетину со щек. Затем умылся и переоделся в рабочую одежду – длинный балахон из тонкого черного полотна. Старый Рейни приучил его носить все черное. Он говорил, что это производит должное впечатление на знатных господ и простолюдинов.
Не успел Фридрих привести себя в порядок, как дверь его камеры со скрипом отворилась, и на пороге появился слуга герцога с подносом.
На подносе лежали свежий хлеб и мясо, кувшин вина и фрукты: герцог не скупился на кормежку для своего алхимика. Он считал, что рано или поздно расходы окупятся.
Правда, аппетита у Фридриха давно уже не было: аппетит пропал от сырого холода каменных стен, от ядовитых паров и растущего с каждым днем чувства безысходности.
– Мольтке, какая сегодня погода? – спросил Фридрих, переставляя блюда с едой на низкий столик.
Он знал, что слуга не ответит. Даже если бы у него появилось такое желание, у него не было возможности: герцог нарочно приставил к Фридриху глухонемого. Если Фридрих разговаривал с ним – то делал это просто для развлечения, да еще чтобы не разучиться говорить.
Мольтке вышел, забрав поднос.
Фридрих нехотя отломил кусочек хлеба, пожевал его.
И тут дверь снова отворилась.
Фридрих подобрался, проглотил хлеб и почтительно поднялся.
Он узнал эту тяжелую шаркающую походку, прежде чем увидел расшитый золотом камзол и грубое, надменное лицо своего господина, Карла Иеронима фон Буденбайера, герцога Мекленбургского.
Фридрих порадовался тому, что не поленился побриться и привести себя в пристойный вид.
Герцог неторопливо пересек комнату, подошел к столу, возле которого в смиренной позе стоял Фридрих, оглядел алхимика недовольным взглядом и произнес резко и неприязненно:
– Где мое золото?
– Ваша светлость, – Фридрих униженно согнулся, отступил на полшага и невольно закашлялся, – ваша светлость, мне нужно еще немного времени… последние опыты были весьма удачны, еще совсем немного, и золото будет…
– Я второй год слышу от тебя одно и то же! – рявкнул герцог, сверля его мрачным взглядом. – Еще немного… еще месяц… еще неделя… сколько раз ты мне это говорил? А сколько денег я потратил на твои химикаты? Мое терпение на исходе! Скоро начнется война, а моя казна пуста! Мне не на что снарядить и вооружить своих солдат, не говоря уже о том, чтобы нанять отряд швейцарских ландскнехтов! Золото нужно мне, как воздух!
Фридрих искоса взглянул на герцога.
Тот разозлился не на шутку. Одутловатое лицо побагровело, морщины на лбу сложились в древнееврейскую букву «шин». Дурной знак! Видно, герцог и вправду готовится к войне. А может, все проще – снова поссорился со своей любовницей, австриячкой, бесконечно требующей от него подарков и развлечений…
– Но, ваша светлость, я действительно близок к успеху! – пролепетал Фридрих, еще ниже склонившись. – Я получил тинктуру аурум, от которой всего один шаг до подлинного философского камня… позвольте, я покажу вам! – И он сделал шаг в сторону лаборатории.
Это был проверенный ход: герцог боялся входить в лабораторию. Он испытывал какой-то мистический, религиозный страх перед разноцветными препаратами, булькающими в колбах и тиглях, перед едкими запахами, заполняющими тесное помещение. Еще в самом начале своей работы Фридрих умело подогрел этот страх, проделав на глазах герцога пару нехитрых фокусов, которым научил его старый Рейни. Когда комната заполнилась ядовитым желто-зеленым дымом, герцог закашлялся, побледнел, перекрестился и выскочил прочь.
– Ни к чему! – рявкнул герцог, опасливо взглянув на низкую дверь. – Вот когда получишь золото – тогда другое дело! Но имей в виду: я даю тебе только одну неделю, а потом… ты помнишь, чем закончил твой предшественник?
Фридрих кивнул.
Еще бы, он помнил это очень хорошо.
Его предшественник, прежний алхимик герцога, тот самый старый Рейни, который научил Фридриха тайному мастерству алхимии, умер страшной смертью. Он три года жил при дворе герцога, пытаясь получить для того эликсир молодости, и в конце концов герцогу это надоело. Он приказал вывести старика на замковый двор. Там был разведен огромный костер, над которым кипел котел.
– Ну что, старик, тебе так и не удалось приготовить молодильное зелье? – осведомился герцог насмешливо.
– Ваша светлость, я уже близок к успеху! – ответил Рейнхард, трясясь от страха при виде костра. – Еще месяц… может быть, даже меньше…
– Ну вот, а у меня все получилось быстрее! – хохотнул герцог, переглянувшись со своими придворными. – Видишь этот котел? Сейчас ты войдешь в него дряхлым стариком, а выйдешь оттуда двадцатилетним юношей! Ты хочешь помолодеть, старик?
– Но, ваша светлость, я служил вам верой и правдой… – лепетал Рейни, упав на колени. – Пощадите, ваша светлость!..
– Как, неужели ты не хочешь помолодеть? – Герцог сделал знак двоим солдатам, и те поволокли упирающегося алхимика к костру. Он визжал в ужасе, а герцог и его придворные хохотали.
Они хохотали, когда перекошенное мукой лицо Рейни последний раз мелькнуло над кипящей водой и исчезло.
И только потом герцог перестал смеяться и, резко помрачнев, проговорил:
– Так будет с каждым, кто посмеет меня обмануть!
И смех придворных стих в ту же секунду. Каждый из свиты герцога внезапно понял, что тоже может однажды оказаться на месте старого алхимика.
А Фридрих, который присутствовал при этой сцене, подумал, верно ли он выбрал профессию…
– Это что же делается на свете! – причитал Глеб Борисович или его брат, Старыгин снова запутался в близнецах. – Что за ужасные времена настали, никому, ну совершенно никому нельзя верить!
– Что вы имеете в виду? – напрягся Дмитрий Алексеевич. – Вы думаете, что это я украл у вас солдатика? Как вы могли так подумать?! Да я сюда уже месяца два не заходил!
– Что вы, что вы! – Второй хозяин дернул своего брата за рукав. – На вас мы думать никак не можем, мы слишком хорошо вас знаем, но не просите, голубчик, и не уговаривайте, с витрины товар вам не покажем ни за что!
Старыгин пожал плечами, он и не собирался их уговаривать.
– Так же вот несколько дней назад набежала тут целая компания туристов – не то немцы, не то австрийцы, – недовольно заговорил один из братьев, – они тут неподалеку в ресторане обедали, ну и после заскочили поглядеть на наши диковинки. Удивительно беспардонная публика! Трогают все, шумят, галдят, увлеклись солдатиками этими, попросили показать. Что делать? Все же покупатели! В результате ничего не купили, а после, как стали мы обратно в витрину солдатиков убирать, одного недосчитались. Видно, кто-то из туристов как сувенир прихватил, пожалел денег на целый набор…
– Да он у нас и то неполный… – поддержал второй брат, – ну теперь если этого вернули, то, даст бог, и набор соберем…
– Что ты, Глебушка, – брат толкнул его локтем, но Старыгин уже заинтересовался:
– Откуда же вы их берете, солдатиков этих, да еще по одному?
– То-то, что по одному, – вздохнул Глеб Борисович. – Да ладно, Боренька, ему можно сказать, он свой… Понимаете, есть в городе один коллекционер, из старых еще, настоящих, профессор Переверзев. Большой специалист, но… стар стал, видит плохо и не слышит без аппарата, а как жена у него умерла, то из дому не выходит совсем. Навещает его племянник…
– Понятно, – помрачнел Старыгин.
– Старик продает с его помощью какие-то вещицы – жить-то надо, да в основном тому же племяннику денежки и идут, – также со вздохом продолжал Борис Борисович, – ну и потаскивает еще так кое-что по мелочи, пока дядя не видит… Ну, мы с ним и договорились…
– Вот оно как… – протянул Старыгин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12